Бистром, Карл Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Карл Иванович Бистром

Портрет Карла Ивановича Бистрома
работы[1] Джорджа Доу. Военная галерея Зимнего Дворца, Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)
Дата рождения

1770(1770)

Место смерти

Киссинген

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Звание

генерал от инфантерии

Сражения/войны

Русско-шведская война (1788—1790), Сражение при Чарново,
Битва при Пултуске (1806),
Битва при Прейсиш-Эйлау, Сражение при Гуттштадте, Бородино, Тарутино, Сражение под Малоярославцем, Сражение под Красным, Сражение при Лютцене (1813), Сражение при Бауцене,
Сражение под Кульмом,
Битва народов

Награды и премии

Карл Ива́нович Би́стром (177016 (28) июня 1838) — русский военачальник, генерал от инфантерии, генерал-адъютант.





Биография

Родом из старинной остзейской дворянской фамилии. Отец — кадровый военный русской службы, полковник, комендант Могилёва[2]. Карл Иванович — старший брат генерал-лейтенанта Адама Ивановича Бистрома.

Записанный в 1784 году капралом на службу в лейб-гвардии Измайловский полк, в 1787 году Карл Бистром произведён в сержанты, но, согласно собственному желанию, переведён капитаном в армию, — в Невский мушкетерский полк, стоявший в Финляндии, — и уже в 18 лет принял участие в начавшейся войне против шведов.

В 1796 переведён в 1-й егерский полк, в котором через два года произведён в майоры и тогда же, «в виде особой монаршей милости», назначен его командиром[3]. В 1806 году ему вверено командование 20-м егерским полком[4].

Наполеоновские войны

Во время войны 1806—1807 годов Бистром заявил себя одним из храбрейших полковых командиров и за дело при Чарнове 29 января 1806 награждён орденом св. Георгия 4-й степени № 710

В воздаяние отличного мужества и храбрости, оказанных в сражении 11 декабря при м. Чарнове против французских войск, где расторопно и неустрашимо удерживал неоднократно сильное нападение неприятеля и соблюдал наилучший порядок в подчиненных.
В сражении под Пултуском он был ранен в левую ногу и получил из рук прусского короля орден «Pour le Mérite». В 1807 году под Прейсиш-Эйлау вторично ранен, в плечо, и награждён золотой саблей. В апреле того же года, едва оправившись от ран, возвратился к своему полку и участвовал с ним в сражениях при Цехере, Петерсвальде, Альткирхе и при р. Пасарга. 28 мая в деле при Гутштадте Бистром со своим полком прикрывал отступление русск. войск, при чём ранен был в правую щеку с повреждением челюсти. За это дело император Александр собственноручно надел на него орден св. Анны 2-й степени с алмазами. По заключении Тильзитского мира Бистром назначен батальонным командиром в лейб-гвардии Егерский полк, а в 1809 — командиром этого полка.

В начале Отечественной войны 1812 года, в делах 5 и 6 августа, Бистром отлично защищал переправы через Днепр, а в битве при Бородине ему первому пришлось встретить натиск превосходных неприятельских сил. В том же году он участвовал в боях при Тарутине, под Малоярославцем, в ночном нападении при дер. Клементино и особенно отличился у дер. Доброй, близ Красного, где во главе егерской бригады разбил стоявшие против него неприят. войска, забрал множество пленных, 9 орудий, 2 знамени и маршальский жезл Даву. Подвиг этот был награждён 3 июня 1813 года орденом св. Георгия 3-й степени № 306

В награду за отличную храбрость и мужество, оказанные в сражении против французских войск 4-6 ноября 1812 года под Красным.
В кампанию 1813 года Бистром с отличием участвовал в сражениях при Лютцене, Баутцене, Кульме и Лейпциге.

В 1814 году, во время сражений под Бриенном, Арсисом, Фершампенуазом и Парижем, находился в резерве.

После победы над Наполеоном

В 1821 году Бистром назначен был начальником 2-й гвардейской пехотной дивизии, в 1824 произведен в генерал-лейтенанты, а 3 марта 1825 ему вверено начальство над всей гвардейской пехотой. В том же году Бистром пожалован генерал-адъютантом. В турецкую кампанию 1828 года Бистром начальствовал отрядом, расположенным на южной стороне креп. Варны, осажденной русскими войсками, и здесь 16 сентября ему пришлось выдержать горячее дело при отражении атаки паши Омера-Врионе и одновременной с тем вылазки варнского гарнизона, а через день после того участвовать в неудавшейся атаке турецкого укрепленного лагеря, обороняемого войсками Омера-Врионе (см. Варна). 29 сентября Варна сдалась, а 2 октября император Николай пожаловал Бистрому орден св. Александра Невского.

В 1826 г. был назначен в Верховный уголовный суд по делу декабристов.

В 1831 году, когда возгорелась польское восстание, Бистром бросил начатое им лечение в Киссингене, прибыл к войскам и 15 апреля, командуя авангардом гвардейского корпуса, получил приказание прикрывать отступление гвардии к Тыкоцину. Поручение это он выполнил блистательно, отражая в течение 5 дней напор превосходных неприятельских сил. В сражении при Остроленке Бистром, несмотря на полученную им контузию, с необычайным мужеством и хладнокровием распоряжался войсками и 6 раз отразил стремительные нападения мятежников. Сражение это доставило ему 30 мая 1831 орден Святого Георгия 2-й степени № 87

За отличие в сражении при Остроленке 14-го мая 1831 года.
22 августа 1831 года он был произведен в генералы от инфантерии, затем был назначен главным начальником в Варшаве. В 1837 назначен помощником командира Отдельного гвардейского корпуса вел. кн. Михаила Павловича.

Умер 16 июня 1838 года на баварском курорте Киссинген в Баварии, где находился на лечении. Его тело было перевезено на бриге «Усердие» в Санкт-Петербург. Погребён с воинскими почестями в имении Романовка (Ямбург, современное название — Кингисепп, Ленинградская область). На средства, собранные офицерами гвардейского корпуса, командиром которого был Бистром, скульптору Клодту был заказан памятник «Бронзовый лев», стоящий на гранитном пьедестале. Рядом с могилой офицеры построили часовню (не сохранилась) и инвалидный дом для солдат-ветеранов, призванных охранять могилу командира.

Семья

Карл Иванович был женат на баронессе Тизенгаузен. Их брак был бездетным.

Напишите отзыв о статье "Бистром, Карл Иванович"

Литература

Примечания

  1. Государственный Эрмитаж. Западноевропейская живопись. Каталог / под ред. В. Ф. Левинсона-Лессинга; ред. А. Е. Кроль, К. М. Семенова. — 2-е издание, переработанное и дополненное. — Л.: Искусство, 1981. — Т. 2. — С. 251, кат.№ 8002. — 360 с.
  2. Бистром, Адам Иванович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб., 1908. — Т. 3: Бетанкур — Бякстер. — С. 76-77.
  3. Бистром, Карл Иванович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб., 1908. — Т. 3: Бетанкур — Бякстер. — С. 77-79.
  4. Бистром Карл Иванович // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
  5. </ol>

Ссылки

  • [www.museum.ru/museum/1812/Persons/slovar/sl_b36.html Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг.] // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 321-322.

Отрывок, характеризующий Бистром, Карл Иванович

– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.