Битва за Мидуэй

Мидуэйское сражение
Основной конфликт: Вторая мировая война, Война на Тихом океане
Сражение у атолла Мидуэй. Диорама сражения
Дата	4 июня — 7 июня 1942
Место	Окрестности атолла Мидуэй
Итог	Тактическая и стратегическая победа США
Противники
США США Японская империя Японская империя
Командующие
Честер Нимиц Фрэнк Флетчер Рэймонд Спрюэнс Исороку Ямамото Тюити Нагумо Нобутакэ Кондо Тамон Ямагути
Силы сторон
3 авианосца, 7 тяжёлых крейсеров, 1 лёгкий крейсер, 15 эсминцев, 233 палубных самолёта, 127 самолётов наземного базирования, 16 подводных лодок 4 авианосца, 2 линкора, 2 тяжёлых крейсера, 1 лёгкий крейсер, 12 эсминцев, 248 палубных самолётов, 16 гидросамолётов не принимали участия в сражении: 2 лёгких авианосца, 5 линкоров, 4 тяжёлых крейсера, 2 лёгких крейсера, около 35 кораблей поддержки
Потери
1 авианосец, 1 эсминец, 307 человек, около 150 самолетов 4 авианосца, 1 тяжёлый крейсер потоплен, 1 тяжёлый крейсер серьёзно повреждён, 3057 человек, 248 самолётов

Сражение у атолла Мидуэй (англ. Battle of Midway, яп. ミッドウェー海戦) — крупное морское сражение Второй мировой войны на Тихом океане, произошедшее в июне 1942 года. Решительная победа флота США над Объединённым флотом Японии стала поворотной точкой в войне на Тихом океане. Японский флот, потерявший 4 тяжёлых авианосца, 248 самолётов и лучших пилотов, навсегда лишился возможности эффективно действовать вне зон прикрытия береговой авиации.

Планы сторон

Императорская Япония

Не существует единого мнения о причинах, побудивших японцев атаковать атолл Мидуэй. Принято считать, что со стороны японского флота целью операции, включавшей отвлекающую атаку на Алеутские острова, являлось уничтожение американских авианосцев и окончательная нейтрализация Тихоокеанского флота США. Японцы намеревались занять Мидуэй с целью расширения «защитного периметра» своих островов. Операция служила подготовкой к дальнейшему наступлению на острова Фиджи и Самоа, а также к возможному вторжению на Гавайи.

Не рискуя совершать повторное нападение на основную базу американского флота в Пёрл-Харборе, японское командование решило атаковать базу на атолле Мидуэй, а затем уничтожить авианосцы противника в случае, если последние придут на выручку гарнизону. Как и в случае с атакой на Пёрл-Харбор, была сделана ставка на внезапность нападения.

Силы японского флота были разделены на две части:

• ударная группа авианосцев (командующий — адмирал Нагумо)
• группа линкоров с сопровождением (командующий — адмирал Ямамото)

Соединенные Штаты Америки

Расчёт японцев на внезапность не оправдался. В мае 1942 группа криптографов Тихоокеанского флота (HYPO) сумела взломать японский военно-морской код JN-25 и получить сведения, что следующей атакой японской армии будет некая цель «AF» в Тихом океане. Проблема была в том, что американское командование не могло идентифицировать цель «АF». Возможно это был остров Мидуэй или база Пёрл-Харбор на Гавайях. Для проверки было отправлено сообщение о нехватке воды на о. Мидуэй. Вскоре была перехвачена японская шифровка: «Неполадки с водоснабжением на „АF“».

На основе этой информации командующий американским тихоокеанским флотом адмирал Честер Нимиц спланировал ответные действия. Американские авианосцы «Энтерпрайз», «Хорнет» и «Йорктаун» были скрытно выдвинуты к северо-западу от атолла Мидуэй и полностью подготовлены к бою. Контр-адмирал Рэймонд А. Спрюэнс возглавил 16-е оперативное авианосное соединение, ядро которого составляли авианосцы «Хорнет» и «Энтерпрайз». Контр-адмирал Фрэнк Дж. Флетчер командовал 17-м оперативным авианосным соединением, главным кораблём которого был авианосец «Йорктаун». Таким образом, хотя японские силы имели значительное численное превосходство, внезапность оказалась на стороне США.

Ход сражения

Первые столкновения

В 9:25 3 июня пилот взлетевшего с Мидуэя американского разведывательного гидросамолёта «Каталина» младший лейтенант Джек Ред, обнаружив японскую группировку, идущую к Мидуэю, передал сообщение из двух слов: «Главные силы».

Первый удар нанесли американцы: девять тяжёлых бомбардировщиков B-17, поднявшись с базы Мидуэй, в 16:23 нанесли удар по транспортным судам японской группировки. Как выяснилось позднее, ни одна бомба в цель не попала.

В 4:30 утра 4 июня стартовала первая волна японских бомбардировщиков и истребителей прикрытия. В 4:45 самолёты построились и легли на заданный курс — 36 торпедоносцев Nakajima B5N «Кейт» с авианосцев «Хирю» и «Сорю», 36 пикирующих бомбардировщиков «Вэл» с авианосцев «Акаги» и «Кага» и 36 истребителей «Зеро», по 9 с каждого авианосца. Истребителями прикрытия командовал лейтенант Суганами Минору. В 6:20 атакующая группа из 108 самолётов достигла атолла и нанесла удар по базе, причинив ей значительные разрушения.

Американские истребители F4F-3 и F2A-3 (под командованием майора Паркса и капитана Армстейда), находившиеся на базе, вступили в бой и, несмотря на тяжёлые потери, сбили несколько бомбардировщиков и, по меньшей мере, три «Зеро». Большинство американских машин было сбито истребителями лейтенанта Суганами. Вернулись 10 самолётов из 25, причём 4 разбились при посадке. 221-я авиагруппа была уничтожена.

Бо́льших успехов добилась зенитная артиллерия: было сбито около трети атаковавших бомбардировщиков.

Руководивший атакой лейтенант Томонага доложил, что американские бомбардировщики успели покинуть базу до налёта, и наземная оборона не подавлена, поэтому перед высадкой десанта потребуется ещё один удар с воздуха.

В 5:34 пилот взлетевшей с Мидуэя «Каталины» Говард Эди сообщил об обнаружении японских авианосцев. Американские бомбардировщики с Мидуэя действительно успели подняться до японского налёта и нанесли удар по японским авианосцам. Атакующая группа состояла из шести торпедоносцев Grumman TBF Avenger (лейт. Файберлинг, они поднялись с Мидуэй в 6:10) и четырёх бомбардировщиков Martin B-26 Marauder (кап. Коллинз), также вооружённых торпедами. Из-за отсутствия истребителей прикрытия с американской стороны, атака была отбита японскими истребителями без заметного ущерба для кораблей, при этом были сбиты все атакующие самолёты, кроме одного Avenger’а и двух B-26.

В соответствии с японской доктриной того времени, командующий авианосной группой адмирал Нагумо держал половину своих самолётов в резерве на случай отражения атаки авианосцев противника. Всего было 36 пикирующих бомбардировщиков с «Хирю» и «Сорю», 36 торпедоносцев с «Акаги» и «Кага» и 36 истребителей, снова по 9 с каждого авианосца. Соответственно цели, резервные самолёты были вооружены торпедами. После отражения первого налёта американцев Нагумо решил, что опасность атаки миновала и приказал перевооружить резерв бомбами для повторной атаки Мидуэя.

Приказ был отдан в 7:15, и работы по перевооружению были в разгаре, когда в 7:40 поступило сообщение от самолёта-разведчика об обнаружении значительных американских сил. Нагумо немедленно отменил предыдущий приказ, и на резервные самолёты вновь стали подвешивать торпеды. Ещё через полчаса от разведчика поступило сообщение, что обнаружен всего один авианосец противника (остальные не были обнаружены). При этом из-за нехватки персонала на палубах оставались и авиабомбы и торпеды, которые не успевали спустить в надёжно защищённые погреба. Этот фактор создавал опасную ситуацию — авиабомбе было достаточно пробить верхнюю палубу чтобы сдетонировали все находившиеся там боеприпасы (вдвое больше чем при обычном положении).

Битва авианосцев

Проанализировав поступившие к 7:00 радиосообщения о ходе воздушной атаки на Мидуэй, американские моряки подсчитали, что японские самолеты вернутся на свои авианосцы около 9:00. Чтобы атаковать японские авианосцы, когда те будут принимать и заправлять самолеты, Спрюэнс отдал приказ о немедленном взлете с авианосцев всех имеющихся самолетов. С «Хорнет» и «Энтерпрайз» взлетели 117 самолетов: 68 пикирующих бомбардировщиков, 29 торпедоносцев, 20 истребителей. Но завершив прием самолетов первой волны, японский флот изменил курс и направился на северо-восток. В результате, когда 35 пикирующих бомбардировщиков и 10 истребителей с авианосца «Хорнет» прилетели в район, где, по представлению американцев, должен был находиться японский флот, его там не оказалось и эти самолеты легли на обратный курс.

В 7:50 к японскому флоту подошла эскадрилья из 16 пикирующих бомбардировщиков «Донтлес» под командованием майора Хендерсона. (Отдельно шла группа из 11 пикировщиков «Виндикейтор»). Самолёт Хендерсона был сбит ещё на подходе, и командование принял капитан Эльмер Глайден. Часть пикировщиков атаковала авианосец «Хирю» с пологого пикирования. «В 8:08 авианосец увернулся от четырёх бомб. В 8:12 ещё две бомбы легли справа. Корабль тряхнуло и засыпало осколками. Четыре матроса были убиты, шесть ранено». Три бомбардировщика атаковали авианосец «Кага», не добившись попаданий. Практически все американские пикировщики были сбиты.

В 8:14 тяжёлый крейсер «Тонэ» открыл огонь орудиями левого борта, сигнализируя о появлении тяжёлых бомбардировщиков Boeing B-17 Flying Fortress (под командованием полковника Суини) на высоте 6500 метров. Японские истребители прикрытия осторожно атаковали их в течение 10 минут, не нанеся существенных повреждений. «Летающие крепости» сбросили бомбы и в 8:20 ушли. « Сорю» и «Хирю» не получили никаких повреждений.

Именно в этот момент (8:20) пришло новое сообщение с японского гидросамолёта № 4, который следил за американскими кораблями: «Колонну противника замыкает корабль, похожий на авианосец».

В 8:17 появилась группа «Виндикейторов» (под командованием майора Бенджамина Норриса), которая взлетела с аэродрома на Мидуэе вместе с эскадрильей Хендерсона, но отстала от неё. С высоты 150 метров они атаковали линейный крейсер «Харуна». «Капитан 1-го ранга Такама блестяще управлял линейным кораблём „Харуна“. Американцы сбрасывали одну бомбу за другой, но старый линкор ухитрился увернуться от всех. Два близких разрыва были отмечены в 8:29, но командир дивизиона живучести капитан 3-го ранга Иосино доложил, что они не причинили никаких повреждений». Эта эскадрилья тоже не смогла повредить японский флот.

В 8:55 японский флот получил предупреждение от разведывательного самолёта: «Десять торпедоносцев противника идут прямо на вас». Это была 8-я торпедоносная эскадрилья, ведомая капитаном 3-го ранга Джоном Уолдроном. Они поднялись примерно в 7:00 с авианосца «Хорнет». В 9:18 15 торпедоносцев «Девастейтор» атаковали соединение Нагумо. Не считая Уолдрона, вся эскадрилья состояла из резервистов, призванных всего несколько месяцев назад. В приказе Уолдрона, написанном накануне сражения говорилось: «Если останется лишь один самолёт для последнего захода, то я хочу, чтобы этот пилот прорвался и попал. Пусть Бог будет с нами. Удачи, счастливого приземления и покажите им». Несмотря на то, что все пилоты 8-й эскадрильи были новичками, они, не колеблясь, шли на авианосец прямым курсом, несмотря на то, что до цели было ещё целых 10 миль. Японские истребители прикрытия сбили все торпедоносцы, кроме самолёта Джорджа Хея, который успел сбросить торпеду и несколько позже, повреждённый, посадил машину на воду. 8-я торпедоносная эскадрилья была полностью уничтожена. Это была шестая американская атака за утро.

Огонь по эскадрилье Уолдрона был прекращён в 9:36, а уже в 9:38 японцев атаковала 6-я эскадрилья торпедоносцев под командованием капитана 3-го ранга Линдси (14 самолётов «Девастейтор»). В 9:40 Линдси приказал эскадрилье разделиться на два отряда и атаковать японский авианосец («Кага») с двух сторон. В 15 милях от авианосца их атаковали 25 истребителей «Зеро». Только 4 торпедоносца вышли на линию атаки (9:58), сбросили торпеды и повернули обратно. Линдси погиб в этой атаке. Повредить авианосец не удалось.

В 8:45 с авианосца «Йорктаун» начали взлёт 12 торпедоносцев «Девастейтор» капитана 3-го ранга Месси. Его эскадрилья была перехвачена в 15 км от японских авианосцев. Торпедоносцы смогли прорваться к японскому флоту, идя на высоте 50 метров, и разделились на 2 группы для атаки с двух сторон. В этот момент капитан Месси был сбит. Командование принял старшина Эдерс. 4 самолёта смогли сбросить торпеды, из них два были сразу сбиты, а 2 вернулись на авианосец. Это была 8-я американская атака за утро, и в 10:15 атакующие самолёты были уничтожены.

В этот момент было завершено перевооружение японских бомбардировщиков, и 93 машины, ожидая сигнала, стояли на полётных палубах. Удар по американскому флоту было решено нанести в 10:30. В 10:20 Нагумо приказал поднять самолёты, и авианосцы начали разворот на ветер.

Примерно в 7:45 капитан 3-го ранга Кларенс Уэйд Маккласки (англ. Clarence Wade McClusky) с авианосца «Энтерпрайз» повёл свои самолёты в сторону японского флота. С ним шла 6-я разведывательная эскадрилья лейтенанта Эрла Галлахера и 6-я бомбардировочная эскадрилья лейтенанта Ричарда Беста, всего 30 пикировщиков «Донтлес».

Капитан 3-го ранга Макс Лесли поднял свои 17 пикировщиков «Донтлес» (3-ю бомбардировочную эскадрилью) с авианосца «Йорктаун» около 8:55, вместе с эскадрильей Месси. Сразу после взлёта его самолёты потеряли 4 бомбы.

Маккласки вышел в точку перехвата в 9:20, но не обнаружил там японский флот. Ему потребовалось около часа, чтобы его найти. Он заметил корабли в 10:05 на расстоянии 35 миль. Они атаковали авианосцы: по недоразумению, Маккласки и 25 самолётов атаковали один авианосец, а Бест и 5 самолётов — другой.

Капитан 3-го ранга Маккласки, пикировавший первым, видел совершенно не повреждённую полётную палубу с самолётами, стоявшими в полной готовности к вылету на корме. Эрл Галлахер, пикирующий четвёртым, заметил столбы воды от двух близких разрывов и взрыв своей собственной бомбы, разорвавшейся среди стоявших на палубе самолётов. Младший лейтенант Клайс, пикирующий седьмым, видел уже море огня, бушевавшего на корме авианосца, но совершенно не повреждённый центр полётной палубы с нарисованным на ней красным кругом. Именно в этот круг и угодила его бомба. Так всё и продолжалось до младшего лейтенанта Голдсмита, пикировавшего последним. Голдсмит ясно видел, как авианосец, который теперь представлял собой пылающий остов, пытался маневрировать в отчаянной попытке избежать дальнейших попаданий.

В этот самый момент (10:25) Макс Лесли (он должен был атаковать вместе с эскадрильей Месси, но потерял её и искал минут 15) пошёл в атаку на другой авианосец. 14 самолётов атаковали авианосец, а последние 4 сбросили бомбы на эсминец и линкор.

Таким образом, две группы бомбардировщиков совершено независимо нанесли одновременный удар по трём различным авианосцам — «Акаги», «Кага» и «Сорю». До сих пор точно не установлено, кто какой авианосец атаковал, предположительно, первым был атакован «Кага». Японские истребители были заняты уничтожением эскадрильи Месси, зенитного огня тоже не было.

«Сорю» и «Кага» затонули вечером 4 июня.

Атака американской подводной лодки «Наутилус»

Через два часа после атаки бомбардировщиков американская подводная лодка «Наутилус» выпустила 3 торпеды по японскому авианосцу. В боевом рапорте «Наутилуса» говорится, что лодка выпустила торпеды между 13:59 и 14:05 с дистанции 2500 метров при угле встречи 125 градусов, после чего погрузилась на 92 метра.

Командир «Наутилуса» капитан 3-го ранга Билл Брокман был уверен, что атаковал и потопил авианосец «Сорю». Однако, по японским данным, тремя торпедами был атакован авианосец «Кага», причём две торпеды прошли мимо, а третья не разорвалась.

Билл Брокман до самой смерти полагал, что потопил «Сорю», подводная лодка «Наутилус» именно так и вошла в американскую историю.

Ответная атака японцев

Для нанесения ответного удара по американскому флоту на «Хирю» удалось собрать 18 пикирующих бомбардировщиков «Вэл» под командованием лейтенанта Митио Кобаяси и всего шесть истребителей «Зеро» для сопровождения (под командованием лейтенанта Сигемацу). Бомбардировщики несли 250-кг бомбы. В 10:54 первые «Зеро» поднялись с полётной палубы, а в 10:58 поднялись пикировщики. В 11:45 раздался сигнал воздушной тревоги на «Йорктауне», авианосец увеличил скорость, его прикрывали крейсеры «Астория» и «Портленд». На перехват было поднято 12 истребителей под командованием капитана 3-го ранга Педерсона. Во время атаки были сбиты 5 японских пикировщиков, но 7 прорвались к авианосцу и добились трёх попаданий. Обратно на «Хирю» вернулись 5 пикировщиков и 1 истребитель. Сразу же было принято решение о второй атаке. Было поднято в воздух 10 торпедоносцев Nakajima B5N («Кейт») под командованием лейтенанта Томонага и 6 истребителей лейтенанта Мори. Об их приближении на «Йорктауне» узнали в 14:20. Торпедоносцы атаковали двумя группами по 5 самолётов, живыми из боя вышла только одна группа (лейтенанта Хасимото) и три истребителя. Бой окончился в 14:52. Торпедоносцы добились двух точных попаданий.

Авианосец «Йорктаун» (Капитан 1-го ранга Букмастер) был серьёзно повреждён, но остался на плаву и буксировался к Пёрл-Харбору. 7 июня 1942 года японская подводная лодка потопила авианосец и находившийся у его борта эсминец.

Атака «Хирю» пикирующими бомбардировщиками

Уже в момент японской атаки на «Йорктаун» пришло сообщение об обнаружении последнего японского авианосца («Хирю»). У американцев уже не осталось ни одного торпедоносца, поэтому на «Энтерпрайзе» была создана смешанная группа из пикировщиков, всего 25 самолётов. Возглавил авиагруппу лейтенант Эрл Галлахер. Сразу за ними (16:03) с «Хорнета» поднялось ещё 16 пикировщиков.

В 16:58 Галлахер повёл пикировщики в атаку. «Хирю» прикрывало только 6 истребителей. В 17.03 японский сигнальщик сообщил об атаке американских самолетов, но времени отреагировать на атаку у японцев уже не оказалось: пикировщики добились четырех попаданий 1000-фунтовыми бомбами, которые вызвали взрывы и многочисленные пожары в трюмах, справиться с которыми командам живучести не удалось. Несколько позже на японский флот сбросили бомбы несколько B-17, но не добились ни одного попадания. Из эскадрильи Галлахера не вернулось 3 самолёта.

Ночью японский отряд из 4 тяжёлых крейсеров, направленных для обстрела Мидуэя, сделал резкий поворот из-за обнаруженной американской подводной лодки. При этом замыкающий крейсер «Могами» врезался в идущий перед ним крейсер «Микума». На «Могами» была разрушена носовая часть, на «Микуме» началась утечка топлива. Оба повреждённые крейсера в сопровождении двух эсминцев стали отходить к ближайшей базе — острову Трук.

По приказу адмирала Ямагути безнадёжно повреждённые «Акаги» и «Хирю» были затоплены японцами утром 5 июня в 05.10. В этот день самолёты с Мидуэя атаковали японские повреждённые крейсера. Добиться попаданий им не удалось, но один загоревшийся пикировщик врезался в «Микуму» и нанёс ему тяжёлые повреждения. 58 пикирующих бомбардировщиков с «Хорнета» и «Энтерпрайза» безуспешно искали главные силы японцев, уходивших на запад и находившихся в зоне плохой погоды.

6 июня американские самолёты с авианосцев вновь атаковали японские тяжёлые крейсера «Микума» и «Могами». «Микума» был потоплен, «Могами» получил новые повреждения, но добрался до порта.

Итоги

Потери Императорского военно-морского флота Японии

• около 2 500 человек личного состава

• 248 самолетов морского базирования

• 4 тяжёлых авианосца: «Акаги», «Кага», «Сорю», «Хирю».

• тяжёлый крейсер «Микума».

Среди погибших в сражении — самые опытные пилоты японской палубной авиации.

Командир 2-й дивизии авианосцев контр-адмирал Ямагути и командир авианосца «Хирю» капитан 1-го ранга Каку отказались покинуть тонущий «Хирю» и погибли вместе с кораблем. Командующий ударной группировкой вице-адмирал Тюити Нагумо и раненый Кусака пытались покончить самоубийством, но офицерам удалось уговорить их не делать этого.

Потери Тихоокеанского военно-морского флота США

• 307 человек личного состава

• 150 самолетов наземного и морского базирования

• эсминец

• тяжелый авианосец «Йорктаун»

Прекращение операции и приказ об отходе

Потеряв 4 тяжёлых авианосца и тяжелый крейсер, а также более двухсот боевых самолетов палубной авиации, Главнокомандующий Объединённым Императорским флотом адмирал Ямамото в 23:55 4-го июня был вынужден отдать приказ о прекращении наступательных действий и возвращению остатков ударной группировки к берегам Японии. К этому времени в распоря­жении Ямамото всё ещё оставалось около 100 кораблей, в том числе 11 линкоров.

Стратегические последствия

После сражения у атолла Мидуэй Императорская Япония потеряла инициативу в войне и была вынуждена перейти к оборонительным действиям.

В стратегии и тактике войны на море произошли необратимые изменения.

«Битва авианосцев» — морское сражение, в котором корабли противника даже не сблизились для визуального контакта и артиллерийской дуэли, показала, что авианосец как тип нового боевого корабля стал главенствовать на Тихом океане, а затем и во всей акватории Мирового океана.

Соединенные Штаты Америки сделали далеко идущие выводы из результатов сражения 1942 года у атолла Мидуэй. Наряду со строительством тяжелых атомных подводных лодок, на вооружении ВМС США всегда находятся боеготовые авианосные соединения, способные выполнять как оборонительные, так и наступательные задачи.

Память

Императорская Япония

Командиру 2-й дивизии авианосцев контр-адмиралу Тамону Ямагути, который отказался покинуть борт авианосца «Хирю» и погиб вместе с флагманом, согласно традициям японского Императорского флота присвоено звание вице-адмирала посмертно.

Соединенные Штаты Америки

В память о победе название «Мидуэй» носили несколько кораблей ВМС США. В американской традиции все они имеют стандартное название USS Midway.

• USS Midway (AG-41) — транспорт. На службе с 1942 по 1946 год. 3 апреля 1943 года переименован в USS Panay (AG-41).

• USS Midway (CVE-63) — эскортный авианосец, тип «Касабланка». Спущен на воду в 1943 года. Год спустя переименован в USS St. Lo. Потоплен самолетом камикадзе 25 октября 1944 года.

В американской кораблестроительной промышленности согласно традиции вся серия однотипных тяжелых авианосцев ВМС США носит кодовое название по имени первого спущенного на воду боевого корабля. Отсюда: «серия: тяжелые эскортные авианосцы тип «Мидуэй». Начало строительства кораблей серии – 1943 год.

• USS Midway (CV-41) — первый тяжёлый американский авианосец, головной корабль серии, тип «Мидуэй». Принимал участие в бомбардировках Северного Вьетнама, а также принимал участие в операции «Буря в пустыне» в 1991 году. Находился в составе американских ВМС 47 лет. Выведен из состава флота 11 апреля 1992 года. С 1998 года — корабль-музей в городе Сан-Диего.

Битва в культуре

• В 1976 году вышел фильм «Мидуэй», производство США — Япония. В ролях: Чарлтон Хестон, Эдвард Альберт, Генри Фонда, Джеймс Кобурн, Гленн Форд, Хэл Холбрук, Тосиро Мифунэ, Роберт Митчэм, Клифф Робертсон, Роберт Вагнер.
• В 2005 году вышла компьютерная военно-морская игра «Battlestations: Midway»
• Шведская heavy-metal группа Sabaton написала песню о битве за Мидуэй.
• В игре Battlefield 1942 есть карта «Остров Мидуэй».

Литература

• Кампании войны на Тихом океане. Материалы комиссии по изучению стратегических бомбардировок авиации Соединённых Штатов / Перевод с английского под ред. адмирала флота Советского Союза Исакова И.С.. — М.: Воениздат, 1956. — 558 с.
• Решающая битва авианосцев. Ред. И. Петровский. М.: ЭКСМО, 2010. ISBN 978-5-699-41859-6
• Гарри Тюрк, "Мидуэй. Перелом в войне на Тихом океане, 1942", Берлин, 1991. (русский перевод - 2016 г., интернет-публикация)

Ссылки

• [militera.lib.ru/h/prange/index.html Гордон Прандж. Чудо у острова Мидуэй.]
• [militera.lib.ru/research/lord2/index.html Уолтер Лорд. Невероятная победа.]
• [old.computerra.ru/2005/579/37720/ Мидуэй: «Бремя белых» — смена караула] — статья Михаила Ваннаха в Компьютерре (№ 579 от 22 февраля 2005 года).
• Л. Голод, С. Б. Переслегин. [www.igstab.ru/materials/Pereslegin/Per_Theorems.htm Тихоокеанская война — мифы и рифы. Статья, являющаяся послесловием к книге Ф. Шермана «Война на Тихом океане».]
• [militera.lib.ru/memo/other/fuchida_okumiya/index.html Футида Мицуо, Окумия Масатакэ. Сражение у атолла Мидуэй. М.: Воениздат, 1958.]
• [militera.lib.ru/h/blond_g2/index.html Блон Ж. Война в океанах. М.: Вече, 2000.]
• Передача «Военное дело». [youtube.com/watch?v=Pa__v6JoP0U Серия о битве за Мидуэй] на YouTube
• [www.youtube.com/watch?v=1v4I6RGRW50&feature=related Бой у Мидуэя (американская кинохроника)]
• [old.echo.msk.ru/snd/2010-03-08-victory-2108.mp3 Передача «Битва при Мидуэй» цикла «Цена Победы», радиостанция «Эхо Москвы»]
• [web.archive.org/web/20050223003717/home.comcast.net/~r2russ/midway/ The Battle of Midway Roundtable]
• [worldhist.ru/library/review/434/8152/?sphrase_id=24972 Буранок С. О. Сражение за Мидуэй и американское общество. Самара: «АсГард», 2011. 190 с.]

Отрывок, характеризующий Битва за Мидуэй

Вскоре после маленькой княгини вошел массивный, толстый молодой человек с стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с высоким жабо и в коричневом фраке. Этот толстый молодой человек был незаконный сын знаменитого Екатерининского вельможи, графа Безухого, умиравшего теперь в Москве. Он нигде не служил еще, только что приехал из за границы, где он воспитывался, и был в первый раз в обществе. Анна Павловна приветствовала его поклоном, относящимся к людям самой низшей иерархии в ее салоне. Но, несмотря на это низшее по своему сорту приветствие, при виде вошедшего Пьера в лице Анны Павловны изобразилось беспокойство и страх, подобный тому, который выражается при виде чего нибудь слишком огромного и несвойственного месту. Хотя, действительно, Пьер был несколько больше других мужчин в комнате, но этот страх мог относиться только к тому умному и вместе робкому, наблюдательному и естественному взгляду, отличавшему его от всех в этой гостиной.
– C'est bien aimable a vous, monsieur Pierre , d'etre venu voir une pauvre malade, [Очень любезно с вашей стороны, Пьер, что вы пришли навестить бедную больную,] – сказала ему Анна Павловна, испуганно переглядываясь с тетушкой, к которой она подводила его. Пьер пробурлил что то непонятное и продолжал отыскивать что то глазами. Он радостно, весело улыбнулся, кланяясь маленькой княгине, как близкой знакомой, и подошел к тетушке. Страх Анны Павловны был не напрасен, потому что Пьер, не дослушав речи тетушки о здоровье ее величества, отошел от нее. Анна Павловна испуганно остановила его словами:
– Вы не знаете аббата Морио? он очень интересный человек… – сказала она.
– Да, я слышал про его план вечного мира, и это очень интересно, но едва ли возможно…
– Вы думаете?… – сказала Анна Павловна, чтобы сказать что нибудь и вновь обратиться к своим занятиям хозяйки дома, но Пьер сделал обратную неучтивость. Прежде он, не дослушав слов собеседницы, ушел; теперь он остановил своим разговором собеседницу, которой нужно было от него уйти. Он, нагнув голову и расставив большие ноги, стал доказывать Анне Павловне, почему он полагал, что план аббата был химера.
– Мы после поговорим, – сказала Анна Павловна, улыбаясь.
И, отделавшись от молодого человека, не умеющего жить, она возвратилась к своим занятиям хозяйки дома и продолжала прислушиваться и приглядываться, готовая подать помощь на тот пункт, где ослабевал разговор. Как хозяин прядильной мастерской, посадив работников по местам, прохаживается по заведению, замечая неподвижность или непривычный, скрипящий, слишком громкий звук веретена, торопливо идет, сдерживает или пускает его в надлежащий ход, так и Анна Павловна, прохаживаясь по своей гостиной, подходила к замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину. Но среди этих забот всё виден был в ней особенный страх за Пьера. Она заботливо поглядывала на него в то время, как он подошел послушать то, что говорилось около Мортемара, и отошел к другому кружку, где говорил аббат. Для Пьера, воспитанного за границей, этот вечер Анны Павловны был первый, который он видел в России. Он знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга, и у него, как у ребенка в игрушечной лавке, разбегались глаза. Он всё боялся пропустить умные разговоры, которые он может услыхать. Глядя на уверенные и изящные выражения лиц, собранных здесь, он всё ждал чего нибудь особенно умного. Наконец, он подошел к Морио. Разговор показался ему интересен, и он остановился, ожидая случая высказать свои мысли, как это любят молодые люди.


Вечер Анны Павловны был пущен. Веретена с разных сторон равномерно и не умолкая шумели. Кроме ma tante, около которой сидела только одна пожилая дама с исплаканным, худым лицом, несколько чужая в этом блестящем обществе, общество разбилось на три кружка. В одном, более мужском, центром был аббат; в другом, молодом, красавица княжна Элен, дочь князя Василия, и хорошенькая, румяная, слишком полная по своей молодости, маленькая княгиня Болконская. В третьем Мортемар и Анна Павловна.
Виконт был миловидный, с мягкими чертами и приемами, молодой человек, очевидно считавший себя знаменитостью, но, по благовоспитанности, скромно предоставлявший пользоваться собой тому обществу, в котором он находился. Анна Павловна, очевидно, угощала им своих гостей. Как хороший метрд`отель подает как нечто сверхъестественно прекрасное тот кусок говядины, который есть не захочется, если увидать его в грязной кухне, так в нынешний вечер Анна Павловна сервировала своим гостям сначала виконта, потом аббата, как что то сверхъестественно утонченное. В кружке Мортемара заговорили тотчас об убиении герцога Энгиенского. Виконт сказал, что герцог Энгиенский погиб от своего великодушия, и что были особенные причины озлобления Бонапарта.
– Ah! voyons. Contez nous cela, vicomte, [Расскажите нам это, виконт,] – сказала Анна Павловна, с радостью чувствуя, как чем то a la Louis XV [в стиле Людовика XV] отзывалась эта фраза, – contez nous cela, vicomte.
Виконт поклонился в знак покорности и учтиво улыбнулся. Анна Павловна сделала круг около виконта и пригласила всех слушать его рассказ.
– Le vicomte a ete personnellement connu de monseigneur, [Виконт был лично знаком с герцогом,] – шепнула Анна Павловна одному. – Le vicomte est un parfait conteur [Bиконт удивительный мастер рассказывать], – проговорила она другому. – Comme on voit l'homme de la bonne compagnie [Как сейчас виден человек хорошего общества], – сказала она третьему; и виконт был подан обществу в самом изящном и выгодном для него свете, как ростбиф на горячем блюде, посыпанный зеленью.
Виконт хотел уже начать свой рассказ и тонко улыбнулся.
– Переходите сюда, chere Helene, [милая Элен,] – сказала Анна Павловна красавице княжне, которая сидела поодаль, составляя центр другого кружка.
Княжна Элен улыбалась; она поднялась с тою же неизменяющеюся улыбкой вполне красивой женщины, с которою она вошла в гостиную. Слегка шумя своею белою бальною робой, убранною плющем и мохом, и блестя белизною плеч, глянцем волос и брильянтов, она прошла между расступившимися мужчинами и прямо, не глядя ни на кого, но всем улыбаясь и как бы любезно предоставляя каждому право любоваться красотою своего стана, полных плеч, очень открытой, по тогдашней моде, груди и спины, и как будто внося с собою блеск бала, подошла к Анне Павловне. Элен была так хороша, что не только не было в ней заметно и тени кокетства, но, напротив, ей как будто совестно было за свою несомненную и слишком сильно и победительно действующую красоту. Она как будто желала и не могла умалить действие своей красоты. Quelle belle personne! [Какая красавица!] – говорил каждый, кто ее видел.
Как будто пораженный чем то необычайным, виконт пожал плечами и о опустил глаза в то время, как она усаживалась перед ним и освещала и его всё тою же неизменною улыбкой.
– Madame, je crains pour mes moyens devant un pareil auditoire, [Я, право, опасаюсь за свои способности перед такой публикой,] сказал он, наклоняя с улыбкой голову.
Княжна облокотила свою открытую полную руку на столик и не нашла нужным что либо сказать. Она улыбаясь ждала. Во все время рассказа она сидела прямо, посматривая изредка то на свою полную красивую руку, которая от давления на стол изменила свою форму, то на еще более красивую грудь, на которой она поправляла брильянтовое ожерелье; поправляла несколько раз складки своего платья и, когда рассказ производил впечатление, оглядывалась на Анну Павловну и тотчас же принимала то самое выражение, которое было на лице фрейлины, и потом опять успокоивалась в сияющей улыбке. Вслед за Элен перешла и маленькая княгиня от чайного стола.
– Attendez moi, je vais prendre mon ouvrage, [Подождите, я возьму мою работу,] – проговорила она. – Voyons, a quoi pensez vous? – обратилась она к князю Ипполиту: – apportez moi mon ridicule. [О чем вы думаете? Принесите мой ридикюль.]
Княгиня, улыбаясь и говоря со всеми, вдруг произвела перестановку и, усевшись, весело оправилась.
– Теперь мне хорошо, – приговаривала она и, попросив начинать, принялась за работу.
Князь Ипполит перенес ей ридикюль, перешел за нею и, близко придвинув к ней кресло, сел подле нее.
Le charmant Hippolyte [Очаровательный Ипполит] поражал своим необыкновенным сходством с сестрою красавицей и еще более тем, что, несмотря на сходство, он был поразительно дурен собой. Черты его лица были те же, как и у сестры, но у той все освещалось жизнерадостною, самодовольною, молодою, неизменною улыбкой жизни и необычайною, античною красотой тела; у брата, напротив, то же лицо было отуманено идиотизмом и неизменно выражало самоуверенную брюзгливость, а тело было худощаво и слабо. Глаза, нос, рот – все сжималось как будто в одну неопределенную и скучную гримасу, а руки и ноги всегда принимали неестественное положение.
– Ce n'est pas une histoire de revenants? [Это не история о привидениях?] – сказал он, усевшись подле княгини и торопливо пристроив к глазам свой лорнет, как будто без этого инструмента он не мог начать говорить.
– Mais non, mon cher, [Вовсе нет,] – пожимая плечами, сказал удивленный рассказчик.
– C'est que je deteste les histoires de revenants, [Дело в том, что я терпеть не могу историй о привидениях,] – сказал он таким тоном, что видно было, – он сказал эти слова, а потом уже понял, что они значили.
Из за самоуверенности, с которой он говорил, никто не мог понять, очень ли умно или очень глупо то, что он сказал. Он был в темнозеленом фраке, в панталонах цвета cuisse de nymphe effrayee, [бедра испуганной нимфы,] как он сам говорил, в чулках и башмаках.
Vicomte [Виконт] рассказал очень мило о том ходившем тогда анекдоте, что герцог Энгиенский тайно ездил в Париж для свидания с m lle George, [мадмуазель Жорж,] и что там он встретился с Бонапарте, пользовавшимся тоже милостями знаменитой актрисы, и что там, встретившись с герцогом, Наполеон случайно упал в тот обморок, которому он был подвержен, и находился во власти герцога, которой герцог не воспользовался, но что Бонапарте впоследствии за это то великодушие и отмстил смертью герцогу.
Рассказ был очень мил и интересен, особенно в том месте, где соперники вдруг узнают друг друга, и дамы, казалось, были в волнении.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказала Анна Павловна, оглядываясь вопросительно на маленькую княгиню.
– Charmant, – прошептала маленькая княгиня, втыкая иголку в работу, как будто в знак того, что интерес и прелесть рассказа мешают ей продолжать работу.
Виконт оценил эту молчаливую похвалу и, благодарно улыбнувшись, стал продолжать; но в это время Анна Павловна, все поглядывавшая на страшного для нее молодого человека, заметила, что он что то слишком горячо и громко говорит с аббатом, и поспешила на помощь к опасному месту. Действительно, Пьеру удалось завязать с аббатом разговор о политическом равновесии, и аббат, видимо заинтересованный простодушной горячностью молодого человека, развивал перед ним свою любимую идею. Оба слишком оживленно и естественно слушали и говорили, и это то не понравилось Анне Павловне.
– Средство – Европейское равновесие и droit des gens [международное право], – говорил аббат. – Стоит одному могущественному государству, как Россия, прославленному за варварство, стать бескорыстно во главе союза, имеющего целью равновесие Европы, – и она спасет мир!
– Как же вы найдете такое равновесие? – начал было Пьер; но в это время подошла Анна Павловна и, строго взглянув на Пьера, спросила итальянца о том, как он переносит здешний климат. Лицо итальянца вдруг изменилось и приняло оскорбительно притворно сладкое выражение, которое, видимо, было привычно ему в разговоре с женщинами.
– Я так очарован прелестями ума и образования общества, в особенности женского, в которое я имел счастье быть принят, что не успел еще подумать о климате, – сказал он.
Не выпуская уже аббата и Пьера, Анна Павловна для удобства наблюдения присоединила их к общему кружку.


В это время в гостиную вошло новое лицо. Новое лицо это был молодой князь Андрей Болконский, муж маленькой княгини. Князь Болконский был небольшого роста, весьма красивый молодой человек с определенными и сухими чертами. Всё в его фигуре, начиная от усталого, скучающего взгляда до тихого мерного шага, представляло самую резкую противоположность с его маленькою, оживленною женой. Ему, видимо, все бывшие в гостиной не только были знакомы, но уж надоели ему так, что и смотреть на них и слушать их ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц, лицо его хорошенькой жены, казалось, больше всех ему надоело. С гримасой, портившею его красивое лицо, он отвернулся от нее. Он поцеловал руку Анны Павловны и, щурясь, оглядел всё общество.
– Vous vous enrolez pour la guerre, mon prince? [Вы собираетесь на войну, князь?] – сказала Анна Павловна.
– Le general Koutouzoff, – сказал Болконский, ударяя на последнем слоге zoff , как француз, – a bien voulu de moi pour aide de camp… [Генералу Кутузову угодно меня к себе в адъютанты.]
– Et Lise, votre femme? [А Лиза, ваша жена?]
– Она поедет в деревню.
– Как вам не грех лишать нас вашей прелестной жены?
– Andre, [Андрей,] – сказала его жена, обращаясь к мужу тем же кокетливым тоном, каким она обращалась к посторонним, – какую историю нам рассказал виконт о m lle Жорж и Бонапарте!
Князь Андрей зажмурился и отвернулся. Пьер, со времени входа князя Андрея в гостиную не спускавший с него радостных, дружелюбных глаз, подошел к нему и взял его за руку. Князь Андрей, не оглядываясь, морщил лицо в гримасу, выражавшую досаду на того, кто трогает его за руку, но, увидав улыбающееся лицо Пьера, улыбнулся неожиданно доброй и приятной улыбкой.
– Вот как!… И ты в большом свете! – сказал он Пьеру.
– Я знал, что вы будете, – отвечал Пьер. – Я приеду к вам ужинать, – прибавил он тихо, чтобы не мешать виконту, который продолжал свой рассказ. – Можно?
– Нет, нельзя, – сказал князь Андрей смеясь, пожатием руки давая знать Пьеру, что этого не нужно спрашивать.
Он что то хотел сказать еще, но в это время поднялся князь Василий с дочерью, и два молодых человека встали, чтобы дать им дорогу.
– Вы меня извините, мой милый виконт, – сказал князь Василий французу, ласково притягивая его за рукав вниз к стулу, чтоб он не вставал. – Этот несчастный праздник у посланника лишает меня удовольствия и прерывает вас. Очень мне грустно покидать ваш восхитительный вечер, – сказал он Анне Павловне.
Дочь его, княжна Элен, слегка придерживая складки платья, пошла между стульев, и улыбка сияла еще светлее на ее прекрасном лице. Пьер смотрел почти испуганными, восторженными глазами на эту красавицу, когда она проходила мимо него.
– Очень хороша, – сказал князь Андрей.
– Очень, – сказал Пьер.
Проходя мимо, князь Василий схватил Пьера за руку и обратился к Анне Павловне.
– Образуйте мне этого медведя, – сказал он. – Вот он месяц живет у меня, и в первый раз я его вижу в свете. Ничто так не нужно молодому человеку, как общество умных женщин.


Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]
– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовавшая, что он скажет что нибудь неприличное, уже не могла остановить его.
– Казнь герцога Энгиенского, – сказал мсье Пьер, – была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
– Dieul mon Dieu! [Боже! мой Боже!] – страшным шопотом проговорила Анна Павловна.
– Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur d'ame, [Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие души,] – сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.
– Ah! Oh! – сказали разные голоса.
– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.
– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.

Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.


Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала: