Аль-Бируни

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Бируни»)
Перейти к: навигация, поиск
Абу Рейхан Мухаммед ибн Ахмед аль-Бируни

Почтовая марка СССР, посвящённая Аль-Бируни, 1973, 6 копеек (ЦФА 4254, Скотт 4099)
Дата рождения:

4 октября 973(0973-10-04)

Место рождения:

Кят, Хорезм

Дата смерти:

9 декабря 1048(1048-12-09) (75 лет)

Место смерти:

Газни, Газневидское государство

Известен как:

учёный-энциклопедист, писатель

Абу́ Рейха́н Мухамме́д ибн Ахме́д аль-Бируни́ (4 октября 973, город Кят, Хорезм — 9 декабря 1048, Газни, совр. Афганистан) — средневековый персидский [1][2][3] учёный-энциклопедист и мыслитель, автор многочисленных капитальных трудов по истории, географии, филологии, астрономии, математике, механике, геодезии, минералогии, фармакологии, геологии и др. Бируни владел почти всеми науками своего времени. Перечень работ, составленный его учениками, составил 60 страниц мелким шрифтом[4]. Писал на арабском языке[5].





Биография

Аль-Бируни родился 4 октября 973 года в хорезмийском городе Кят (ныне город Беруни в республике Каракалпакстан в Узбекистане[6]). По другим данным Бируни родился 4 сентября 973 года[7].

Бируни отличал свой родной хорезмийский язык от персидского, когда он писал: «поношение по-арабски милее мне, чем похвала по-персидски… этот диалект годится только для хосроевских повестей и ночных сказок».[8] В общей сложности, он знал хорезмийский, персидский, арабский, еврейский, сирийский, греческий и санскрит[9][10][11].

Выйдя из ремесленнических кругов, получил широкое математическое и философское образование. Его учителем в древней столице хорезмшахов Кяте был выдающийся математик и астроном Ибн Ирак. После взятия в 995 году Кята эмиром Гурганджа и переноса столицы Хорезма в Гургандж аль-Бируни, поддерживавший свергнутую династию Афригидов, уехал в Рей, где работал у ал-Ходжанди. Находясь при дворе одного из последних саманидских правителей, эмира Бухары Абу-л-Хариса Мансура ибн Нуха, вступил в обширную переписку с Ибн Синой (Авиценной), с которым обсуждает вопросы естественных наук и воззрения Аристотеля. Затем он работал в Гургане при дворе Зияридского эмира Табаристана Шамс аль-Ма’али Кабуса, которому он около 1000 года посвятил «Хронологию». В итоге, вернулся в Хорезм и работал в Гургандже при дворе хорезмшахов Али (997—1009) и Мамуна II.

С 1017 года, после завоевания Хорезма султаном Махмудом Газневи он вместе с другими пленными учёными был вынужден переехать в Газну, где работал при дворе султана Махмуда и его преемников Масуда и Маудуда. Аль-Бируни участвовал в походах Махмуда в Индию, где прожил несколько лет. Покровительствовавшему ему Масуду аль-Бируни посвятил сочинение по астрономии и сферической тригонометрии, известное как «Канон Масуда».

Умирал в полном сознании и, попрощавшись со всеми друзьями, спросил последнего: «Что ты толковал мне однажды о методах счёта неправедных прибылей?» «Как Вы можете думать об этом в таком состоянии?» — воскликнул тот. «Эх ты! — сказал Бируни еле слышно. — Я думаю, что покинуть сей мир, зная ответ на этот вопрос, лучше, чем уйти из него невеждой…»

Научные работы

В самом первом сочинении «Хронология, или памятники минувших поколений» (1000 год) аль-Бируни собрал и описал все известные в его время системы календаря, применявшиеся у различных народов мира, и составил хронологическую таблицу всех эпох, начиная от библейских патриархов.

В завершенном в 1030 году труде «Индия, или Книга, содержащая разъяснение принадлежащих индийцам учений, приемлемых разумом или отвергаемых» аль-Бируни дал детальное научно-критическое описание быта, культуры и науки индийцев, изложил их религиозно-философские системы, достаточно точно переложив учение классической санкхьи, теорию космической эволюции, учение о связи души с «тонким телом» и др. Здесь же изложена знаменитая легенда о создателе игры в шахматы.

Астрономии Бируни посвятил свыше 45 сочинений. Популярным введением в астрономическую науку служит «Книга вразумления начаткам науки звёзд», написанная около 1029 года и дошедшая до нас в двух вариантах: на арабском языке и на фарси. Эта книга состоит из 530 вопросов и ответов по геометрии, арифметике, астрономии, географии, хронологии, устройству астролябии и астрологии.

Главное сочинение Бируни по астрономии — «Канон Мас‘уда по астрономии и звёздам». План этого сочинения близок к стандартному плану арабских зиджей, но в отличие от них здесь приведены подробные экспериментальные и математические доказательства всех излагаемых положений; ряд положений своих предшественников, например, предположение Сабита ибн Корры о связи движения апогея Солнца с предварением равноденствий Бируни опровергает, во многих вопросах приходит к новым выводам. Он рассмотрел гипотезу о движении Земли вокруг Солнца; он утверждал одинаковую огненную природу Солнца и звёзд, в отличие от тёмных тел — планет, подвижность звёзд и огромные их размеры по сравнению с Землёй, идею тяготения. Бируни проводил наблюдения на построенном ан-Насави в Рее стенном квадранте радиусом 7,5 м, выполняя их с точностью до 2′. Он установил угол наклона эклиптики к экватору, рассчитал радиус Земли, описал изменение окраски Луны при лунных затмениях и солнечную корону при солнечных затмениях.

Большое внимание Бируни уделял математике, особенно тригонометрии: помимо значительной части «Канона Мас‘уда», он посвятил ей сочинения «Об определении хорд в круге при помощи вписанной в него ломаной линии» (здесь рассматривается ряд принадлежащих Архимеду теорем, не сохранившихся в греческих рукописях), «Об индийских рашиках» (в этой книге обсуждается так называемое тройное правило), «Сферика», «Книга жемчужин о плоскости сферы» и др. Вопросам прикладной математики посвящены трактат «Тени», несколько трактатов об астролябии и других астрономических инструментах, ряд сочинений по геодезии.

В 1038 году Бируни написал «Минералогию, или Книгу сводок для познания драгоценностей», в которой определён удельный вес многих минералов и даны подробные сведения о более чем пятидесяти минералах, рудах, металлах, сплавах и др. Им же составлена «Фармакогнозия в медицине» — книга о медицинских препаратах, капитальный труд, имеющий большое значение и в наше время. В этой книге он подробно описал около 880 растений, их отдельных частей и продуктов выделения, привёл их точные признаки, упорядочил терминологию. Бируни собрал и объяснил около 4500 арабских, греческих, сирийских, индийских, персидских, хорезмийских, согдийских, тюркских и других названий растений; эти синонимы важны для современного исследования истории фармакогнозии[12].

Как исследователь Бируни подчеркивал необходимость тщательной проверки знания опытом, противопоставляя экспериментальное знание умозрительному. С этих позиций он критиковал аристотелевскую и авиценновскую концепцию «естественного места» и аргументацию против существования пустоты.

Помимо своего родного хорезмийского языка, Бируни владел арабским, персидским, греческим, латинским, тюркским, сирийским языками, а также ивритом, санскритом и хинди. Эти знания способствовали выработке им принципов перевода естественнонаучной терминологии с одного языка на другой. Созданная Бируни на почве арабской графики система транскрипции во многом предвосхищала современную систему передачи индийских слов в урду.

Сочинения аль-Бируни

  • Бируни Абу Рейхан. [newchron.narod.ru/texts/biruni.htm Индия.] Пер. А. Б. Халидова, Ю. Н. Завадовского. // Избранные произведения, Том II. Ташкент: Фан, 1963. // Репринт: М.: Ладомир, 1995.
  • Бируни Абу Рейхан. [publ.lib.ru/ARCHIVES/B/BIRUNI_Abu_Reyhan Собрание сведений для познания драгоценностей (Минералогия).] Пер. А. М. Беленицкого. Л.: Изд. АН СССР, 1963.
  • Бируни Абу Рейхан. [naturalhistory.narod.ru/Person/Srednevek/Biruni/Geodezia/Geodezia_Ogl.htm Геодезия (Определение границ мест для уточнения расстояний между населенными пунктами)] Иссл., пер. и прим. П. Г. Булгакова // Избранные произведения, Том III. Ташкент: Фан, 1966.
  • Бируни Абу Рейхан. Фармакогнозия в медицине / Иссл., пер. и прим. У. И. Каримова. // Избранные произведения, Том IV. Ташкент: Фан, 1974.
  • Беруни Абу Райхан. Математические и астрономические трактаты. / Пред., пер. и комм. П. Г. Булгакова и Б. А. Розенфельда. // Избранные произведения, Том VII. Ташкент: Фан, 1987.
  • [naturalhistory.narod.ru/Hronolog/IAI/IAI_8/Iai_8_Ogl.htm Звездный каталог ал-Бируни с приложением каталогов Хайама и ат-Туси.] Историко-астрономические исследования, вып. 8, 1962, с. 83-192.
  • ал-Бируни Абу Райхан. Трактат об определении хорд в круге при помощи ломаной линии, вписанной в него. В кн.: Из истории науки и техники в странах Востока, вып. 3, 1963, с. 93-147.
  • ал-Бируни Абу Райхан. Книга об индийских рашиках. Пер. и прим. Б. А. Розенфельда. В кн.: Из истории науки и техники в странах Востока, вып. 3, 1963, с. 148—170.
  • Беруни и Ибн Сина. Переписка. Пер. Ю. Н. Завадовского. Ташкент: Фан, 1973. [www.vostlit.info/Texts/rus16/Beruni1/text.phtml?id=1970 Десять вопросов Беруни относительно «Книги о небе» и ответы Ибн Сины.]
  • ал-Бируни. Об отношениях между металлами и драгоценными камнями по объёму. Пер. Б. А. Розенфельда и М. М. Рожанской. В кн.: Из истории физико-математических наук на средневековом Востоке. М.: Наука, 1983, с. 141—160.

Фильмы

Напишите отзыв о статье "Аль-Бируни"

Примечания

    • Bosworth, C. E. (1968), «The Political and Dynastic History of the Iranian World (A.D. 1000—1217)», Cambridge History of Iran, vol. 5: The Saljuq and Mongol Periods, Cambridge University Press, p.7.
    • R.N. Frye, «The Golden age of Persia», 2000, Phoenix Press. pg 162.
    • M. A. Saleem Khan, «Al-Biruni’s discovery of India: an interpretative study», iAcademicBooks, 2001. pg 11
    • Rahman H. U. A Chronology of Islamic History: 570 - 1000 CE. 1995London|ip.167
    • [www.britannica.com/eb/article-9015394 Biruni] (2007). Encyclopædia Britannica. Retrieved 22 April 2007;
    • David C. Lindberg, Science in the Middle Ages, University of Chicago Press, p. 18;
    • L. Massignon, «Al-Biruni et la valuer internationale de la science arabe» in Al-Biruni Commemoration Volume, (Calcutta, 1951). pp 217—219;
    • Gotthard Strohmaier, «Biruni» in Josef W. Meri, Jere L. Bacharach, Medieval Islamic Civilization: A-K, index: Vol. 1 of Medieval Islamic Civilization: An Encyclopedia, Taylor & Francis, 2006. p.112;
    • D. N. MacKenzie, Encyclopaedia Iranica, «CHORASMIA iii. The Chorasmian Language»;
    • A.L.Samian, «Al-Biruni» in Helaine Selin (ed.), "Encyclopaedia of the history of science, technology, and medicine in non-western cultures ", Springer, 1997. excerpt from page 157: «his native language was the Khwarizmian dialect»
  1. D.J. Boilot, «Al-Biruni (Beruni), Abu’l Rayhan Muhammad b. Ahmad», in Encyclopaedia of Islam (Leiden), New Ed., vol.1:1236-1238.
  2. [web.archive.org/web/20131202232041/sekans.ru/uchenye-matematiki/2750-abu-rayhan-muhammad-ibn-ahmad-al-biruni.html Математическая энциклопедия.]
  3. Бируни // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
  4. Российская педагогическая энциклопедия, 1993.
  5. Булгаков П. Г. Жизнь и труды Беруни. Ответственный редактор И. М. Муминов. Ташкент: Фан, 1972. С.26.
  6. Бируни. Сборник статей под редакцией С. П. Толстова. Москва-Ленинград: издательство АН СССР, 1950, с.15
  7. [books.google.ru/books?id=EOrtAAAAIAAJ&q=сирийский,+греческий+и+санскрит+Бируни&dq=сирийский,+греческий+и+санскрит+Бируни&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwji7MqB2_TKAhXD6CwKHULXBb4Q6AEIKDAD Наука и жизнь] // Правда. — 1973.</span>
  8. Е. А Фролова. [books.google.ru/books?hl=ru&id=6k0qAQAAMAAJ&focus=searchwithinvolume&q=санскрит Арабская философия: прошлое и настоящее]. — Языки славянских культур, 2010. — С. 173. — 461 с.</span>
  9. Б. Н. Пономарев. [books.google.ru/books?hl=ru&id=6NYcAAAAMAAJ&focus=searchwithinvolume&q=санскрит История СССР] / Институт истории (Академия наук СССР). — Наука, 1966.</span>
  10. Блинова К. Ф. и др. [herba.msu.ru/shipunov/school/books/botaniko-farmakognost_slovar1990.djvu Ботанико-фармакогностический словарь: Справ. пособие] / Под ред. К. Ф. Блиновой, Г. П. Яковлева. — М.: Высш. шк., 1990. — С. 265. — ISBN 5-06-000085-0.
  11. </ol>

Литература

  • Б. Л. Розенфельд. [pedagogicheskaya.academic.ru/706/ Бируни] // Российская педагогическая энциклопедия / Под ред. В. Г. Панова. — М.: Большая Российская Энциклопедия, 1993.
  • Бируни // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
  • [dic.academic.ru/dic.nsf/sie/2138 Бируни] / Л. Б. Алаев // Советская историческая энциклопедия : в 16 т. / под ред. Е. М. Жукова. — М. : Советская энциклопедия, 1961—1976.</span>
  • Бируни. Сборник статей. Под ред. С. П. Толстова. М.-Л., 1950.
  • Булгаков П. Г. Жизнь и труды Беруни. Ташкент: Фан, 1972.
  • Булгаков П. Г. [naturalhistory.narod.ru/Hronolog/IAI/IAI_11/Iai_Ogl.htm «Геодезия» Бируни как историко-астрономический памятник.] Историко-астрономические исследования, 11, 1972, с. 181—190.
  • Булгаков П. Г. [naturalhistory.narod.ru/Hronolog/IAI/IAI_11/Iai_Ogl.htm Ранний трактат Бируни о секстанте Фахри.] Историко-астрономические исследования, 11, 1972, с. 211—220.
  • Джалалов Г. Д. [naturalhistory.narod.ru/Hronolog/IAI/IAI_8/Iai_8_Ogl.htm Индийская астрономия в книге Бируни «Индия»]. Историко-астрономические исследования, 8, 1962, c. 195—220.
  • Джалалова З. Г. [naturalhistory.narod.ru/Hronolog/IAI/IAI_12/Iai_12_Ogl.htm Учение ал-Бируни о движении Солнца.] Историко-астрономические исследования, 12, 1975, с. 227—236.
  • Колчинский И.Г., Корсунь А.А., Родригес М.Г. Астрономы: Биографический справочник. — 2-е изд., перераб. и доп.. — Киев: Наукова думка, 1986. — 512 с.
  • Матвиевская Г. П., Сираждинов С. Х. Абу Райхан Беруни и его математические труды. М.: Знание, 1978.
  • Матвиевская Г. П. Очерки истории тригонометрии. Ташкент: Фан, 1990.
  • Рожанская М. М.  Механика на средневековом Востоке. — М.: Наука, 1976. — 324 с.
  • Рожанская М. М. О реконструкции полного текста трактата ал-Бируни об удельных весах. Историко-математические исследования, 7(42), 2002, с. 223—243.
  • Розенфельд Б. А., Рожанская М. М., [naturalhistory.narod.ru/Hronolog/IAI/IAI_10/Iai_Ogl.htm Астрономический труд ал-Бируни «Канон Мас’уда».] Историко-астрономические исследования, X, 1969, с. 63—95.
  • Розенфельд Б. А., Рожанская М. М., Соколовская З. К. [naturalhistory.narod.ru/Person/Lib/Biruni/Index.htm Абу-р-Райхан Ал-Бируни, 973—1048] / АН СССР. — М.: Наука, 1973. — 272 с. — (Научно-биографическая серия). — 10 500 экз. (обл.)
  • Розенфельд Б. А. [naturalhistory.narod.ru/Hronolog/IAI/IAI_12/Iai_12_Ogl.htm Астрономический труд ал-Бируни «Книга вразумления начаткам науки звезд».] Историко-астрономические исследования, XII, 1975, с. 205—226.
  • Садыков Х. У. Бируни и его работы по астрономии и математической географии. М.: ГТТИ, 1953.
  • Тимофеев И. В. Бируни. — М.: Молодая гвардия, 1986. — 304 с. — (Жизнь замечательных людей. Вып. 671). — 150 000 экз. (в пер.)
  • Шарипов А. Великий мыслитель Абу Райхан Бируни. Ташкент, Фан, 1972.
  • Щетников А. И. К реконструкции итерационного метода решения кубических уравнений в средневековой математике // Труды третьих Колмогоровских чтений. — Ярославль: Издательство ЯГПУ, 2005. — С. 332—340.
  • Shlomo Pines, Tuvia Gelblum. [ru.scribd.com/doc/42686201/Biruni-Yogasutra Al-Biruni’s Arabic Version of Patañjali’s Yogasutra] // Bulletin of the School of Oriental and African Studies, University of London, 1977, Vol.29, № 2, pp. 302–325.
  • Scheppler B. Al-Biruni: Master astronomer and muslim scholar of the eleventh century. Rosen, 2006.

Ссылки

В Викицитатнике есть страница по теме
Аль-Бируни
  • [www-history.mcs.st-andrews.ac.uk/Biographies/Al-Biruni.html Abu Arrayhan Muhammad ibn Ahmad al-Biruni (The MacTutor History of Mathematics archive)] (англ.)
  • [www.iranica.com/articles/biruni-abu-rayhan-index BĪRŪNĪ, ABŪ RAYḤĀN (The Encyclopædia Iranica)] (англ.)
  • [global.britannica.com/EBchecked/topic/66790/al-Biruni ENCYCLOPÆDIA BRITANNICA] (англ.)
  • [www.madenimura.kz/ru/culture-legacy/books/book/kazahstan-nacionalnaa-enciklopedia-1-tom?category=all&page=88 Абу Райхан ал Бируни] // Казахстан. Национальная энциклопедия. — Алматы: Қазақ энциклопедиясы, 2004. — Т. I. — ISBN 9965-9389-9-7.

Отрывок, характеризующий Аль-Бируни

После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.