Биленкин, Дмитрий Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дмитрий Биленкин

русский советский писатель
Имя при рождении:

Дмитрий Александрович Биленкин

Дата рождения:

21 сентября 1933(1933-09-21)

Место рождения:

Москва

Дата смерти:

28 июля 1987(1987-07-28) (53 года)

Место смерти:

Москва

Гражданство:

СССР СССР

Род деятельности:

прозаик

Годы творчества:

1958-1987

Направление:

научная фантастика

[www.rusf.ru/litved/biogr/bilenkin.htm f.ru/litved/biogr/bilenkin.htm]
[lib.ru/RUFANT/BILENKIN/ Произведения на сайте Lib.ru]

Дми́трий Алекса́ндрович Биле́нкин (21 сентября 1933, Москва — 28 июля 1987, Москва) — русский советский писатель-фантаст. Начал печататься в 1958. Первая публикация — рассказ «Откуда он?» (1958). Был членом редколлегии сборника «НФ». Лауреат премии им. И. Ефремова (1988, посмертно). Входил в творческий коллектив Павла Багряка, описанного им в рассказе «Человек, который присутствовал» (1971).



Биография

Родился и жил в Москве. Член СП СССР с 1975 года. Член КПСС с 1963 года. Основную сферу своих научных интересов выбрал ещё в школе. Профессиональную биографию начал как геохимик, окончив геологический факультет Московского государственного университета в 1958 году. Участвовал в нескольких геологических экспедициях, работал в Средней Азии и Сибири. Одновременно, с 1959 года, пришло увлечение научной журналистикой, началось сотрудничество с газетой «Комсомольская правда» (в качестве научного корреспондента выпускал «Клуб любознательных»), журналом «Вокруг света» (в качестве научного редактора).

Творческий дебют автора состоялся в 1958 году — рассказ «Откуда он?». Тогда же определилась доминирующие в творчестве писателя жанровые формы — рассказ и лаконичная повесть. В его ранних произведениях заметно тяготение к традиционной для 1960-х годов естественнонаучной фантастике, которое позже уступает интересу к человеку, его возможностям, нюансам психологии. В начальном периоде творчества многое в деятельности писателя определялось идеей просветительства. В это время в его творчестве доминирует интерес к новым и новейшим научно-техническим открытиям, технологиям, важнейшим из которых ему видится выход человека в космос. Именно в ближнем и дальнем окружении Земли часто разворачивается действие его рассказов и повестей, а в основе их сюжетов лежат, преимущественно, научно-фантастические гипотезы — эффекты, которые оказывает гравитация, сверхсветовые скорости, проблема контакта с инопланетным разумом и т. п. В названном ключе создавались произведения, вошедшие в сборники «Марсианский прибой», «Проверка на разумность» и другие — «Зримая тьма», «Грозная звезда», «Ничего, кроме льда», «Как на пожаре».

Вместе с тем уже в некоторых ранних произведениях писателя заметно стремление к углубленному решению психологических проблем. К концу 1970-х годов это направление становится в его творчестве доминирующим. Он обращается к вопросам экологии природы и экологии человека. Экспериментирует с идеей возможности «пересадки» человеческого разума животному («Город и Волк»), размышляет над тем, что будет, если «стереть совесть» в сознании ребёнка («Операция на совести»). Лучшим достижением этого периода стал цикл о Полынове («Приключения Полынова»), который путешествует по Земле и планетам Солнечной системы, разгадывая тайны природы, секреты мироздания, вступая при необходимости в борьбу с заговорщиками и тайными врагами человечества. Полынов — интеллектуал, учёный-психолог, и в своих действиях руководствуется открытиями и достижениями психологии, а не сверхъестественными способностями или техническими средствами будущего (этого персонажа можно назвать предшественником доктора Павлыша, любимого героя Кира Булычева). В цикл вошли три повести: «Десант на Меркурий» (1967), «Космический бог» (1967), «Конец закона» (1980). К ним примыкает повесть «Сила сильных» (1985), в которой действует уже не Полынов, а его потомок. В целом содержание этих произведений можно охарактеризовать следующим образом: «истинные творческие искания, в результате которых побеждает человеческий разум и доброта».

В последние двадцать с лишним лет жизни Биленкин выступал как профессиональный писатель и критик научной фантастики, активно пропагандировавший возможности и достоинства этого рода литературы.

Кир Булычёв написал про Биленкина:

Он стал писать фантастические рассказы, потому что для него это был «действенный способ» говорить о Земле, о её сути и её судьбе. Он всегда современен в своих книгах; где бы ни происходило там действие — в дальних галактиках или далеких временах, он говорил о нашем дне и нашей планете. Став учёным, потом журналистом, потом писателем, Биленкин остался русским просветителем, обращавшимся не только к разуму, но и к совести читателя.

— [www.rusf.ru/litved/biogr/bilenkin.htm Сайт «Русская фантастика». Д. Биленкин]

Напишите отзыв о статье "Биленкин, Дмитрий Александрович"

Ссылки

  • [lib.ru/RUFANT/BILENKIN/ Биленкин, Дмитрий Александрович] в библиотеке Максима Мошкова
  • [www.magister.msk.ru/library/extelop/authors/b/bilenkin.htm Библиография в экстелопедии фэнтези и научной фантастики], [www.zhurnal.ru/magister/library/extelop/authors/b/bilenkin.htm]
  • [www.rusf.ru/courier/current/rec_06.htm Юрий Ревич о сборнике Дмитрия Биленкина]
  • [fantlab.ru/autor474 Биография и библиография Дмитрия Биленкина] на FantLab.ru

Отрывок, характеризующий Биленкин, Дмитрий Александрович

Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.