Билли Бадд (опера)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Опера
Билли Бадд
англ. Billy Budd
Композитор

Бенджамин Бриттен

Автор(ы) либретто

Э. М. Форстер
Эрик Крозье[en]

Источник сюжета

повесть Германа Мелвилла «Билли Бадд»

Действий

4 с Прологом

Год создания

1951

Первая постановка

1 декабря 1951

Место первой постановки

Королевский театр Ковент-Гарден, Лондон

«Билли Бадд» (англ. Billy Budd, Op. 50) — опера Бенджамина Бриттена на либретто Э. М. Форстера и Эрика Крозье. Сюжет основан на незавершённой повести «Билли Бадд» Германа Мелвилла. Впервые опера в четырёх действиях была исполнена на сцене Королевского театра Ковент-Гарден в Лондоне 1 декабря 1951 года. Позднее Бриттен сократил произведение до двух действий с прологом и эпилогом.





История создания

Долгое время Э. М. Форстер интересовался повестью Мелвилла, её он обсуждал в своих Кларковских лекциях в Кембриджском университете. С Бриттеном Форстер встретился ещё до Второй мировой войны, их знакомство вскоре переросло в дружбу. В 1948 году писатель и композитор обсуждали возможные темы для либретто новой оперы, и, видимо, в ноябре того года Бриттен упомянул «Билли Бадда» в качестве возможной основы для него. Форстер написал текст совместно с Эриком Крозье[en], который постоянно сотрудничал с Бриттеном[1].

В 1949 году, когда Бриттен ещё работал над партитурой, на Венецианском международном фестивале состоялась премьера одноактной оперы «Билли Бадд» итальянского композитора Джорджо Федерико Гедини[en], однако она не привлекла к себе особого внимания.

Бриттен первоначально рассчитывал на то, что главную роль исполнит Джерент Эванс[en], который подготовил её, но отказался от исполнения, так как партия была слишком высока для его голоса. Композитор заменил его Теодором Аппманом[en], Эванс пел другую роль — Флинта[2]. Премьерой дирижировал сам Бриттен, после спектакля занавес поднимался 17 раз. Исполнивший заглавную партию Аппман был признан новой звездой оперной сцены.

Особенностью этой оперы является то, что в ней предусмотрены партии только для мужских голосов.

Четырёхактная версия в 1960 году была сокращена Бриттеном до двухактной для трансляции по Би-би-си. Сыграло свою роль и то, что со временем голос Питера Пирса, для которого была написана роль Вира, значительно изменился с возрастом.

Российская премьера состоялась в 2013 году в Михайловском театре в Санкт-Петербурге[3].

Роли

Роль Певческий голос Премьера,
1 декабря 1951 года
(Дирижёр: Бенджамин Бриттен)[4]
Эдвард Вир, капитан HMS Indomitable тенор Питер Пирс
Билли Бадд, формарсовый матрос баритон Теодор Аппман
Джон Клэггарт, старшина корабельной полиции бас Фредерик Дальберг[en]
Мистер Редбёрн, Первый лейтенант баритон Харви Алан
Мистер Флинт, Мастер бас-баритон Джерент Эванс
Лейтенант Ретклифф баритон или бас Майкл Лэнгдон
Рыжая борода, «прессованный» тенор Энтони Марлоу
Дональд баритон Брайан Дрейк
Датчанин, старый моряк бас Иниа Те Вьята[en]
Новичок тенор Уилям Макальпин[en]
Друг Новичка баритон Джон Кэмерон
Крыса тенор Дэвид Три
Боцман бас Рональд Льюис
Первый помощник бас Риддерх Девис[en]
Второй помощник бас Хуберт Литтелевуд
Вперёдсмотрящий тенор Эмлин Джонс
Артур Джонс, «прессованный» тенор или баритон Алан Хобсон
Юнга разговорная роль Питер Флинн
Четыре гардемарина дискант Брайан Эттридж, Кеннет Нэш, Питер Спенсер, Колин Уэллер
Хор: Гардемарины, «пороховые обезьяны» (мальчики из оружейной команды), офицеры, моряки, барабанщики, морские пехотинцыХор Королевской оперы и детский хор из Kingsland Central School

Сюжет

Место действия: Борт семидесятичетырехпушечного HMS Indomitable Время действия: 1797 год

Пролог

Капитан Эдвард Ферфакс Вир вспоминает время своей службы в военно-морском флоте. Ему не даёт покоя воспоминание о событиях, произошедших на борту его корабля HMS Indomitable летом 1797 года и деле матроса Билли Бадда.

Акт 1

На борт «Неустрашимого» вербовщики привозят с торгового судна троих новых матросов. Один из новеньких — молодой парень по имени Билли Бадд — вскоре станет всеобщим любимцем экипажа.

В разговоре с Билли ненавидимый всей командой старшина Клэггарт замечает его недостаток: когда он волнуется, начинает заикаться и не может вымолвить ни слова.

Жизнерадостный Билли громко прощается с торговым судном «Права человека» — его возглас принимается офицерами как призыв к бунту. Клэггарт приказывает своему помощнику Крысе не спускать с новичка глаз.

Мимо Билли проводят еле стоящего на ногах Новичка, только что подвергшегося наказанию плетьми. Билли потрясён жестокостью наказания, но уверен, что если он будет соблюдать правила, то избегнет опасности. Старый моряк Датчанин даёт ему из-за его наивности прозвище «Бэби Бадд».

Офицеры, собравшись в капитанской каюте, обсуждают революционные события во Франции и бунты на английских военных кораблях, спровоцированные ими. Офицеры подозревают, что Билли — опасный смутьян, но капитан разуверяет их.

Вечером Билли застаёт Крысу роющимся в его вещах. Билли и Крыса дерутся, Клэггарт разнимает их и сажает своего соглядатая под арест.

Акт 2

Клэггарт продолжает преследовать Бадда; по наущению старшины Новичок безуспешно пытается подкупить Билли: тот должен возглавить бунт насильно завербованных. Чтобы понять, что происходит Бадд, обращается за советом к Датчанину, тот предостерегает Бадда: Клэггарт не оставит его в покое, надо быть настороже. Однако Билли не хочет верить этому.

Акт 3

Клэггарт пытается рассказать капитану, что Билли — смутьян, однако не успевает. Где-то рядом с «Неустрашимым» находится французский корабль, туман, скрывавший его, рассеивается. Вир приказывает преследовать противника. «Неустрашимый» даёт неудачный залп по вражескому кораблю, ветер стихает, и туман снова скрывает «француза».

Клэггарт возобновляет свои ложные обвинения, Вир уверен, что это не так. Капитан приглашает Билли в свою каюту, там Клэггарт повторяет всё в лицо матросу. От неожиданности Бадд страшно заикается и не может вымолвить ни слова в ответ на клевету, в отчаянии он ударяет старшину и убивает его.

Вир знает, что Бадд невиновен, но, по законам военного времени, матрос должен быть казнён через повешение.

Акт 4

Билли ждет исполнения приговора. Датчанин приносит ему грог и печенье (религиозная метафора). Бадд покорно принимает свою судьбу. От Датчанина он узнаёт, что экипаж готов к бунту и просит остановить моряков. На рассвете Билли казнят, перед смертью он благословляет капитана Вира.

Эпилог

Через много лет Вир признает, что потерпел поражение. Он знает — Билли спас и благословил его: «Я заметил парус в буре … »

Напишите отзыв о статье "Билли Бадд (опера)"

Примечания

  1. James Fenton[en] [www.theguardian.com/music/2005/dec/02/classicalmusicandopera.hermanmelville The sadist and the stutterer] (англ.) // The Guardian. — 2005.
  2. Cooke, Mervyn; Reed, Philip (1993). Benjamin Britten, Billy Budd. Cambridge University Press. p. 161. ISBN 9780521387507.
  3. Олег Кармунин. [izvestia.ru/news/543762 «Билли Бадд» Бенджамина Бриттена впервые поставлен в России]. Известия.
  4. The Operas of Benjamin Britten. — London: Hamish Hamilton, 1979. — ISBN 0-241-10256-1.

Литература

  • Mervyn Cooke. Philip Reed. [books.google.ru/books?id=OqVWQEwSROEC&dq=Billy+Budd+Britten&hl=ru&source=gbs_navlinks_s Benjamin Britten: Billy Budd]. — Cambridge University Press, 1993. — ISBN 0-521-38750-7.
  • Philip Brett. Jenny Doctor. Music and Sexuality in Britten: Selected Essays. — University of California Press, 2006. — С. 70—80. — ISBN 978-0-520-24609-6.

Ссылки

  • [www.mikhailovsky.ru/afisha/repertoire/billy_budd/ «Билли Бадд» в Михайловском театре]

Отрывок, характеризующий Билли Бадд (опера)

– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.