Биржевой крах 1873 года

Биржевой крах 1873 года (также известен как Паника 1873 года) — обвальное падение цен на акции, вызванное паникой спекулянтов на фондовых биржах в Австрии, Германии и Соединённых Штатах Америки. Биржевые крахи стали причиной мирового экономического кризиса 1873—1896 годов в Европе и США, получившего название «Долгая депрессия».

Окончание Франко-прусской войны вызвало общий подъём производства в Германии. Значительная часть пятимиллиардной контрибуции была затрачена Германией на уплату государственных долгов германских государств. На фондовый рынок Западной Европы внезапно были выброшены сотни миллионов свободного капитала, искавшего себе выгодного применения.

Главной ареной биржевого ажиотажа сделались Германия (в 1870—1873 годах здесь было основано 958 акционерных обществ с капиталом в 3 600 000 000 марок), Австрия и Соединённые Штаты Америки. Постройка новых железных дорог, покупка свободных городских земель и застраивание их домами — таковы были излюбленные формы спекуляции. Особенно свирепствовала спекуляция последнего рода в Вене, и в Вене же последовала прежде всего неизбежная реакция. 8 мая 1873 года на Венской фондовой бирже началась паника, закончившаяся полным крушением биржевых спекулянтов. Несколько позже последовал биржевой крах и в Германии.

До осени 1873 года кризис не распространялся на промышленность. В сентябре в Соединенных Штатах несколько банкирских фирм, ссужавших своими деньгами железные дороги, обанкротились. Причиной их банкротства было неисправное выполнение обязательств железными дорогами, которых в Соединенных Штатах в период времени 1870—1873 годов было выстроено 237 тысяч миль. Затем начались банкротства промышленных фирм, особенно металлургических заводов, работавших для железных дорог. В конце 1873 года кризис распространился во всей Западной Европе. Менее всего пострадали от него Франция и Великобритания.

Литература

• Кризисы хозяйственные // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Биржевой крах 1873 года

– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.