Джоэл, Билли

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Билли Джоэл»)
Перейти к: навигация, поиск
Билли Джоэл
Billy Joel
Основная информация
Полное имя

Уильям Мартин Джоэл

Дата рождения

9 мая 1949(1949-05-09) (74 года)

Место рождения

Бронкс, Нью-Йорк, США

Годы активности

1964 — по настоящее

Страна

США США

Инструменты

аккордеон, вокал, клавишные

Жанры

рок-н-ролл
поп-рок
софт-рок
современная классическая музыка

Лейблы

Columbia Records

[www.billyjoel.com/ Официальный сайт]

Би́лли Джо́эл (англ. Billy Joel, полное имя Уи́льям Ма́ртин Джо́эл, англ. William Martin Joel; род. 9 мая 1949, Бронкс) — американский автор-исполнитель песен и пианист, один из шести наиболее продаваемых артистов в США за всю историю страны. Обладатель шести наград «Грэмми», в том числе в таких престижных номинациях, как «альбом года» («52nd Street», 1979), «запись года» и «песня года» («Just the Way You Are», 1978).





Биография

Родился в довольно бедной еврейской семье. Его отец, Ховард Джоэл, работал в электрической компании, а в свободное время играл дома классику на пианино.

В четыре года Билли начал учиться игре на фортепиано. Устав от постоянных побоев на улице, он решил стать боксёром и провёл на ринге 22 успешных боя, пока ему не сломали нос. 16-летнего Джоэла, хорошо игравшего на пианино, пригласили стать клавишником в дворовой команде The Echoes. В школе учился плохо: посвятив все своё время музыке вместо учёбы, Джоэл школу так и не окончил. С 1967 по 1969 годы он играл в группе The Hassles, с которыми было записано два альбома, а затем записывался с одним из её участников в составе дуэта Attila. Они играли странный, психоделический хард-рок — без гитар, Билли Джоэл — на электронном органе и вокале, Джон Смолл — на ударных. Их единственный одноимённый альбом Attila был записан на студии Universal, но оказался полностью провальным и на прилавках магазинов так и не появился. Дуэт распался.

После того, как Джоэл увёл жену у Джона Смолла, своего товарища по дуэту Attila, его музыкальная карьера зашла в тупик. Молодой музыкант впал с серьёзную депрессию, во время которой выпил бутылочку с лаком для мебели, чтобы свести счёты с жизнью. После недельного курса лечения в психиатрической лечебнице (обязательного в случае попытки самоубийства), он принял решение заняться сольной музыкальной карьерой и опрометчиво заключил пожизненный контракт на 10 альбомов с малоизвестным лейблом Family Productions. Впоследствии ему стоило немалых усилий освободиться от обязательств по этому контракту (логотип Family Productions присутствовал на всех последующих альбомах Джоэла с 1971 по 1987 год, а Джоэл был вынужден отчислять владельцу Family Productions 1 доллар с каждого проданного им альбома вплоть до 1987 года). В ноябре 1971 под лейблом Family Productions вышел первый сольный альбом Cold Spring Harbor, но некоторые дорожки на нём были по ошибке записаны в ускоренном формате, что делало его малопригодным для прослушивания. Сама же Family Productions не торопилась продвигать пластинку, она так и не появилась в музыкальных магазинах. Вся эта ситуация настолько разозлила музыканта, что он решил прекратить все отношения со своим продюсером Арти Рипом (Artie Ripp) и владельцем Family Productions: Джоэл, нарушив условия контракта, тайно уехал в Лос-Анджелес, и под вымышленным именем Билл Мартин (Bill Martin) устроился пианистом в местный бар «Executive Room», где проработал около полугода. Впоследствии, эта работа в баре и легла в основу его знаменитого хита 1973 года «Piano Man».

Когда его песня 1972 года «Captain Jack», записанная в живом радиоконцерте, стала хитом на местной радиостанции Филадельфии WMMR, лейбл Columbia Records счёл Джоэла многообещающим автором-исполнителем, который в перспективе может составить конкуренцию Элтону Джону.

В конце 1973 года Columbia выпустила альбом Джоэла Piano Man, заглавная композиция которого была основана на впечатлениях от выступлений в баре в Лос-Анджелесе. С годами эта песня стала его визитной карточкой и вошла в составленный по опросу журнала «Rolling Stone» список 500 лучших песен всех времён.

Следующий альбом Streetlife Serenade (1974) оказался не очень успешным, а по мнению Джоэла его вообще не следовало выпускать.

В 1975 году, после трёх лет, проведённых в Лос-Анджелесе, вернулся в Нью-Йорк. Под влиянием этого события была написана одна из популярнейших его классических композиций — «New York State of Mind» (также хорошо известная в исполнении Барбры Стрейзанд). Песня вошла в альбом Turnstiles (1976), который Джоэл спродюсировал сам, и в записи которого впервые участвовали члены его концертной группы, а не приглашённые музыканты. Этот альбом был сочтён провальным и достиг лишь 122-го места в Billboard 200. Сама же песня «New York State of Mind» впоследствии стала практически негласным гимном Нью-Йорка.

Осенью 1977 года Джоэл окончательно доказал свой талант хитмейкера, выпустив альбом The Stranger, который был полон шлягеров и в конечном счёте разошёлся тиражом в 7 миллионов экземпляров. Это был его первый альбом, записанный в сотрудничестве с продюсером Филом Рамоном (Phil Ramone), с которым Джоэл потом сотрудничал вплоть до 1987 года.

Окончательно утвердил его в статусе суперзвезды следующий диск — 52nd Street (1978), который провёл восемь недель на первой строчке Billboard 200 и только за первый месяц продаж был реализован тиражом в два миллиона. Хотя ведущие музыкальные критики набросились на эту пластинку, обвиняя её в невыносимой пафосности, Джоэл забавлял своих поклонников, разрывая подобные рецензии на своих концертах в клочья и бросая их в толпу. Вообще говоря, невозможно было отрицать дар Джоэла с лёгкостью сочинять мелодичные баллады, однако — как это было с Полом Маккартни и Бёртом Бакараком — рок-критики полагали, что за запоминающейся мелодией не стоит подлинного содержания, а аранжировкам не хватает оригинальности.

В 1980 году Джоэл на протяжении шести недель оккупировал верхнюю позицию в чартах продаж с альбомом Glass Houses, который замышлялся как ответ «новой волне» в музыке. В самой популярной песне этого альбома — «It’s Still Rock’n’Roll to Me», певец подтверждал свою приверженность старому доброму рок-н-роллу 1950-х. Получив очередную «Грэмми» за лучший мужской рок-вокал, Джоэл выпустил сборник Songs in the Attic («Песни с чердака») — запись концертного исполнения песен со своих ранних, не очень известных альбомов. В начале 1982 года он получил травму левой руки, попав в аварию на мотоцикле, развёлся с первой женой Элизабет Вебер (бывшей также его менеджером).

Осенью 1982 года был выпущен концептуальный альбом The Nylon Curtain, который был положительно встречен критиками, а по серьёзности песен мог составить конкуренцию Брюсу Спрингстину, однако результаты его продаж оказались довольно скромными.

В 1983 году Джоэл записал свой самый стильный, по мнению многих наблюдателей, альбом — An Innocent Man, который был задуман как дань уважения и восхищения музыке пятидесятых. Выпущенный с этого диска танцевальный сингл «Tell Her About It» достиг первого места в Billboard Hot 100, в то время как в Великобритании на первое место попала ещё одна жизнерадостная песня — «Uptown Girl» (также известна в интерпретации группы Westlife). Ключом к успеху альбома было то, что на основные треки были сняты видеоклипы, которые крутило созданное в то время MTV. Вдохновлённый этим успехом, Джоэл выпускает двойной альбом величайших хитов, который стал одним из самых кассовых двойных альбомов в истории США.

В 1986 году выходит новый диск The Bridge со шлягером «A Matter of Trust». Это был последний альбом, на котором присутствовал логотип Family Productions. В записи альбома приняли участие такие известные исполнители, как Рэй Чарльз, Стив Уинвуд и Синди Лаупер. Также, это был последний альбом, записанный совместно с продюсером Филом Рамоном.

В 1987 году Джоэл удивил многих поклонников, отправившись с концертами в СССР в рамках мирового тура с The Bridge. Музыкант дал концерты в Ленинграде (в СКК им. Ленина, ныне Петербургский СКК, три концерта 2, 3 и 5 августа), Тбилиси и Москве (в спорткомплексе «Олимпийский» три концерта 26, 27 и 29 июля), а также выступил в телепрограмме «Музыкальный ринг», где исполнял свои песни сольно и отвечал на вопросы зрителей в зале. Как он позднее вспоминал, в столичных залах преобладали партийные работники, получившие билеты «по распределению», которых завести было достаточно сложно. Однако, поняв, что они попали не туда, куда ожидали, и что концерт для них слишком «громкий», эти люди покидали зал и отдавали свои билеты молодёжи, которая стояла у входа в «Олимпийский» и не смогла попасть на концерт[1]. На одном из этих концертов Джоэл во время исполнения песни «Sometimes a Fantasy» закричал: «Stop lighting the audience!» («перестаньте светить на публику!»), перевернул на сцене электронное пианино, а затем стал бить микрофоном по роялю, при этом продолжая исполнять песню. Как впоследствии объяснил сам Джоэл, все концерты в СССР снимались на видео, и осветители проигнорировали его просьбу не светить зрителям в лицо[1]. Живая запись ленинградского выступления легла в основу двойного альбома «Концерт»[en] (название пишется на кириллице и в оригинале)[2].Под впечатлением от общения с советскими людьми он сочиняет песню "Leningrad" вошедшую в альбом 1989 года "Storm Front". В 2014 году запись выступления концертов в Ленинграде издана на DVD и Blu-ray дисках ("A Matter of Trust — The Bridge to Russia"), а также выходит документальный фильм о пребывании артиста в СССР. Фильм посвящён Виктору Разинову (с ним артист познакомился и подружился), и всем советским людям открывшим своё сердце рок-энд-роллу.

В результате советских гастролей Джоэл потерял более миллиона долларов, уволил своего импресарио и расстался с продюсером Филом Рамоном, который помогал ему в записи предыдущих дисков.

В 1989 году Джоэл снова вернулся на первую строчку Billboard Hot 100. Его новый сингл «We Didn’t Start the Fire» представлял собой каталог ключевых имён и событий послевоенной истории. Этот сингл вошёл в умеренно успешный альбом Storm Front (1-е место в США), звучание которого было самым тяжёлым за всю сольную карьеру артиста. Storm Front был спродюсирован совместно с Миком Джонсом (Mick Jones, группа Foreigner), с которым в дальнейшем Джоэл более не сотрудничал. Также, в записи альбома участвовала полностью обновлённая команда музыкантов, за исключением ударника Либерти Де-Витто (Liberty De-Vitto).

Студийный альбом «River of Dreams» (1-е место в США) был выпущен летом 1993 года, и вновь с полностью обновлённой командой музыкантов. Особенный успех сопутствовал заглавному треку и снятому на него клипу. После этого Джоэл объявил о том, что не намерен записывать новые диски с популярными мелодиями, решив посвятить себя написанию классической музыки. Пока что он держит это обещание. Между тем время от времени появляются записи его концертов: Джоэл часто выступает со своим кумиром и другом Элтоном Джоном. В 1999 году его имя было занесено в Зал славы рок-н-ролла, а на Бродвее был поставлен мюзикл «Movin’ Out», названный по одноимённой композиции из альбома 1977 года Stranger и составленный из классических номеров репертуара Джоэла.

В ночь с 1999 на 2000 год, в рамках празднования миллениума, прошёл трёхчасовой концерт Джоэла в Мэдисон-сквер-гарден, часть новогоднего выступления транслировалась в прямом эфире по американскому телевидению. Впоследствии этот концерт выпущен в виде двойного альбома Night 2000 Millenium Concert. Однако поклонники певца, сравнив пиратские записи этого концерта с релизом, пришли к выводу, что бо́льшая часть песен сильно отличается от самого концерта, и либо записана на другом концерте этого тура, либо значительно отредактирована. Скорее всего, такая кардинальная правка концертной записи в официальном релизе, была предпринята в связи с тем, что певец был не в голосе, и на любительских записях прослеживается большое количество ошибок и «ляпов» в исполнении песен. Пресс-служба певца отрицает внесение каких-либо изменений в финальную версию концерта.

В 2001 году вышел студийный альбом Fantasies & Delusions, где Джоэл выступает только в роли композитора. Альбом, составленный исключительно из классических композиций, был исполнен сольно на рояле классическим музыкантом корейского происхождения Ричардом Чу (Richard Joo). По заявлению самого Джоэла, для правильного исполнения классической музыки его собственный «рок-н-рольный» стиль игры на рояле категорически не подходит, к тому же после аварии 1982 года у него так и не восстановился сломанный большой палец левой руки, поэтому для записи этого альбома был приглашён академический пианист, лауреат конкурса имени Стравинского.

В 2006 году после большого перерыва Джоэл отправился в мировое турне в поддержку бокс-сета My Lives. В бокс-сет вошли 4 диска с ранее неиздававшимися композициями и демозаписями. В рамках этого концертного тура только в нью-йоркском Мэдисон-Сквер-Гарден было сыграно 12 концертов подряд, что стало новым рекордом этой площадки и было отмечено специальным баннером с цифрой 12, размещённым на стене этого концертного зала. В честь этого события в том же 2006 году был выпущен четвёртый по счёту двойной концертный альбом Джоэла 12 Gardens. В концертном туре был уволен постоянный и бессменный ударник группы с 1975 года — Либерти Де-Витто, заменённый на Чака Бёрджи (Chuck Burgi), отношения между Джоэлом и Де-Витто ухудшились настолько, что в 2009 году последний подал на Джоэла в суд с требованием присудить в его пользу часть авторских гонораров за альбомы, выпущенные с 1975 по 1990 годы, утверждая, что является соавтором многих композиций, несмотря на то, что это не указано в самих альбомах.

В 2007 году был выпущен юбилейный бокс-сет, посвящённый 30-летию выпуска альбома «Stranger» (1977). В бокс-сет вошли 3 диска: сам альбом Stranger, ранее не издававшийся концерт 1977 года в Карнеги-холл, и DVD-диск с видеоконцертом 1978 года, записанный в Великобритании для ночной программы телеканала BBC «Old Grey Whistle Test».

Личная жизнь

В 1973 году женился на Элизабет Вебер — бывшей жене своего друга Джона Смолла. Развелись в 1982 году.

Вторая жена — супермодель Кристи Бринкли, поженились 1985 году, в том же году у них родилась дочь Алекса Рэй Джоэл, последовавшая по стопам отца и также ставшая певицей. Брак продлился 9 лет: в 1994 году пара развелась.

В 2004 году женился на 24-летней Кейт Ли, брак продлился 5 лет до 2009 года.

Дискография

Студийные альбомы

Интересные факты

  • Среди радиопередач, предлагаемых авиакомпанией Air Berlin пассажирам на дальних рейсах, присутствует отдельный канал «Billy Joel»[3].
  • В 1987 году Билли Джоэл озвучивал Пса Доджера в мультфильме «Оливер и компания».

Напишите отзыв о статье "Джоэл, Билли"

Примечания

  1. 1 2 [query.nytimes.com/gst/fullpage.html?res=9B0DE6DD153EF934A15754C0A961948260&sec=&spon=&pagewanted=print A Rocking Billy Joel Breaks Through Soviet Reserve] // The New York Times
  2. [www.billyjoel.com/news/billy-joel-matter-trust-bridge-russia-release-2cd-live-album-dvd-bluray-concert-film-deluxe A Matter of Trust — The Bridge to Russia] // BillyJoel.com
  3. [www.airberlin.com/site/affiliate/service/bordunterhaltung_kurz_mittel.pdf Air Berlin — Обслуживание на борту — Развлекательная программа на рейсах большой дальности]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Джоэл, Билли

– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг'ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.