Битва за Адждабию

Битва за Адждабию
Основной конфликт: Гражданская война в Ливии
Дата	15 марта — 17 марта 2011 года (первый этап) 21 марта — 26 марта 2011 года (второй этап)
Место	Ливия
Итог	Силы Каддафи захватили большую часть города после первой фазы сражения Противники Каддафи полностью заняли город после второй фазы
Противники
Сторонники Муаммара Каддафи Противники Муаммара Каддафи НАТО НАТО Франция Франция Великобритания Великобритания США США
Командующие
неизвестно неизвестно
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
20 убиты, 20 взяты в плен, 3 танка уничтожены, 4 — 7 танков захвачены, 2 вооруженных танкера затонули и 1 повреждён (первая фаза, неподтвержденные данные повстанцев) 1 вооруженный танкер повреждён (первая фаза, данные независимых источников) 21 убит, 6 взяты в плен, 24 танка, бронированные машины и мобильные ракетные установки уничтожены или захвачены (вторая фаза) 136 убитых 175 пропавших без вести 250 раненых по крайней мере один танк уничтожен 25 — 30 гражданских лиц убито

Би́тва за Адждаби́ю — одно из сражений в ходе гражданской войны в Ливии. Город Адждабия является стратегически важным пунктом, который стоит на перекрестке путей, ведущих к оплоту оппозиции городу Бенгази и к порту Тобрук, находящемуся вблизи от границы с Египтом. Она велась между антиправительственными повстанцами и военными силами, лояльными ливийскому лидеру Муаммару Каддафи. После второй битвы за Брегу, в которой войска Каддафи захватили город, Адждабия осталась единственным крупным городом в руках повстанцев на пути лоялистов к повстанческой столице Бенгази. Битва за Адждабию была поворотным моментом в конфликте, в котором решалась судьба всего восстания против правительства Каддафи. В ходе первого этапа битвы войска Каддафи захватили стратегический перекрёсток дорог, ведущих в Бенгази и Тобрук, а также заняли большую часть города. В центре города закрепились повстанцы, но они были окружены правительственными силами и отрезаны от помощи извне. 26 марта 2011 года ливийские повстанцы опираясь на помощь воздушных налетов сил коалиции, захватили контроль над городом, очистив его от сил полковника Муаммара Каддафи. После второго этапа сражения, противники Каддафи отбили перекрёсток дорог и очистили от лояльных войск город, заставив их отступать по ливийскому прибрежному шоссе к Сирту.

Битва

Предыстория

Адждабия была местом антиправительственных выступлений 16-17 февраля 2011 года в котором до 10 человек, как сообщается, были убиты от огня правительственных сил безопасности. Протестующие быстро взяли под контроль город и заявили, что это будет «Свободный город», после того как сожгли местную штаб-квартиру правительства.

Первый этап

14 марта армейские части лоялистов, в течение нескольких дней успешно наступающие на позиции повстанцев на востоке страны, подвергли артобстрелу город Адждабия. По информации представителей повстанцев, четыре артиллерийских снаряда упали утром в понедельник в западных окрестностях Адждабии. Никто не пострадал.

15 марта правительственные войска, наступавшие из Бреги (которую они захватили ранее) подвергли Адждабию артиллерийскому обстрелу. По городу также наносились удары с воздуха и с моря. Город ранее подвергался ударам с воздуха в течение предыдущих трех дней. Повстанцы заявили, 13 марта, что они будут защищать город до смерти. Однако, как только началось наступление лоялистов, все повстанческие силы, которые не были местными (из Адждабии) начали отступление, причем некоторые вместе с гражданским населением, к Бенгази. После артиллерийских ударов, лоялисты начали наступление. Восставшие ожидали сторонников Каддафи с запада, и закрепились на западных окраинах. Однако, часть правительственных войск обошла позиции повстанцев и напала на город с юга. Лоялисты быстро захватили западные позиции повстанцев и установили контроль над западным въездом в город. Кроме того, правительственные солдаты заняли восточный выезд города, не давая больше повстанцам отступать в сторону Бенгази. Город был окружен и переход Адждабии в руки правительства, открывал им дорогу в Бенгази. После того, как окружение было завершено, правительство танки вошли в Адждабию, устремившись в центр города. Они столкнулись с остатками повстанческих сил, завязались уличные бои. В то время как бои шли на улицах, два истребителя повстанцев, взлетевшие из Бенгази, напали на правительственные корабли, которые обстреливали город с моря. По данным независимых новостных источников, только один корабль был подбит, а повстанцы утверждали, что они нанесли удар по трем военным кораблям, два из которых затонули. Через несколько часов, большая часть города находилась под контролем правительства, однако, во избежание внезапного нападения повстанцев ночью, танки отошли на окраины города. Повстанцы решили, что они победили. Тем не менее, незадолго до полуночи, по Адждабии был нанесён новый артиллерийский удар лоялисткими силами, которые были вокруг города. В тот же день ливийского телевидение сообщило, что подразделения ливийской армии заняли город Адждабия.

16 марта бои продолжились, но ни одна из сторон не могла установить полный контроль над городом. Солдаты правительственных войск, возвращавшиеся с фронта, говорили в интервью, что сопротивление повстанцев было ожесточенным. В течение дня подкрепление повстанцев, прибывшее из Бенгази, закрепилось в нескольких километрах от восточного въезда в город, прежде чем атаковали лояльные войска. Они сделали небольшой коридор для связи Адждабии с Бенгази, но войска Каддафи по-прежнему оставались на восточной окраине города. Кроме того, повстанцы сумели отбить южного въезд в город, в то время как западный въезд был по-прежнему под контролем правительства. Три вертолета повстанческих напали на силы Каддафи на шоссе на западной окраине, где они готовились к наступлению в городе проводя перегруппировку сил и получая большое количество оружия, боеприпасов и подкреплений, поступающих из Сирта. Также ливийское телевидение сообщило, что Адждабия полностью очищена от повстанцев.

Сразу после полуночи 17 марта правительственные войска атаковали южные въезд в город. После трех часов боя они отошли. Для отражения атаки были задействованы танки, артиллерия и вертолёт. Позднее, утром этого дня, лоялисты отбили коридор на восточной стороне города. Город снова попал в окружение. В то время как бои шли в Адждабии, правительственные войска высадились с моря, используя десант, в небольшом городке нефтяном порту Зуветина, к северу по дороге между Адждабией и Бенгази. Город быстро перешёл в руки лояльных сил. Тем не менее, лидеры повстанцев заявили, что они нанесли лоялистам ряд чувствительных ударов. На следующий день повстанцы заявили, что потеряли некоторых из своих бойцов, а также ряд гражданских лиц были убиты, и 20 солдат правительства захвачены в плен в боях за порт.

Второй этап

С установлением бесполётной зоны 19 марта, начались воздушные удары по силам снабжения войск Каддафи и топливным конвоям, тем временем повстанцы 20 марта начали наступление из Бенгази, чтобы попытаться достичь Адждабии. По пути они отвоевали город Зуветина. 21 марта наступавшие повстанческие силы из Бенгази попытались атаковать Адждабию, стремясь облегчить положение повстанцев в городе и изгнать лояльные войска. Однако их атака была отбита правительственными войсками, при поддержке огня из танков и установок залпового огня. Повстанцы отступили и закрепились в 19 километрах от центра города. В тот вечер американские самолеты обстреляли некоторые позиции лоялистов в Адждабии, которые, согласно сообщениям, обстреливали город.

На следующее утро, повстанцы, вместе с репортёром, который был с ними, зафиксировали столбы дыма над городом, поднимавшиеся от объектов лоялистов, которые пострадали от американских воздушных ударов предыдущей ночью. Постанцы утверждали, что по крайней мере три танка лоялистов были уничтожены на восточной окраине города воздушными ударами стран коалиции. Рёпортёры Аль-Джазиры сняли обломки одного танка на контрольно-пропускном пункте, который был создан повстанцами как часть фронта. Находившийся на тот момент в восточной Ливии корреспондент телеканала «Дождь» Орхан Джемаль сообщал об ожесточённых боях возле Адждабии. Однако, кроме стрелкового оружия, у повстанцев другого вооружения не было в то время, как войска Каддафи по прежнему обладали тяжёлым вооружением.

23 марта силы коалиции начали воздушные удары по силам Каддафи на восточной окраине. Люди, бежавшие из города заявили, что только в центре города остаются повстанцы, а пригороды были под контролем сил правительства. Репортёры из Independent провели в Адждабии два дня по приглашению правительства, но не увидели доказательств крупномасштабных разрушений, о которые говорили повстанцы.

24 марта силы Каддафи по-прежнему удерживали основные восточные и западные въезды города и большую часть города, за исключением центра города, а также отгоняли наступающие повстанческие войска, от окраин города с помощью минометного и артиллерийского огня. Позднее, 24 марта, некоторым силам повстанцев удалось попасть в Адждабию, и ситуация в городе становилась всё более неопределённой, многие части города переходили из рук в руки. Ночью британские истребители начали воздушные удары по бронетанковым силам Каддафи.

По состоянию на 25 марта западная и центральная части города находились под контролем лоялистов, в то время как восточная часть находилась под контролем повстанцев. Рано утром ПНС передал сообщение для сил Каддафи в городе через лидеров местных племен. Он призвал сторонников Каддафи сложить оружие и сдаться. Однако, правительственные войска отказались от предложения о капитуляции и повстанцы начали сосредотачиваться на окраине города, готовясь к наступлению. Во второй половине дня четыре установки залпового огня повстанцев, которые прибыли на линию фронта, начали стрелять по позициям лоялистов. Правительственная артиллерия ответила на обстрел. Накануне вечером наступление повстанцев на районы города, контролируемое силами Каддафи было отменено после того, как авангард повстанческих отрядов был атакован танковыми частями лоялистов на окраине города, бой не привёл к победе какой-либо стороны.

В течение ночи несколько отрядов повстанцев попали в город через коридор, установленный накануне вечером, также британские самолеты уничтожили семь танков лоялистов в городе и его окрестностях. К этому времени город был разделен между лоялистами, находившимися в западной части города, и повстанцами в восточной.

26 марта повстанцы в Адждабии сообщили, что установили контроль над городом, это подтвердили журналисты Аль-Джазиры на месте событий. Заместитель министра иностранных дел Ливии Халед Каим заявил, что правительственные войска покинули Адждабию ночью из-за воздушных ударов коалиции. Он обвинил западные силы непосредственно в пособничестве повстанцам. Повстанцы затем направились в Брегу и смогли захватить город.

Аль-Джазира также сообщила, что ливийский генерал армии Билгасим аль-Ганга был захвачен повстанцами в плен в ночь на 25 марта.

Последствия

30 марта самолеты международной коалиции нанесли удар по колонне ливийских правительственных войск, наступающих в направлении города Адждабия. Повстанцы, которые спешили укрыться от противника в Адждабии, увидев последствия авиаудара, начали праздновать и стрелять в воздух. Ранее в течение дня 30 марта они в панике отступали, бросив города Рас-Лануф и Брега, которые перешли под их контроль несколькими днями ранее.

9 апреля сообщалось об атаке войск Каддафи на Адждабию. Однако повстанцы позже сообщили, что им удалось отбить атаку лоялистов на город.

16 апреля также сообщалось о серьёзном ухудшении погодных условий (ветер до 9 баллов, песчаная буря), вследствие чего авиация НАТО в течение нескольких дней не могла осуществлять боевые операции в восточной Ливии. В городе, большая часть населения которого уже эвакуировалась, началась паника, однако лояльные Каддафи войска в дальнейшем попытки отбить Адждабию не предпринимали.

Отрывок, характеризующий Битва за Адждабию

Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.