Бильфингер, Георг Бернгард

Георг Бернгард Бильфингер
нем. Georg Bernhard Bilfinger
Место рождения:	Штутгарт
Место смерти:	Штутгарт
Страна:	Священная Римская империя
Научная сфера:	физика, философия, математика, педагогика
Учёное звание:	академик СПбАН
Альма-матер:	Виттенбергский университет
Научный руководитель:	Христиан фон Вольф

Георг Бернгард Бильфингер (встречается также написание фамилии в виде Бюльфингер, нем. Georg Bernhard Bilfinger или нем. Bülfinger; 1693—1750) — немецкий физик, философ, математик, педагог и государственный деятель; академик (1726) и иностранный почётный член (1731) Петербургской академии наук, один из основателей Физического кабинета Академии Наук.

Биография

Георг Бернгард Бильфингер родился 23 января 1693 года в городе Бад-Канштадте (ныне Штутгарт) в семье лютеранского пастора. В детстве он проявлял большие способности, и сначала посвятил себя богословию, но затем основательно занялся математикой и философией.

Получил высшее образование сперва в Тюбингенском, а затем в Виттенбергском университете, где слушал лекции Христиана фон Вольфа, с которым тесно сошёлся. В 1721 году, после двух лет обучения по Вольфу, он стал профессором философии в Галле, а в 1724 году профессором математики.

По возвращении в Тюбинген Г. Б. Бильфингер получил место экстраординарного профессора философии и преподавал математику в существовавшей при университете самостоятельной школе для детей аристократов — «Collegium illustre».

К этому времени относятся два его труда, которыми он приобрёл известность:

1. «De harmonia animi et corporis» который был издан в 1723 году, а через 11 лет попало в Риме в «Index Librorum Prohibitorum» — список публикаций, которые были запрещены Римско-Католической Церковью.
2. «Dilucidationes philosophicae de Deo, anima humana» (1726 год), в котором учёный излагал и защищал метафизику Готфрида Вильгельма Лейбница и Вольфа и за которое даже его коллеги удалялись от него, как от атеиста. Теологи старались оттолкнуть от него слушателей и замедляли повышение его в ординарные профессора.

В это сложное для Бильфингера время, его пригласили в члены недавно основанной указом Петра Великого Петербургской академии наук. В 1724 году его рекомендовал президенту Академии Лаврентию Лаврентьевичу Блюментросту, и учёный был принят на пять лет на кафедру логики, метафизики и морали с обязательством привезти с собой одного или двух студентов.

27 декабря 1725 года состоялось первое публичное заседание академии, на котором «профессор ФΎзики Эξпериментальныя о фиорическия Господин Георгии Бернгард Билфингер» произнес на латинском языке речь.

По желанию Остермана, главного воспитателя российского императора Петра II, учёному было поручено написать инструкцию для обучения юного монарха, которая напечатана была на русском и немецком языках. Кроме того, Георг Бильфингер занимался составлением для Петра II учебника новой истории.

Во второй половине своего пребывания в Петербурге ему пришлось стать в неприятные отношения к некоторым членам Академии. Особенно преследовал его Иоганн-Даниил Шумахер — секретарь Академии, близко стоявший к президенту Блюментросту и успевший восстановить последнего против Бильфингера. Кроме Шумахера, Бильфингер (а с ним и Якоб Герман) был в открытой вражде с Даниилом Бернулли и Христианом Мартини (рекомендованным Академии тем же Вольфом и возглавлявшим кафедру логики и метафизики).

В январе 1731 года Георг Бильфингер вместе с Германом оставил Российскую империю и по возвращении в Вюртемберг был назначен профессором богословия в Тюбингене. Он имел значительное влияние и на дела этой страны, когда на вюртембергский престол вступил Карл Александр (герцог Вюртемберга), оказывавший личное к нему расположение.

До конца своей жизни учёный не прерывал отношений с академией Санкт-Петербурга и даже вел весьма любезную переписку с Шумахером.

В 1731 году он произнес в Тюбингене речь о достопримечательностях Санкт-Петербурга.

В 1735 году в Тюбингене напечатана была другая работа Бильфингера: «Stefani Javorskii metropolitae resanensis et muromiensis discursus de poena haeriticorum», написанная в опровержение известной книги Риберы. В 1739 году академик прислал в Петербург две свои статьи по фортификации, которой занимался в угоду герцогу Карлу.

В 1739 году президент Академии Иоганн Альбрехт Корф сделал представление в Кабинет о новом, изобретенном Г. Б. Бильфингером способе укрепления городов и просил наградить последнего для поощрения и других учёных «своими изобретениями распространять славу ея императорского величества», и сенат 22 февраля 1740 года дал знать, что императрица приказала выдать ему 1000 рублей (огромную по тем временам сумму).

Под конец своей жизни Бильфингер также занимался ботаникой, и в комментариях Санкт-Петербургской академии были напечатаны три его ботанические статьи. В академическом издании «Commentarii асаdemiae scientiarum petropolitanae» помещено 13 его статей, и одна в «Novi commentarii», большей частью по естествознанию; некоторые из них были переведены на немецкий язык Мюллером в I части сборника «Physikalische und medicinische Abhandlungen der Kayserlichen Academie der Wissenschaften in Petersburg» (Рига, 1782). На русском языке были напечатаны в «Кратком описании комментариев Академии наук» (СПб., 1782) две статьи его: «О причине тяжести от движения вихрей» и «О направлении барометров».

Георг Бернгард Бильфингер скончался 18 февраля 1750 года в родном городе.

Король Пруссии Фридрих II отзывался об Бильфингере, как о величайшем учёном, о котором он всегда будет вспоминать с восхищением.

Литература

• Бильфингер, Георг-Бернгард // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Пекарский П. П.  [www.archive.perm.ru/PDF/lichn/subbotin/для%20САЙТА/02832_Пекарский%20П.%20П.%20История%20Императорской%20Академии%20наук%2001%201870_0.pdf История Императорской академии наук в Петербурге. Т. 1]. — СПб., 1870. — LXVIII + 774 с.
• Храмов Ю. А. Бюльфингер Георг Бернгард // Физики: Биографический справочник / Под ред. А. И. Ахиезера. — Изд. 2-е, испр. и дополн. — М.: Наука, 1983. — С. 50. — 400 с. — 200 000 экз. (в пер.)

Отрывок, характеризующий Бильфингер, Георг Бернгард

– Non, ce n'est rien, je voulais dire seulement… [Нет, ничего, я только хотел сказать…] (Он намерен был повторить шутку, которую он слышал в Вене, и которую он целый вечер собирался поместить.) Je voulais dire seulement, que nous avons tort de faire la guerre рour le roi de Prusse. [Я только хотел сказать, что мы напрасно воюем pour le roi de Prusse . (Непереводимая игра слов, имеющая значение: «по пустякам».)]
Борис осторожно улыбнулся так, что его улыбка могла быть отнесена к насмешке или к одобрению шутки, смотря по тому, как она будет принята. Все засмеялись.
– Il est tres mauvais, votre jeu de mot, tres spirituel, mais injuste, – грозя сморщенным пальчиком, сказала Анна Павловна. – Nous ne faisons pas la guerre pour le Roi de Prusse, mais pour les bons principes. Ah, le mechant, ce prince Hippolytel [Ваша игра слов не хороша, очень умна, но несправедлива; мы не воюем pour le roi de Prusse (т. e. по пустякам), а за добрые начала. Ах, какой он злой, этот князь Ипполит!] – сказала она.
Разговор не утихал целый вечер, обращаясь преимущественно около политических новостей. В конце вечера он особенно оживился, когда дело зашло о наградах, пожалованных государем.
– Ведь получил же в прошлом году NN табакерку с портретом, – говорил l'homme a l'esprit profond, [человек глубокого ума,] – почему же SS не может получить той же награды?
– Je vous demande pardon, une tabatiere avec le portrait de l'Empereur est une recompense, mais point une distinction, – сказал дипломат, un cadeau plutot. [Извините, табакерка с портретом Императора есть награда, а не отличие; скорее подарок.]
– Il y eu plutot des antecedents, je vous citerai Schwarzenberg. [Были примеры – Шварценберг.]
– C'est impossible, [Это невозможно,] – возразил другой.
– Пари. Le grand cordon, c'est different… [Лента – это другое дело…]
Когда все поднялись, чтоб уезжать, Элен, очень мало говорившая весь вечер, опять обратилась к Борису с просьбой и ласковым, значительным приказанием, чтобы он был у нее во вторник.
– Мне это очень нужно, – сказала она с улыбкой, оглядываясь на Анну Павловну, и Анна Павловна той грустной улыбкой, которая сопровождала ее слова при речи о своей высокой покровительнице, подтвердила желание Элен. Казалось, что в этот вечер из каких то слов, сказанных Борисом о прусском войске, Элен вдруг открыла необходимость видеть его. Она как будто обещала ему, что, когда он приедет во вторник, она объяснит ему эту необходимость.
Приехав во вторник вечером в великолепный салон Элен, Борис не получил ясного объяснения, для чего было ему необходимо приехать. Были другие гости, графиня мало говорила с ним, и только прощаясь, когда он целовал ее руку, она с странным отсутствием улыбки, неожиданно, шопотом, сказала ему: Venez demain diner… le soir. Il faut que vous veniez… Venez. [Приезжайте завтра обедать… вечером. Надо, чтоб вы приехали… Приезжайте.]
В этот свой приезд в Петербург Борис сделался близким человеком в доме графини Безуховой.


Война разгоралась, и театр ее приближался к русским границам. Всюду слышались проклятия врагу рода человеческого Бонапартию; в деревнях собирались ратники и рекруты, и с театра войны приходили разноречивые известия, как всегда ложные и потому различно перетолковываемые.
Жизнь старого князя Болконского, князя Андрея и княжны Марьи во многом изменилась с 1805 года.
В 1806 году старый князь был определен одним из восьми главнокомандующих по ополчению, назначенных тогда по всей России. Старый князь, несмотря на свою старческую слабость, особенно сделавшуюся заметной в тот период времени, когда он считал своего сына убитым, не счел себя вправе отказаться от должности, в которую был определен самим государем, и эта вновь открывшаяся ему деятельность возбудила и укрепила его. Он постоянно бывал в разъездах по трем вверенным ему губерниям; был до педантизма исполнителен в своих обязанностях, строг до жестокости с своими подчиненными, и сам доходил до малейших подробностей дела. Княжна Марья перестала уже брать у своего отца математические уроки, и только по утрам, сопутствуемая кормилицей, с маленьким князем Николаем (как звал его дед) входила в кабинет отца, когда он был дома. Грудной князь Николай жил с кормилицей и няней Савишной на половине покойной княгини, и княжна Марья большую часть дня проводила в детской, заменяя, как умела, мать маленькому племяннику. M lle Bourienne тоже, как казалось, страстно любила мальчика, и княжна Марья, часто лишая себя, уступала своей подруге наслаждение нянчить маленького ангела (как называла она племянника) и играть с ним.
У алтаря лысогорской церкви была часовня над могилой маленькой княгини, и в часовне был поставлен привезенный из Италии мраморный памятник, изображавший ангела, расправившего крылья и готовящегося подняться на небо. У ангела была немного приподнята верхняя губа, как будто он сбирался улыбнуться, и однажды князь Андрей и княжна Марья, выходя из часовни, признались друг другу, что странно, лицо этого ангела напоминало им лицо покойницы. Но что было еще страннее и чего князь Андрей не сказал сестре, было то, что в выражении, которое дал случайно художник лицу ангела, князь Андрей читал те же слова кроткой укоризны, которые он прочел тогда на лице своей мертвой жены: «Ах, зачем вы это со мной сделали?…»
Вскоре после возвращения князя Андрея, старый князь отделил сына и дал ему Богучарово, большое имение, находившееся в 40 верстах от Лысых Гор. Частью по причине тяжелых воспоминаний, связанных с Лысыми Горами, частью потому, что не всегда князь Андрей чувствовал себя в силах переносить характер отца, частью и потому, что ему нужно было уединение, князь Андрей воспользовался Богучаровым, строился там и проводил в нем большую часть времени.
Князь Андрей, после Аустерлицкой кампании, твердо pешил никогда не служить более в военной службе; и когда началась война, и все должны были служить, он, чтобы отделаться от действительной службы, принял должность под начальством отца по сбору ополчения. Старый князь с сыном как бы переменились ролями после кампании 1805 года. Старый князь, возбужденный деятельностью, ожидал всего хорошего от настоящей кампании; князь Андрей, напротив, не участвуя в войне и в тайне души сожалея о том, видел одно дурное.
26 февраля 1807 года, старый князь уехал по округу. Князь Андрей, как и большею частью во время отлучек отца, оставался в Лысых Горах. Маленький Николушка был нездоров уже 4 й день. Кучера, возившие старого князя, вернулись из города и привезли бумаги и письма князю Андрею.
Камердинер с письмами, не застав молодого князя в его кабинете, прошел на половину княжны Марьи; но и там его не было. Камердинеру сказали, что князь пошел в детскую.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, Петруша с бумагами пришел, – сказала одна из девушек помощниц няни, обращаясь к князю Андрею, который сидел на маленьком детском стуле и дрожащими руками, хмурясь, капал из стклянки лекарство в рюмку, налитую до половины водой.
– Что такое? – сказал он сердито, и неосторожно дрогнув рукой, перелил из стклянки в рюмку лишнее количество капель. Он выплеснул лекарство из рюмки на пол и опять спросил воды. Девушка подала ему.