Битва за Пекин (1900)
Битва за Пекин | |||
Основной конфликт: Ихэтуаньское восстание | |||
Русская артиллерия пробивает пекинские ворота | |||
Дата | |||
---|---|---|---|
Место |
Посольский квартал (Пекин), империя Цин | ||
Итог |
победа Союзников | ||
Противники | |||
| |||
Командующие | |||
| |||
Силы сторон | |||
| |||
Потери | |||
| |||
Битва за Пекин — эпизод подавления восстания ихэтуаней в Китае в 1900 году.
Содержание
Предыстория
В начале июня 1900 года началась осада Посольского квартала в Пекине ихэтуанями. Отряд под командованием вице-адмирала Сеймура попытался пробиться на помощь осаждённым, но был блокирован объединившейся с ихэтуанями армией Дун Фусяна, и ему пришлось пробиваться обратно. Подготовку к наступлению на Пекин оказалось возможным начать лишь после взятия Тяньцзиня 14 июля 1900 года, где после этого началась концентрация войск Альянса восьми держав.
После этого столица Китая начала готовиться к обороне. В начале июля была проведена чистка в рядах ихэтуаней, наиболее подготовленных бойцов предполагалось зачислить в армию Дун Фусяна, а остальных распустить. 14 июля правительство Цинской империи приняло «Устав ихэтуаней», предписав ополченцам действовать совместно с войсками и «доблестно уничтожать врага». 13 июля в Пекин прибыли войска из юго-восточного Китая во главе с Ли Бинхэном, в тот же день Юань Шикаю императорским приказом было предписано отправить все боеприпасы в столицу. 22 июля Ли Бинхэну было приказано выехать на фронт и совместно с Сун Цином организовать оборону.
Внутри Альянса восьми держав имелись серьёзные разногласия по вопросу общей стратегии действий: если Великобритания выступала за военное решение проблемы и штурм Пекина, то Россия предпочитала решать все вопросы путём переговоров с руководством Китая. После того, как к концу июля под Тяньцзинем сконцентрировался крупный международный контингент войск, русское командование не посчитало возможным саботировать захват Пекина, и приняло самое активное участие в подготовке экспедиции. 27 июля руководство наступлением на Пекин было возложено на германского фельдмаршала Вальдерзее, но в Чжили об этом узнали уже после захвата Пекина, сам Вальдерзее прибыл в Дагу только 12 сентября. Фактически походом на Пекин руководил русский генерал-лейтенант Линевич, который был наиболее авторитетным военачальником из числа находившихся в районе боевых действий.
Наступление союзных войск на Пекин началось 2 августа 1900 года. После боёв при Бэйцане и при Янцуне 11 августа союзные войска достигли Тунчжоу, где остановились, готовясь к решающему штурму китайской столицы. Руководство Китая ввело в Пекине военное положение. Остатки войск Сун Цина и Ма Юйкуня были объединены с войсками Дун Фусяна. Издавались указы, предписывавшие «вдохновить солдат и офицеров на смелые подвиги» и немедленно прекратить отступление. В то же время китайское руководство предлагало начать переговоры о прекращении военных действий. Однако китайское правительство не сумело ни начать переговоры, ни организовать оборону.
Под руководством Н. П. Линевича 13 августа состоялось совещание командиров иностранных отрядов, на котором был разработан план штурма Пекина. Казачьи разъезды провели разведку в направлении будущего удара.
Штурм Пекина
В ночь на 14 августа в сторону Пекина выступил авангард русского отряда под командованием начальника штаба 1-го Сибирского армейского корпуса генерал-майора Василевского. Вот как описывает действия этого отряда находившийся при нём корреспондент газеты «Новый край» Д. Г. Янчевецкий:
Мы шли в полутьме, по гранитной дороге, проваливаясь в лужи и ямы. Перешли последний мост, и наконец мы — перед запертыми воротами. Направо и налево были палатки, которых я не заметил утром. Часовые спали под открытым небом. Другие спали в сторожевых домиках.
— Моя задача окончена, теперь начинается ваша! — сказал я Горскому.
— Ребята! — угрюмо шепнул Горский своим унтер-офицерам. — Переколите всех часовых, действуй только штыком, но не смей стрелять!
В течение нескольких минут все часовые, спящие и полусонные, 60 человек, были переколоты стрелками. Так как мост не был минирован, а ворота охранялись только караулом, который спал у моста и был переколот, то генерал Василевский приказал немедленно выкатить 2 орудия и поставить рядом перед воротами на расстоянии 15 шагов.[1]
Артиллерийский огонь позволил пробить ворота. Башня была покинута часовыми, и была тут же захвачена русскими войсками вместе с прилегающим участком крепостной стены. Однако это была стена т. н. «Китайского города», осаждённый же ихэтуанями Посольский квартал лежал внутри «Маньчжурского города», то есть нужно было преодолеть ещё одну крепостную стену. Русские войска двинулись вдоль стены Маньчжурского города, на которой успели занять позиции войска Дун Фусяна. Китайские стрелки перебили прислугу и лошадей русской артиллерии, и русским стрелкам пришлось под огнём неприятеля на руках вытаскивать орудия обратно. Услышав звуки боя, к юго-восточному углу Пекина начали стягиваться китайские войска, и попытались выбить русских из занятой ими башни Китайского города, атакуя прямо по крепостной стене. Схватка продолжалась до 7 утра, пока не подошли основные силы под командованием Линевича. Китайцы прекратили атаковать, но засели на крепостных стенах и вели яростный обстрел атакующих.
Около 9 часов утра японский отряд подошёл к воротам Цихуамэнь и попытался прорваться в город там, но китайцы были готовы к атаке с этого направления, и японцы вместе с помогавшими им русскими сапёрами понесли большие потери. Японцы запросили помощи русской артиллерии, и с 10 часов утра батарея штабс-капитана Скрыдлова начала обстрел ворот. Бой за эти ворота продолжался до позднего вечера, даже когда войска уже вошли в Пекин с других направлений.
Американский отряд подошёл к Пекину около 11 часов утра и, вместо штурма предназначенных для них ворот, попросил русскую артиллерию сделать для них обвал в стене. Батарея подполковника Мейстера выполнила просьбу американцев, и те вскарабкались на стену, но обнаружилось, что китайские войска ещё утром были изгнаны оттуда огнём русских стрелков и пулемётов, а над воротами уже развевался русский флаг.
Пока русский, японский и американский отряды вели бои на восточной стене Пекина, англичане, воспользовавшись тем, что все китайские отряды были стянуты к месту боя, обошли город с юга, по руслу высохшей реки и около 1 часа дня прошли в Китайский город, без боя прошли его, также по руслу реки проникли под стеной Маньчжурского города и около 2 часов дня достигли Английской миссии.
В 2 часа дня Восточная стена Пекина капитулировала, лишь угловая башня, противостоявшая русскому отряду, продолжала сопротивление до вечера. В итоге она была взята японцами. В 3 часа дня русский отряд сделал вылазку по стене, выбил китайцев из ворот Цяньмэнь и открыл их для американского отряда. В 4 часа генерал Линевич со своим штабом вошёл в Российскую миссию.
При штурме Пекина русские войска потеряли 28 человек убитыми и 106 ранеными, японские — 30 убитыми и 120 ранеными. Англичане вошли в город без боя, но во дворе Английской миссии два сипая были ранены; американский отряд также вошёл в город без боя, но на улицах было ранено около 20 человек из его состава. Отряды других наций при штурме Пекина не присутствовали. В составе русского отряда был французский контингент, но он подошёл к Пекину уже после штурма.
Оккупация Пекина иностранными войсками
14 августа почти весь Пекин был занят иностранными войсками. Руководство Китая попыталось организовать в городе уличные бои, но почти все ихэтуани покинули столицу ещё до начала штурма, а немногочисленные войска были собраны для защиты императорского дворца. В городе царила паника, преступники занялись грабежами, интеллигенты-патриоты совершали акты самоубийства, предпочитая смерть позору иностранной оккупации. По некоторым[какие?] данным, покончили с собой 1798 китайцев.
В ночь на 15 августа на ночном заседании Верховного императорского совета было принято решение о «самоизгнании» императора Китая. Рано утром 2 августа Цыси и император Гуансюй под охраной войск Ма Юйкуня покинули столицу. Вначале предполагалось уехать в Калган, двор проследовал в летнюю резиденцию императора Ихэюань, но затем руководство империи отправилось на запад. Ушли из Пекина и войска Сун Цина и Дун Фусяна, а Жунлу 2 августа попытался организовать сопротивление но, потеряв почти половину офицеров, вскоре также отошёл из города.
15 августа в 7 часов утра американская артиллерия открыла огонь по Императорскому городу, но ввиду протеста Линевича и дипломатических посланников бомбардировку прекратила. Императорский дворец был занят, но туда, по решению совета командиров, не стали вводить войска.
16 августа русский отряд под командованием полковника Бема совместно с французскими войсками освободил католический храм Бэйтан, который 2 месяца находился в осаде.
Как и в случае любой войны и оккупации, во взятом Пекине началось мародёрство и насилие над беззащитным населением. Представители каждой нации в Пекине обвиняли друг друга в варварстве. Д. Г. Янчевецкий писал:
В 1900 году в течение одного месяца Пекин был так разграблен цивилизованными союзниками, как несколько столетий назад его грабили и разоряли маньчжуры, монголы и другие полудикие кочевники Азии.
Разграблен был даже сразу же взятый союзниками под совместную охрану императорский дворец. Э. Э. Ухтомский писал С. Ю. Витте:
Посетив палаты Запретного города, выношу глубокое убеждение, что двор ни в каком случае не в состоянии вернуться после грабежа, осквернения, разгрома святилищ, тронных залов, кабинетов, опочивален императора и императрицы[2].
Германский дипломат писал из Пекина:
Мне стыдно писать здесь, что английские, американские и японские солдаты самым подлым образом разграбили город. Страшно представить себе, что имена немецких воинов будут произносить вместе с английскими индусами, русскими тунгусами, французскими аннамитами и японцами, и что нас смогут считать ответственными за варварские действия других[3].
Однако немцы, получившие от своего императора напутствие «пощады не давать, пленных не брать», отличались жестокостью. В России властям даже пришлось запретить печатать в прессе статьи, обличающие действия немецких солдат.
Англичане, как обычно, во всём обвиняли русских, но в ответ слышали то же самое. Н. П. Линевич докладывал А. Н. Куропаткину:
Я сам видел у англичан горы до потолка награбленного имущества. То, что не успели отправить в Индию, три дня продавали на аукционе, устроенном прямо в миссии[2].
Комментируя обвинения японцев, Н. П. Линевич писал:
Что касается возмутительных корреспонденций в японской прессе, то уведомляю, что японцы в Печелийском отряде были главными виновниками всех самых возмутительных правонарушений в общем и дисциплины в особенности, означенные правонарушения входят у них даже в систему ведения войны[2].
Итоги
Быстрое и успешное занятия Пекина явилось неожиданностью для Петербурга, узнавшего об этом из иностранных газет. В то время, когда русские войска уже занимали китайскую столицу, правительство продолжало посылать телеграммы, предписывающие остановить наступление и не брать города. Но вскоре Николай II поздравил Н. П. Линевича с победой:
Искренне приветствую вас с быстрым занятием Пекина. За одержанные вами победы жалую вам орден Св. Георгия 3-й степени. Молодецким сибирским войскам моё горячее спасибо. Представьте адмиралу Алексееву отличившихся.
Руководство России выступило против продолжения военных действий в провинции Чжили, и уже в первой половине августа предложило начать вывод войск из Пекина. К середине октября в Пекине из российских войск остались лишь рота стрелков и 10 казаков. Союзники, однако, решили оставить на зимовку в китайской столице свои войска общей численностью более 26 тысяч человек.
Напишите отзыв о статье "Битва за Пекин (1900)"
Примечания
- ↑ Д. Г. Янчевецкий «У стен недвижного Китая», — Санкт-Петербург, Порт-Артур, 1903.
- ↑ 1 2 3 «Материалы для описания военных действий в Китае». Отд. 3 «Депеши, полученные военным министром и Главным штабом», т.1-8, СПб., 1902—1908
- ↑ А. С. Ерусалимский. Колониальная экспансия капиталистических держав и освободительное движение народов Южной Африки и Китая в XVII—XIX вв. — М.: Наука, 1974.
Источники
- В. Г. Дацышен. Русско-китайская война 1900 года. Поход на Пекин. — СПб.: Альманах «Цитадель»; Галея Принт, 1999. — ISBN 5-8172-0011-2
- Д. Г. Янчевецкий. 1900. Русские штурмуют Пекин. — М.: Яуза; Эксмо, 2008. — ISBN 978-5-699-25264-0
Отрывок, характеризующий Битва за Пекин (1900)
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.
Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.
– Не все, потому что вас там не будет; не все, – сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но всё улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
– Вы готовы? – спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.
– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!
В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…