Биологическая номенклатура

Биномина́льная, или бина́рная, или биномиа́льная номенклатура — принятый в биологической систематике способ обозначения видов при помощи двухсловного названия (биномена), состоящего из сочетания двух названий (имён): имени рода и имени вида (согласно терминологии, принятой в зоологической номенклатуре) или имени рода и видового эпитета (согласно ботанической терминологии).

Имя рода всегда пишется с большой буквы, имя вида (видовой эпитет) — всегда с маленькой (даже если происходит от имени собственного). В тексте биномен, как правило, пишется курсивом. Имя вида (видовой эпитет) не следует приводить отдельно от имени рода, поскольку без имени рода оно лишено смысла. В некоторых случаях допускается сокращение имени рода до одной буквы или стандартного сокращения.

По установившейся в России традиции, в зоологической литературе получило распространение словосочетание биномиальная номенклатура (от англ. binomial), а в ботанической — бинарная, или биноминальная номенклатура (от лат. binominalis).

Примеры

Например, в научных названиях Papilio machaon Linnaeus, 1758 (махаона) и Rosa canina L., 1753 (шиповника), первое слово — имя рода, к которому принадлежат эти виды, а второе слово — имя вида или видовой эпитет. После биномена нередко помещают сокращённую ссылку на работу, в которой данный вид был впервые описан в научной литературе и снабжён названием, данным согласно определённым правилам. В нашем случае это ссылки на работы Карла Линнея: десятое издание Systema naturae (1758) и Species plantarum (1753), при этом можно обратить внимание на то, что в зоологии и ботанике иногда применяются различные обозначения для одного и того же учёного.

Примеры сокращённых названий (обычно применяются по умолчанию для широко известных лабораторных организмов или при перечислении видов одного рода): E. coli (кишечная палочка, Escherichia coli T. Escherich, 1885), S. cerevisiae (пекарские дрожжи, Saccharomyces cerevisiae Meyen ex E.C. Hansen). Некоторые из таких сокращенных названий проникли в популярную культуру, например T. rex (ти-рекс от Tyrannosaurus rex Osborn, 1905, тираннозавр).

Возникновение биномиальной номенклатуры

Полиномиальные названия

Биномиальная номенклатура в том виде, в котором она применяется в наше время, сложилась во второй половине XVIII — начале XIX вв. До этого использовались довольно длинные многословные (полиномиальные) названия.

Первые полиномиалы складывались стихийно в ходе составления травников XVI века. Авторы этих сочинений, «отцы ботаники» Отто Брунфельс, Иеронимус Трагус и Леонхарт Фукс, сопоставляя растения Германии с растениями, описанными античными авторами (преимущественно, Диоскоридом), образовывали новые названия путём добавления эпитетов к названиям древних, которые были, как и большинство народных названий, исходно однословны. По мере увеличения числа известных видов растений полиномиалы росли, доходя порой до полутора десятков слов.

Так, к примеру, один из мхов назывался Muscus capillaceus aphyllos capitulo crasso bivalvi, то есть Мох в виде волоса, безлистный, с утолщённой двустворчатой головкой. Такое название говорило о виде больше, чем его нынешнее наименование — Буксбаумия безлистная (Buxbaumia арһylla): в нём содержались все основные определительные признаки вида.

Но пользоваться подобными названиями при составлении, скажем, списка растений данной местности было очень трудно. Кроме того, полиномиалы порождали неудержимое стремление к дроблению существующих видов на мелкие и мельчайшие новые виды, поскольку многословное «видовое отличие» включало множество изменчивых, но маловажных признаков растений и животных. Число же известных видов увеличивалось лавинообразно. Некоторые из полиномиалов состояли всего из двух слов, но сходство с биномиальной номенклатурой было лишь поверхностным. Это было связано с тем, что концепция рангов систематических категорий и представления о необходимой связи между процедурами классификации и именования получили распространение только в конце XVII столетия.

Ранние концепции рода и вида

Первая биологическая концепция вида была дана английским натуралистом Джоном Рэем (1686); она была изложена в его работе Historia plantarum generalis. Однако названия видов в системе Рэя не зависели от их положения в классификации, причём весьма несходные между собой растения могли иметь названия, начинающиеся с одного и того же слова. Так, Рэй относил Malus persica (персик) и Malus aurantium (померанец, или горький апельсин) к разным группам (сливоносных и яблоконосных деревьев соответственно), но не менял устоявшихся названий, начинавшихся с Malus (яблоко).

Лишь в работах Августуса Бахмана (Ривинуса) (1690) и Жозефа Питтона де Турнефора (1694) была введена система соподчинённых категорий; наиболее детальной была система рангов Питтона де Турнефора: класс — секция — род — вид. В частности, в работах Ривинуса и Турнефора были чётко разграничены категории рода и вида и впервые применён принцип «один род — одно название». Согласно этому принципу, названия всех растений, относимых к одному роду, должны были начинаться с одного и того же слова или устойчивого словосочетания — имени рода; имена видов следовало образовывать путём добавления к имени рода более или менее многословных видовых отличий — так называемых differenitae specificae. Поскольку differenita specifica имела диагностическое значение, в ней не было надобности, если род не подразделялся на виды. Название в таких случаях состояло только из имени рода без добавления видового отличия.

Карл Линней: возникновение nomina trivialia

Если не знаешь названий, теряется и познание вещей. Карл Линней

Преобразование номенклатуры было одним из важнейших предложений Карла Линнея. Линней полагал, что необходимо сделать имена родов однословными, избавившись от устойчивых словосочетаний вроде Bursa pastoris (пастушья сумка) или Dens leonis (Leontodon, кульбаба), а составление многословных видовых отличий (лат. differentiae specificae) — подчинить строгим правилам. Согласно взглядам Линнея, в видовых отличиях не следует использовать ничего, что нельзя было бы увидеть на самом растении (место произрастания, имя ботаника, впервые нашедшего его, сопоставления с другими растениями). Они должны касаться только строения растений, описанного при помощи стандартизованной терминологии (её подробному изложению посвящена значительная часть сочинения «Философия ботаники»). Длина видового отличия не должна была, по подсчётам Линнея, превышать двенадцати слов (шести существительных для основных частей растения и шести прилагательных, их характеризующих). В некоторых случаях видовое отличие могло состоять и из одного прилагательного, если оно характеризовало всё растение в целом.

Использование многословных названий на практике было связано с определёнными трудностями. Во-первых, они были длинными, во-вторых, они были подвержены изменениям: при добавлении в род новых видов их следовало пересматривать, чтобы они могли сохранять свои диагностические функции. В связи с этим в отчётах о путешествиях и «экономических» исследованиях о хозяйственном применении растений и животных Линней и его ученики использовали сокращённые наименования. Сначала такие сокращённые наименования состояли из имени рода и номера вида, согласно сочинениям Линнея Flora suecica или Fauna suecica. С середины 1740-х годов они начали экспериментировать с использованием так называемых тривиальных названий (лат. nomina trivialia). Впервые они появились в указателе к описанию путешествия на Эланд и Готланд (1745) и затем в Pan Svecicus (каталог растений Швеции с указанием того, какие виды домашнего скота ими питаются) (1749).

Nomen triviale обычно было одним словом или устойчивым словосочетанием, иногда — древним названием растения, отвергнутым Линнеем по каким-либо причинам (как в случае Capsella bursa-pastoris, где Bursa pastoris, на деле, — отвергнутое двусловное родовое название), иногда — чем-то совершенно неподходящим в качестве подлинной differentia, как цвет, запах, страна происхождения или сходное растение (как в случае Quercus ilex). Изобретение и применение nomina trivialia было ограничено только двумя правилами: они не должны были повторяться в пределах рода и изменяться после добавления в род новых видов. Впервые Линней последовательно применил nomina trivialia ко всем видам растений в Species Plantarum (1753), а в десятом издании Systema Naturae (1758) — ко всем видам животных и минералов. В отличие от differentiae, nomina trivialia были даны растениям и животным и в тех родах, которые содержали только один вид.

В работах Линнея и его ближайших последователей nomina trivialia располагались на полях страницы. Обычай помещать nomen triviale непосредственно за именем рода, как это делается в настоящее время, сложился только к концу XVIII — началу XIX вв.

Первые номенклатурные кодексы

Практика применения биноменов была закреплена первыми номенклатурными кодексами, появившимися в 1840—1860-х гг. Необходимость разработки кодексов, регулирующих образование новых названий и применение старых, была связана с нараставшим номенклатурным хаосом. При увеличении числа авторов, недостаточной интенсивности научной коммуникации и ослаблении дисциплинирующего влияния устаревших сочинений Линнея, не соответствовавших номенклатурным практикам того времени, количество новых названий начало нарастать лавинообразно.

Первые номенклатурные правила были разработаны в Англии и приняты на заседании Британской ассоциацией содействия науке (BAAS) в 1842 году. Наиболее деятельное участие в их разработке принял Хьюго Теодор Стриклэнд, английский натуралист, геолог и орнитолог. В ботанике попытку кодификации правил предпринял Альфонс Декандоль, опубликовавший в 1867 г. «Законы ботанической номенклатуры». Позже, в начале XX века, на их основе были разработаны международные кодексы зоологической и ботанической номенклатуры (а во второй половине XX века специальные кодексы номенклатуры бактерий и вирусов). Во всех этих кодексах научным названием вида считается биномиальное название, состоящее из имени рода и того, что было изобретено Линнеем и его учениками как nomen triviale.

Терминология

• Валидное название (лат. nomen validum) — правильное, действительное название таксона, то есть осуществлённое с соблюдением правил Кодексов биологической номенклатуры.
• Законное действительное название (лат. nomen legitimum) — единственное для каждого таксона приемлемое название, действительно обнародованное в полном соответствии с правилами МКБН.
• Название восстанавливаемое (лат. nomen restituendum) — забытое или ранее по какой-либо причине отвергнутое название таксона, оказавшееся законным при дальнейшем изучении вопроса, поэтому рекомендуемое для использования.
• Название народное, местное (лат. nomen vernaculum) — название таксона на любом национальном языке (не на латинском).
• Название научное (лат. nomen scientificum) — название таксона на латинском языке, образованное в соответствии с правилами МКБН. В обиходе научными названиями иногда считаются и названия таксонов на национальном языке, если ботаническая номенклатура на этом языке достаточно разработана и стабилизирована, то есть каждому таксону соответствует только одно закрёпленное за ним название (русскоязычную ботаническую номенклатуру назвать в достаточно степени разработанной и стабилизованной нельзя).
• Название отвергаемое (лат. nomen rejiciendum) — неприемлемое по каким-либо причинам название таксона. Если отвергаемое название было опубликовано, оно становится синонимом.
• Название, предложенное для сохранения (лат. nomen ad conser-vandum propositum) — неприоритетное название, предлагаемое для включения в список консервируемых, но ещё не утверждённое Международным ботаническим конгрессом.
• Незаконное название (лат. nomen illegitimum), недействительное (невалидное) название (лат. nomen invalidum) — название таксона, образованное с нарушением правил МКБН, противоречащее одной или нескольким, статьям МКБН, поэтому отвергаемое.
• Неопубликованное название (лат. nomen ineditum) — новое название таксона в рукописи, на гербарной этикетке и т. п. Иногда такие названия публикуются с пометкой nom. ined., но если при этом они не сопровождаются описанием таксона, его диагнозом, ссылками на них, то название становится голым и, естественно, недействительным.
• Новая комбинация (лат. combinatio nova) — новое название, образованное при перенесении таксона в другой того же ранга или при изменении его ранга.
• Новое название (лат. nomen novum) — название таксона, предлагаемое взамен существовавшего, если последнее по какой-то причине отвергается.
• Приоритетное название (лат. nomen prius) — название, опубликованное для данного таксона раньше другого (других).
• Протолог — всё, что связано с названием таксона при его действительном обнародовании, включая диагноз, рисунки, ссылки, синонимы, географические данные о происхождении образцов, комментарии.
• Эпитет (лат. epitheton) — любое слово (или слова) в названии таксонов рангом ниже рода, следующие за родовым названием.

См. также

• Кодексы биологической номенклатуры
• Обозначения, используемые в наименованиях таксонов
• Базионим
• Синоним (таксономия)

Литература

• Номенклатуры / М. Э. Кирпичников // Никко — Отолиты. — М. : Советская энциклопедия, 1974. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 18).</span>
• Алексеев Е. Б., Губанов И. А., Тихомиров В. Н.  [herba.msu.ru/shipunov/school/books/alekseev1989_bot_nomenkl.djvu Ботаническая номенклатура]. — М.: Изд-во МГУ, 1989. — 168 с. — 8300 экз. — ISBN 5-211-00419-1. — УДК 582.57.06
• Джеффри Ч.  [books.prometey.org/download/14092.html Биологическая номенклатура] = Charles Jeffrey. Biological Nomenclature. Second edition / Пер. с англ. — М.: Мир, 1980. — 120 с. — 15 000 экз. — УДК 574:001.4
• Кузнецова Е. В.  [cheloveknauka.com/mezhdunarodnye-naimenovaniya-tsvetkovyh-rasteniy-v-aspekte-nomenklaturnoy-nominatsii Международные наименования цветковых растений в аспекте номенклатурной номинации] : автореферат диссертации по филологии. — Саратов, 2004.
• Международный кодекс ботанической номенклатуры (Венский кодекс), принятый Семнадцатым международным ботаническим конгрессом, Вена, Австрия, июль 2005 г. / Пер. с английского Т. В. Егоровой и др. Ответственный редактор Н. Н. Цвелёв. — М.; СПб.: Товарищество научных изданий КМК, 2009. — 282 с. — 800 экз. — ISBN 978-5-87317-588-8. — УДК 58(083.7)
• Михайлова И. А., Бондаренко О. Б., Обручева О. П.  Общая палеонтология. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1989. — 384 с. — ISBN 5-211-00434-5.

Ссылки

• [www.iczn.org/iczn/ International Code of the Zoological Nomenclature] (Четвёртое издание, 2000)
• [ibot.sav.sk/icbn/main.htm International Code of the Botanical Nomenclature] (Vienna, 2005) (англ.)

  [www.pensoft.net/journals/phytokeys/article/1850/outcomes-of-the-2011-botanical-nomenclature-section-at-the-xviii-international-botanical-congress Miller J, Funk V, Wagner W, Barrie F, Hoch P, Herendeen P (2011). Outcomes of the 2011 Botanical Nomenclature Section at the XVIII International Botanical Congress.] PhytoKeys 5: 1-3. doi: 10.3897/phytokeys.5.1850 (англ.) (Проверено 8 августа 2011)

• [www.curioustaxonomy.net/index.html Curiosities of Biological Nomenclature] (англ.)  (Проверено 8 августа 2011)

Отрывок, характеризующий Биологическая номенклатура

В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.


Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.