Биологическая станция

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Биологическая станция (биостанция) — научно-исследовательское и учебное учреждение. Большинство биологических станций является подразделениями научно-исследовательских институтов или высших учебных заведений. Наибольшее распространение получили в XIX-ХХ веке.





Морские биологические станции

Первые морские биологические станции были созданы в XIX веке с целью научного изучения зоологии на берегах морей. С тех пор как изучение морских животных заняло выдающееся место среди задач научной зоологии, возникла потребность иметь на самом берегу моря такие учреждения. Особенно ратовали в пользу этой мысли русский этнограф, антрополог, биолог и путешественник Николай Миклухо-Маклай и известный зоолог К. Фогт, впервые в Америке Зоологическая станция была создана в 1873 году Луи Агассисом (Louis Agassiz), а в Западной Европе приятелем и однокашником Миклухо-Маклая по Йенскому университету А. Дорном (Anton Dohrn). В России в 1871 году создана одна из первых в Европе Зоологическая станция в Севастополе, роль России в создании многих Зоологических (биологических) станций была значительной.

Значение зоологических (биологических) станций в изучении различных вопросов зоологии (а отчасти и ботаники) громадно. Они позволяют держать морских животных живыми в аквариумах, по большей части с проточной водой и изучать их жизнь в обстановке возможно близкой к естественной, иметь под рукою свежий материал для выполнения анатомических, гистологических, эмбриологических и физиологических исследований и при том работать не в обыкновенной обстановке путешествия, а в правильно устроенной лаборатории, иметь под рукой необходимые книги.

С другой стороны, биологические станции позволяют вести в течение всего года и из года в год наблюдения над распределением животных в данном море, периодическими явлениями в жизни их и т. д., почему часто носят название биологических. Важное значение имеют Зоологические (биологические) станции и в практическом отношении, содействуя выяснению различных вопросов, связанных прямо или косвенно с рыбоводством, рыболовством и другими промыслами. Некоторые станции специально посвящены этим практическим задачам. Наряду с постоянными станциями, возникали, преследующие те же цели, подвижные станции (fliegende, wandernde Stationen), а также стали устраивать Зоологические станции и на пресных водах для изучения фауны, главным образом, озерной (Binnen — или Lakustrische Stationen). Зоологические станции внесли неоценимый вклад в науку, развитие сотрудничества учёных из разных стран, а также в такие виды деятельности как аквариумистика.

В Европе

а) Чёрное море.

В 1869 году в Москве состоялся II съезд естествоиспытателей и врачей, на котором выступил Николай Миклухо-Маклай, призвавший создавать морские биологические станции для развития исследований на морях. Съезд поддержал его и принял решение о создании Севастопольской биостанции. Выполнение этого решения взяло на себя Общество естествоиспытателей при Новороссийском (то есть Одесском) университете, в котором в то время работали такие биологи, как А. Ковалевский, И. Мечников, И. Сеченов, В. Заленский и Л. Ценковский, принявшие непосредственное участие в основании первой в Российской империи морской биологической станции. Идея создания станции в Севастополе получила поддержку со стороны высшего командования флотом в лице Великого Князя Константина Николаевича и Русского географического общества.

В 1869 году Новороссийское общество естествоиспытателей в Одессе взяло на себя организацию станции в Севастополе, а весной 1871 года была открыта первая в Европе Зоологическая станция. Со дня основания она содержалась на средства нескольких учёных обществ, с 1876 года ей был выделен постоянный бюджет в 1500 рублей, ассигнуемый министерством народного просвещения. Зоологическая станция долгое время находилась в ведении Новороссийского общества естествоиспытателей, позднее перешла в ведение Императорской академии наук. Заведующим был сначала профессор В. Н. Ульянин (1875—1880), затем С. М. Переяславцева, позднее А. А. Остроумов; директором был А. О. Ковалевский. При станции была создана небольшая библиотека.

Сегодня Зоологическая станция носит название Институт биологии южных морей имени А. О. Ковалевского (ИнБЮМ)[1]. ИнБЮМ расположен в центре Севастополя на проспекте Нахимова, дом 2.

б) Средиземное море.

Важнейшее место занимала Зоологическая станция в Неаполе[2], первая в Западной Европе по времени основания, устроенная на частные средства германским зоологом Антоном Дорном, который управлял ею долгое время, а с 1909 года — его сын Рейнхард. Зоологическая станция в Неаполе стала важнейшим международным научным центром. Переговоры с городским управлением Неаполя об устройстве Станции начались в 1870 году, в 1872 году Дорн заключил условие с городом и получил место для постройки в Villa Nazionale. В 1885—1888 годах станция была значительно расширена, для чего город отвёл ещё участок земли. Станцию разместили в двухэтажном здании; в нижнем этаже аквариумы, открытые и для посторонних посетителей, в верхнем рабочие комнаты, снабжённые всем необходимым. Для добывания животных и растений станция имела, кроме лодок, два парохода и водолазный аппарат. Правительства различных стран, университеты и учёные общества нанимали у станции рабочие столы (в том числе русское министерство народного просвещения и морское). Важную поддержку оказывало станции германское правительство; чрезвычайные расходы (например, по приобретению пароходов) покрывались отчасти пожертвованиями учёных корпораций. Дорн затратил на станцию немало и собственных средств. Постоянные доходы приносили плата за посещение аквариумов, продажа изданий станции («Mitteilungen der Zoologischen Station zu Neapel», «Zoologische Jahresberichte» и ряд монографий, под общим заглавием: «Fauna und Flora des Golfes von Neapel») и продажа превосходно консервированных морских животных (методы консервирования выработаны, главным образом, именно на неаполитанской станции). Станция имела большую библиотеку. Замечательной особенностью неаполитанской станции являются её независимость от какого-либо учёного общества и международное положение её. В разное время станцию посетили известные учёные: F. M. Balfour (1874, 1875, 1877, 1881—1882); Theodor Boveri (from 1889); H. C. Bumpus (1893); Hans Driesch (1891); E.-H. Du Bois-Reymond (1877); E. E. Just (1929—1930); J. Huxley (1909—1910), A. Lang (1880-е), E. R. Lankester (1871—1872), Jacques Loeb (1880-е), T. H. Morgan (1890, 1894—1895, 1900), Raymond Pearl (1905—1906); August Weismann (1881—1882;) W. M. Wheeler (1893); C. O. Whitman (1870, 1881—1882); E. B. Wilson (1870-е, 1892); в период с 1874 по 1927 год для исследовательской работы на станцию приезжали более 150 российских учёных: Н. Н. Заленский (1874, 1880, 1881 и 1891 годы), А. А. Коротнев (1872—1873, 1881, 1891, 1892, 1893 и 1894 годы), А. П. Богданов (1868, 1873, 1885, 1887, 1890 годы) В. Т. Шевяков (1890); В. А. Фаусек (1895—1896); А. Н. Северцов (1897), С. В. Аверинцев (1902), станцию также посетили: В. Ульянин, А. А. Тихомиров, Н. Ю. Зограф, B. В. Заленский, А. Ф. Брандт, Ф. В. Овсянников, А. А. Остроумов, Н. В. Насонов, З. А. Мейер, М. А. Мензбир, В. А. Вагнер, Н. П. Вагнер, Н. В. Бобрецкий, В. М. Шимкевич, В. Н. Беклемишев, Л. А. Зенкевич, В. Г. Хлопин, Н. А. Иванцов, К. К. Сент-Илер.

В настоящее время адрес: Via Caracciolo, Villa comunale.

В 1875 году на средства австрийского правительства основана зоологическая станция в Триесте (Адриатическое море). Руководство станцией было поручено профессору зоологии Карлу Фридриху Вильгельму Клаусу. Зоологическая станция связана с Венским университетом. Как и все прочие зоологические станции, её посещали многие учёные. В 1876 году зоологическую станцию в Триесте посетил Зигмунд Фрейд, где по заданию директора станции К. Клауса вёл свою первую научную работу по изучению особенностей размножения морских угрей.

До открытия зоологической станции в этом месте с научными целями побывали многие учёные. Например, в 1867 году известный русский зоолог, ординарный академик Императорской академии наук А. О. Ковалевский для изучения морских животных предпринял многочисленные экспедиции и поездки, в том числе работал на Адриатическом море в Триесте.

В 1881 году открыта самая западная станция в Средиземном море, она находилась в Баниульс (англ. Banyuls-sur-Mer) во французском департаменте Пиренеев, у границы Испании; она основана профессором Лаказ-Дютье и названа «Station Arago». Устроена на средства департамента и города Баниульс. При Зоологической станции в Баниульс и в Роскове издаётся «Archives de Zoologie expérimentale et générale».

Вилла-Франкская российская зоологическая станция (около Ниццы, 1884—1924 годы) Киевского университета им. Святого Владимира своим возникновением и существованием обязана русскому флоту. Станцией заведовали Барруа, профессор А. А. Коротнев. Она помещалась в здании, принадлежащем морскому министерству, и получала ежегодно 800 рублей от Киевского университета на содержание лаборанта. Вилла-Франкская зоологическая станция (ныне Villefranche-Sur-Mer) — первая и единственная русская станция на Средиземном море — находилась под патронажем Морского министерства.

Русский флот не только безвозмездно передал станции землю и здание (в 1884 году), но и фактически содержал её вплоть до 1914 года. К станции была приписана парусно-моторная яхта «Велелла», она была кораблём отечественного исследовательского флота. Русское Морское министерство считало целесообразным иметь на Средиземном море «нейтральное» посыльное судно, которое при необходимости могло привлекаться для обслуживания Зоологической станции. С 1906 года судно стало использоваться только для научных целей. На зоологической станции работали многие русские учёные, в их числе А. Г. Гуревич, И. И. Пузанов, К. К. Сент-Илер, В. А. Караваев.

Визиты русских учёных, русского флота в Италию и, в частности, в Неаполь и Вилла-Франко не были редкостью. Публицист и историк Сергей Спиридонович Татищев в монографии «Император Александр III. Его жизнь и царствование» так упомянул о посещении Вилла-Франко в 1864 году в связи с кончиной его брата Николая Цесаревичем Александром Александровичем: «В Генуе на вокзале встретили Цесаревича (Александра Александровича) в полной парадной форме контр-адмирал Лесовский и командиры трёх судов его эскадры: фрегата „Александр Невский“, корвета „Витязь“ и клипера „Алмаз“. Фрегат „Олег“ остался в Вилла-Франке. Цесаревич очень обрадовался свиданию с ними и пригласил их обедать к себе в гостиницу. Обед прошёл очень оживлённо. Моряки рассказывали о впечатлениях, вынесенных из Соединённых Штатов, порты которых посетила эскадра Лесовского. Тут же было решено, что Наследник отправится в Ниццу на флагманском судне „Александр Невский“».

В Лионском заливе создана станция в Сете, основанная А. Сабатье и связанная с университетом в Монпелье, получившая значительные средства на улучшение её устройства (от французского правительства, по подписке в Сете, Монпелье и др.).

В 1889 году в Марселе открыта Андумская зоологическая станция, которой заведовал Марион. В этом же году в Рапалло, около Генуи, открыта станция, основанная Камерано, Перокка и Роза и связанная с Туринским университетом; кроме того, основана Зоологическая станция в Брешиа, а также на африканском берегу в Алжире основана Зоологическая станция, которой заведовал Винье.

В 1892 году основана Зоологическая станция в Ровиньо, связанная с Берлинским аквариумом.

в) Атлантический океан, на европейском берегу.

Открыто несколько французских станций и одна испанская:

— В Конкарно (Concarneau), на южном берегу Бретани, первая в мире биологическая станция основана в 1859 году французским правительством, благодаря стараниям Коста (Coste); деятельность её связана специально с практическими вопросами; заведует Пуше.

— В Роскове (Roscoff) в Бретани, станция основана в 1872 году Сорбонной, благодаря стараниям Лаказ-Дютье станция, ставшая позднее одной из важнейших.

— В Аркашоне (фр. Arcachon), в Аркашонском заливев 50 км от Бордо; Зоологическая станция, основанная обществом естествоиспытателей в Бордо.

— В Испании биологическая станция в Сантандере (Estacion de biologia maritima de Santander).

г) При Ла-Манше, в Вимере (Wimereux), станция основана Жиаром (он же и директор её). Поль Бер основал станцию для физиологических исследований в Гавре. Французское министерство народного просвещения основало в 1890 году Зоологическую станцию в известном своим рыбо— и устрицеловством городе С. Вааст-де-ла-Хог (S. Vaast de la Hogue), при входе в канал. Кроме того, Франция основала ещё 2 станции (всего 13).

В 1888 году Marine Biological Association основала в Плимуте прекрасную, богато обставленную Зоологическую станцию. Расходы по постройке 250 000 марок; правительство ассигновало ежегодную субсидию в 10 000 марок, чтобы рядом с чисто научными исследованиями производились и исследования над образом жизни промысловых рыб.

д) Ирландское море. Liverpool Marine Biological Committee устроена в 1887 году Зоологическая станция на маленьком необитаемом острове Пуффин, поблизости от Ливерпуля; в 1892 году она заменена морской биологической станцией в Порт-Эрин на острове Мэн.

е) Немецкое море (Северное). Здесь устроены многочисленные станции. Университет в Абердине устроил с 1879 года маленькую Зоологическую станцию, которую ежегодно перемещал. В Сент-Эндрюс (St. Andrews), в Шотландии, находится маленькая станция, состоящая в ведении шотландского рыболовного общества; она и маленькая станция в Грантоне, около Эдинбурга, занимаются исключительно рыболовными вопросами. Такое же назначение имеет подвижная станция на немецком берегу, основанная в 1888 году и принадлежащая Deutsche Fischereiverein. В Голландии в 1876 году основана летучая станция для изучения рыболовных вопросов (на средства Dierkundige Vereeniging). Бельгия имеет маленькую Зоологическую станцию в Остенде, стоящую в связи с университетами Люттиха и Гента. На Гельголанде открыта в 1892 году, на средства прусского правительства, биологическая станция (Biolog. Anstalt); кроме обычных научных задач в деятельность её назначение систематическое изучение планктона, а также изучение полезных животных; директор Гейнке. С 1892 года открыта в Норвегии биологическая станция в Бергене. В Швеции — станции в Финспанге и Кристинсберге. Дания устроила подвижную Зоологическую станцию, служащую, главным образом, для изучения рыболовных вопросов, в Каттегате; директор Петерсен (на устройство затрачено 40 000 марок, ежегодная субсидия 9600 марок).

ж) Балтийское море. Основана биологическая станция в Киле, принадлежащая Кильскому университету.

з) Азовское море. Азовская научно-исследовательская станция — совместный проект Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова и Приазовского государственного технического университета[3]

В России и в СССР

Белое море

В 1864 в Москве было создано общество любителей естествознания, антропологии и этнографии, лекции и выставки которого послужили основой для организации в Москве Политехнического музея. В 1908 Общество организовало Косинскую (близ Москвы) биологическую станцию. Интерес к естествознанию, резко усилившийся в 60-х гг., способствовал созданию аналогичных обществ при всех университетах. В 1868 К. Ф. Кесслер основал Петербургское общество естествоиспытателей с отделениями ботаники, зоологии и физиологии. Общество организовало в 1869 году экспедицию на Беломорское и Мурманское побережья, в результате которой была создана Соловецкая биологическая станция[4]. Соловецкая станция была основана в 1882 году и принадлежала СПб. обществу естествоиспытателей. Станция была создана при содействии Соловецкого монастыря и деятельном участии профессора Н. П. Вагнера, Соловецкая биологическая станция (см. Соловецкие острова), являлась в то время самой северной из всех З. станций. Она занимала большую часть отдельного здания, перестроенного для неё Соловецким монастырем и могла вместить около 12 человек натуралистов. Станция действовала лишь в течение летних месяцев. При устройстве её министерство народного просвещения ассигновало 1000 р., на которые были приобретены необходимые вещи и положено начало библиотеке. Постоянного бюджета станция не имела; в последние годы министерство народного просвещении выдавало по 400 р. на содержание лаборанта. По деятельности была связана с зоологическим и зоотомическим кабинетами СПб. университета.

Является подразделением биологического факультета МГУ. Основана в 1938 г. Сайт биостанции: [wsbs-msu.ru/]

Является подразделением Зоологического института РАН. Основана в 1949 г. Сайт биостанции: [www.zin.ru/kartesh/general.asp]

  • Морская биологическая станция Санкт-Петербургского государственного университета. Остров Средний, на территории бывшего лесозавода. Организована в 1975 году. Сайт биостанции: [seastation.pu.ru/index.html].
  • Беломорская станция Казанского университета. Остров Средний, юго-западная оконечность. Основана в 1978 году.

Баренцево море

21 июня 1937 года в поселке Дальние Зеленцы начала работать Мурманская биологическая станция АН СССР — единственная биостанция на Баренцевом море. В 1958 году постановлением Президиума АН СССР была реорганизована в Мурманский морской биологический институт. На биостанции было выполнено множество как фундаментальных работ, так и исследований, имеющих прикладное значение. В 1989 году институт был переведен в Мурманск, а в Дальних Зеленцах проводятся сезонные исследования как сотрудниками ММБИ, так и учеными из других институтов России.

Тихий океан

В 1931 году П. В. Ушаков организовал Камчатскую морскую станцию ГГИ, сотрудники которой в течение нескольких лет выполняли гидробиологические наблюдения в Авачинской губе и в соседних районах Восточной Камчатки.

В Америке

Первая Зоостанция устроена профессором Луи Агассисом. В 1871 г. Джон Андерсон предоставил в его распоряжение, для устройства станции, остров Пеникиз (англ. о-в Пеникиз), в Buzzard’s Bay, и большую сумму денег, а другое лицо — яхту в 80 тонн. Станция открылась в 1873 г., но просуществовала лишь два года. В настоящее время на острове существует морская школа. www.penikese.org/

Затем Александром Агассисом была устроена станция в Ньюпорте, на Род-Айленде, связанная с Harvard College в Кембридже (Массачусетс).

С 1871 по 1881 г. действовала морская лаборатория, устроенная под руководством профессора Паккарда, при содействии проф. Кингслея и др., на средства Peabody Academy of Sciences, имевшая скорее педагогическое, чем специально научное назначение.

В 1878 года Johns Hopkins University устроил, под руководством В. К. Брукса (W. К. Brocks), Зоостанцию в Чизапикском заливе, которая получила название Chesapeake Zoological Laboratory, хотя станция эта подвижная и кроме Чизапикского залива работала в Бьюфорте (Beaufort), Гэмптоне (Hampton), на Багамских о-вах, Ямайке и др. Открыта летом и назначена главным образом для учащихся в Johns Hopkins University.

В 1881 г. Boston Society of Natural History, при содействии Woman’s Educational Association, устроило станцию в Аннискваме (Annisquam), в Массачусетсе, которая предназначалась главным образом для того, чтобы доставить всем желающим возможность пополнить своё естественно-историческое образование и ознакомиться с методами исследования, вмещает 150 работающих. Директор — Алфеус Хайат (англ.).

В 1888 г. устроена роскошная станция Marine Biological Laboratory в Вудс-Голль (Wood’s Holl), в Массачусетсе, преследующая главным образом цели чисто научные. В Вудс-Гол находится, кроме того станция, принадлежащая United States Commission for Fish and Fisheries. Ha Ямайке находится станция в Порт-Гендерсон. Кроме того в Соединенных Штатах основана станция, имеющая специально рыбоводное назначение и, наконец, станция принадлежащая техасскому унив. (всего в Соед. Штатах в XIX веке имелось 11 Зоостанций).

В Северной Америке была основана станция в Монтерей (Monterey);

с 1887 года маленькая, но важная станция устроена в Батавии, на Яве, Слюитером, при поддержке со стороны общества естествоиспытателей Нидерландской Индии; это первая Зоологическая станция в экваториальных странах.

В 1888 г. основана станция в Мизаки (Misaki), в Японии, при входе в залив Токио. Она основана японским правительством и взаимодействовала с университетом в Токио; каждый, изучающий зоологию в университете должен пробыть на ней триместр.

В сентябре 1878 года по предложению Миклухо-Маклая в заливе Уотсон-Бэй (англ. Watsons Bay) по проекту сиднейского архитектора Джона Киркпатрика начато строительство станции, которая получила название Морской биологической станции. Основная станция, принадлежит университету в Сиднее.

Озерные (пресноводные) биологические станции

  • В Богемии в 1888 г создана станция (переносная), одна из первых этого рода, цель её — исследование богемских озёр. Она принадлежала Komitee für Landesdurchforschung von Böhmen, которому её подарил барон Бела Дерчени.
  • В Германии в 1891 г. открыта станция на Плёнском озере (Plönersee), в вост. Голштинии, по инициативе О. Захариаса, на частные средства. Помощь ей оказывали правительство и учёные общества.
  • В Сев. Америке в 1893 г. устроена станция на Великих озёрах.
  • В России озерная станция существует на озере Глубоком, Рузский район, Московская область. Она была основана Н. Ю. Зографом в 1891 году и является одной из старейших в мире.

Зоологическая станция на р. Свияге (ныне на Куйбышевском водохранилище), Верхнеуслонский район, Республика Татарстан была основана в 1916 году.

При научно-исследовательском институте биологии Иркутского государственного университета функционирует Байкальская биологическая станция в пос. Большие Коты на оз. Байкал.

Кончезерская биологическая станция Петрозаводского госуниверситета в Республике Карелия — действует с 1929 года. Долгое время носила имя профессора Ивана Парфеньевича Бородина (Бородинская биологическая станция)[5].

В разные периоды в России и в СССР существовали также биологические станции на Косинских озёрах (ныне в черте Москвы), на озере Севан и другие.

Иные биологические станции

Звенигородская биологическая станция МГУ была основана в 1910 г. гидробиологом Сергеем Николаевичем Скадовским[6][7], передана университету в 1934 г.[8]

Биологическая станция Мордовского государственного университета была основана в 60-х годах ХХ века Александром Ивановичем Душиным в Большеберезниковском районе Республики Мордовия, недалеко от с. Симкино, Большеберезниковского района Республики Мордовия. В настоящее время эта биостанция располагает только несколькими деревянными и кирпичными постройками. Однако, на её территории каждое лето проходят учебные практики студентов биологического факультета Мордовского государственного университета. Ознакомиться с историей этого места можно, скачав альбом по адресу nature-mordovia.ru/articles/Biostantion_40years.djvu

Напишите отзыв о статье "Биологическая станция"

Литература

Ссылки

  1. [ibss.nas.gov.ua/?page_id=13&lang=ru Официальный сайт].
  2. [www.szn.it Официальный сайт].
  3. [www.secology.org Официальный сайт.]
  4. [www.littorina.narod.ru/main.html]| Литторины на литорали — история биологических станций Белого и Баренцева морей
  5. [www.petrsu.ru/Faculties/Biofac/Konch/index.html Кончезерская биологическая станция]
  6. [nature.web.ru/db/msg.html?mid=1157545 Очерк истории Звенигородской биостанции МГУ]
  7. [herba.msu.ru/russian/biostantion/index.htm Звенигородская биологическая станция МГУ]
  8. [herba.msu.ru/russian/biostantion/memorian/hist_5.html История Звенигородской биологической станции]

Отрывок, характеризующий Биологическая станция

Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.