Бирманн, Карл Эдуард
| Карл Эдуард Бирманн | |
| Karl Eduard Biermann | |
| Род деятельности: |
живопись |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Подданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Карл Эдуард Бирманн (нем. Karl Eduard Biermann; 1803—1892) — немецкий пейзажист и декоратор, профессор и член Берлинской академии художеств[1].
Биография
Карл Эдуард Бирман родился 26 июля 1803 года в городе Берлине в семье ремесленников.
После обучения на Королевском фарфоровом заводе в Берлине, он обучался пейзажной живописи в Берлинской академии, где среди его учителей были Герст и Гропиус. Сначала он работал в качестве художника-декоратора по фарфору, но затем стал заниматься исключительно к пейзажной живописью. К. Э. Бирман считается одним из первых представителей пейзажной акварельной живописи в Берлине.
В конце 1820-х годов Бирманн предпринял ознакомительные поездки до Рейна, Швейцарии, Тироля и Италии. Впечатления, полученные во время путешествий нашли своё отражение в произведениях живописца. Начиная с 1842 года Карл Эдуард Бирман преподавал рисунок ландшафта в Берлинской Академии Архитектуры, а в 1844 году был назначен профессором, где одним из его учеников был Герман Геммель.
С 1847 года он участвовал в росписи египетских судов и греческого зала в Новый музее Берлина.
Карл Эдуард Бирмана скончался в столице Германии 16 июня 1892 года[2].
Напишите отзыв о статье "Бирманн, Карл Эдуард"
Примечания
- ↑ Бирман, Карл-Эдуард // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ [de.wikisource.org/wiki/ADB:Biermann,_Eduard ADB:Biermann, Eduard] (нем.)
Ссылки
|
Это заготовка статьи о художнике. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Бирманн, Карл Эдуард
Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
