Билль о правах (США)

Билль о правах (англ. Bill of Rights) — неофициальное название первых десяти поправок к Конституции США, которые закрепляют основные права и свободы человека и гражданина. Поправки были предложены Джеймсом Мэдисоном 25 сентября 1789 года на заседании Конгресса США первого созыва и вступили в силу 15 декабря 1791 года. Впервые на общегосударственном уровне единообразно был определён правовой статус гражданина США, очерчены сферы федерального контроля за соблюдением гражданских прав и свобод, которые также впервые в истории конституционного законодательства были построены как запреты и ограничения, наложенные в первую очередь на сами законодательные органы.

По мнению Н. А. Крашенинниковой, условно текст Билля о правах можно разделить на две части: в первой из них закреплены классические демократические права и свободы граждан, а во второй — гарантии их реализации, названные в Пятой поправке «надлежащей правовой процедурой».

История

Отсутствие в тексте Конституции США статей, гарантирующих гражданские права, уже в первые годы существования американского государства стало одной из основных тем политических разногласий, ассоциировавшихся со специфическими групповыми и партийными интересами. От президента, правительства и конгресса ожидали обещанного ещё Конституционным конвентом правового документа, который гарантировал бы гражданам страны их права и свободы.

На протяжении четырёх лет после принятия Конституции в конгресс стекались многочисленные предложения штатов. Основные из предложенных поправок нашли отражение в подготовленных Джеймсом Мэдисоном дополнениях, содержавших гарантии прав на свободу вероисповедания, слова и печати, свободу собраний, прав на хранение и ношение оружия, на неприкосновенность личности и жилища, на справедливое отправление правосудия и введение суда присяжных. Эти статьи составили десять первых поправок к Конституции США, утверждённых конгрессом 25 сентября 1791 года. После ратификации этих поправок законодательными собраниями штатов с 15 декабря 1791 года, они стали составной частью Конституции США под общим неофициальным названием Билль о правах. Основным автором проекта был Мэдисон, но в подготовке и принятии документа важную роль сыграл также Томас Джефферсон, в то время посол во Франции. Его переписка с Мэдисоном оказала влияние на текст документа.

В проект Билля о правах входило 12 поправок, однако поправка, устанавливающая формулу расчёта количества депутатов в Палате представителей по результатам переписи, которая проходила бы каждые десять лет, так и не была ратифицирована (хотя де-факто подобный принцип применяется и поныне). Вторая поправка, запрещающая вступление в силу законов, изменяющих размер жалования сенаторов и представителей до их переизбрания, вступила в силу только в 1992 году и стала Двадцать седьмой поправкой.

Список поправок

#	Поправка	Дата предложения	Дата вступления в силу	Полный текст
№ 1	Свобода слова, свобода религии, свобода прессы, свобода собраний, право на подачу петиции	25 сентября 1789	15 декабря 1791	Текст
№ 2	Право хранить и носить оружие	25 сентября 1789	15 декабря 1791	Текст
№ 3	Запрещено размещать солдат в частных домах без согласия владельца	25 сентября 1789	15 декабря 1791	Текст
№ 4	Запрет произвольных обысков и арестов	25 сентября 1789	15 декабря 1791	Текст
№ 5	Право на надлежащее судебное разбирательство, право не свидетельствовать против себя, гарантия частной собственности	25 сентября 1789	15 декабря 1791	Текст
№ 6	Права обвиняемого, в том числе право на суд присяжных	25 сентября 1789	15 декабря 1791	Текст
№ 7	Право на суд присяжных в гражданских делах	25 сентября 1789	15 декабря 1791	Текст
№ 8	Запрет чрезмерных залогов и штрафов, жестоких и необычных наказаний	25 сентября 1789	15 декабря 1791	Текст
№ 9	Перечисление прав в Конституции не должно трактоваться как умаление остальных прав	25 сентября 1789	15 декабря 1791	Текст
№ 10	Полномочия, которые Конституция прямо не относит к ведению Соединённых Штатов, сохраняются за штатами и гражданами	25 сентября 1789	15 декабря 1791	Текст

Ссылки

• [www.loc.gov/rr/program/bib/ourdocs/billofrights.html Primary Documents in American History: The Bill of Rights]. Библиотека Конгресса. [www.webcitation.org/65gFtzSp0 Архивировано из первоисточника 24 февраля 2012].
• [www.archives.gov/exhibits/charters/bill_of_rights.html Bill of Rights] на сайте Национального управления архивов и документации

Отрывок, характеризующий Билль о правах (США)

И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.