Билевич, Николай Иванович

Николай Иванович Билевич
Дата рождения:	21 октября (3 декабря) 1812(1812-12-03)
Место рождения:	Курск
Дата смерти:	15 (27) июля 1860(1860-07-27) (47 лет)
Место смерти:	Курская губерния
Род деятельности:	писатель, педагог

Николай Иванович Биле́вич (1812—1860) — русский писатель и российский педагог XIX века, коллежский советник.

Биография

Родился 21 ноября (3 декабря) 1812 года в Курске в семье учителя гимназии. Учился в курском уездном училище и гимназии. В 15 лет поступил в гимназию высших наук князя Безбородко в Нежине, где учились Н. В. Гоголь, Н. В. Кукольник, Е. П. Гребёнка, Н. Я. Прокопович, и где преподавал его дядя, профессор М. В. Билевич. По окончании гимназии в 1830 году поступил в Московский университет, в течение нескольких месяцев слушал лекции словесного и юридического факультетов. По недостатку средств оставил университет и поступил учителем истории и географии в Московскую практическую академию.

Примерно в это же время поступил на место бухгалтера и управляющего письмоводством в конторе богоугодных заведений, состоящих в ведомстве московского попечительного совета. В 1836 году получил место преподавателя истории и статистики в старшем классе института обер-офицерских детей, готовящихся к поступлению в Московский университет, затем — учителя в женском Александровском училище, и, кроме того, давал уроки словесности в нескольких частных домах.

При этом, несмотря на обширные учительские занятия, он не оставлял литературы и в 1836 году выпустил «Простонародные рассказы».

Около 1839 года начальство воспитательного дома поручило Билевичу составить учебное руководство к преподаванию всеобщей истории. Он написал только «Древнюю историю», так как в 1840 году оставил службу в воспитательном доме, так как был назначен учителем русской словесности во вновь открытую третью московскую гимназию, из которой вскоре, по распоряжению попечителя учебного округа графа С. Г. Строганова, перемещён старшим учителем в дворянский институт. Одновременно он преподавал русскую словесность и археологию в сиротском доме и в Московском дворцовом архитектурном училище, исполняя в последнем обязанности учёного секретаря конференции училища. В 1848 году был назначен инспектором калужской гимназии, а в 1850 году переведён инспектором в первую московскую гимназию.

В 1853 году, в связи с ухудшившимся здоровьем, вышел в отставку и поселился в Курске. В 1854 году составил программу «Описания Курской губернии» и, по рассмотрении её в министерстве внутренних дел, утверждён в звании члена-производителя работ курского губернского статистического комитета с назначением заведующим комитетом.

Во время Крымской кампании, в 1855—1856 годах, был избран курским дворянством в депутаты от дворянства и состоял членом губернского комитета продовольствия войск крымской и южной армий.

В 1857 году был уволен от производства работ в статистическом комитете по слабости зрения, причём за ним оставлено общее заведование делами комитета и наблюдение за работами, в особенности по обработке «монографических трудов и по собиранию материалов для издания будущих памятных книжек».

Умер 15 (27) июля 1860 года в своём имении в селе Патепке Щигровского уезда Курской губернии.

Творчество

В начале 1830-х годов познакомился в Москве c Н. А. Полевым, у которого давал уроки, с Надеждиным и с Киреевскими. На вечерах у последних встречался с А. С. Пушкиным, В. А. Жуковским, Н. М. Языковым, посещал также литературные вечера М. Н. Загоскина, А. Ф. Вельтмана, Ф. Н. Глинки. Эти литературные знакомства скоро возбудили в нём влечение к литературным занятиям. Он выполнял переводы для журнала «Телескоп», затем написал несколько сатирических статей и в 1832 году издал их отдельной книгой под заглавием «Картинная галерея светской жизни, или Нравы XIX столетия».

Его «Простонародные рассказы», изданные анонимно в 1836 году, были встречены благосклонными отзывами Белинского и Сенковского и в 1839 году были изданы вторично под заглавием: «Святочные рассказы». В них собраны «былицы в лицах», шутливые, грустные и поучительные сказочно-фантастические истории. Наряду с заметной затруднённостью в передаче «простонародного» языкового колорита они отмечены непринуждённостью, с которой персонажи народной демонологии — черти, ведьмы, оживающие покойники — вписаны в повседневный быт, где им принадлежат роли незадачливых соблазнителей или, напротив, судей, наказывающих тех, у кого нечистая совесть («Белые колпаки, или Нездешние гости на здешнем свете», «Дедова история», «Зелёная птица», «Чудная встреча»). Одобряя книгу, Сенковский нашёл в ней «что-то русское — грубое, тяжёлое, мужицкое, но русское, национальное».

Опубликовал ряд статей в «Библиотеке для чтения» («О преподавании русского языка и словесности» (1846), повесть «Пётр Иванович Короткоумкин», (1853)), в «Москвитянине» («Об историческом значении Петровского-Разумовского» (1846), повесть: «Мечты и действительность» (1849)), в «Московском Городском Листке» («Николай Иванович Новиков», «Пребывание Карамзина в Москве» и «Русские писательницы XVIII и XIX веков» (1847)) и в «Московских ведомостях», («Коренная ярмарка в Курске» (1854)). Кроме того, перу Билевича принадлежат сказки «Журавль» (1846), «Сказка об Иване-Богатыре» (1847), статья «О цели и сущности гимназического образования» (1848).

Был любимым учителем Ф. М. Достоевского, оказавшим на последнего литературное и нравственное влияние. В своих книгах отстаивал православно-монархические, патриотические идеалы, выступая против космополитизма и западничества. Его статьи о русских писательницах XVIII и XIX веков до сих пор представляют ценность как историко-литературная работа.

Литература

• Билевич, Николай Иванович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Билевич, Николай Иванович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб., 1908. — Т. 3: Бетанкур — Бякстер. — С. 35-36.

Отрывок, характеризующий Билевич, Николай Иванович

– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.