Битва за Синькоу
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Битва за Синькоу (кит. упр. 忻口会战, пиньинь: Xīnkǒu Huìzhàn, палл.: Синькоу хуэйчжань) — одно из крупных сражений японо-китайской войны 1937—1945 годов.
Предыстория
После сражения у Нанькоу Чахарские экспедиционные войска японской Квантунской армии оккупировали Датун в провинции Шаньси, и начали продвижение к району Яньбэй. Японская 5-я дивизия начала наступление из провинции Хэбэй, наступая с востока, и заняла города Гуанлинь, Линьчжоу и Хунъюань.
В конце сентября японский командующий Сэйсиро Итагаки приказал 5-й дивизии и Чахарским экспедиционным войскам начать атаку китайской линии обороны вдоль Великой стены в провинции Шаньси. Командующий 2-го военного района Янь Сишань приказал китайским войскам отступить и организовать оборону в горных проходах Няньцзыгуань и Пинсингуань. Даже после того, как 8-я армия Линь Бяо успешно разгромила попавших в засаду японцев в Пинсингуаньском сражении, китайские войска, неся тяжёлые потери от японских танков и артиллерии, были вынуждены отступить к горе Утайшань и организовать новую линию обороны у Синькоу.
Сражение за Синькоу
Янь Сишань собрал все свободные китайские войска, находившиеся под его командованием, чтобы организовать оборону Синькоу, так как это место, находившееся между горами Утайшань и Юньчжуншань, было воротами Тайюани — столицы провинции Шаньси. 1 октября японское главное командование приказало Сэйсиро Итагаки повести 5-ю дивизию и Чахарские экспедиционные войска в финальное наступление на Тайюань. В тот же день военная комиссия китайского правительства приказала 14-й армейской группе (командир — Вэй Лихуан) вступить с японцами в бой под Синькоу. 14-я армейская группа вместе с восемью армиями Янь Сишаня организовали оборону Синькоу с фронта, в то время как 18-я армейская группа Чжу Дэ (без 120-й дивизии) вместе со 101-й дивизией, 73-й дивизией и свежесформированной 2-й дивизией организовали оборону правого фланга вдоль южного берега реки Сутоу, а одна дивизия была послана в неприятельский тыл для дезорганизации его левого фланга. 6-я армейская группа, состоявшая из двух дивизий и одной бригады, образовала китайский левый фланг, 120-я дивизия (командир — Ян Айюань) сконцентрировалась в Хэйюе и Янфанкоу, а одна дивизия была послана в неприятельский тыл для дезорганизации его правого фланга. 34-я и 35-я армии Фу Цзои находились в резерве, контролируя районы Динсяна и Синьсяня.
2 октября 2-я бригада из состава Чахарских экспедиционных войск начала атаку на Гоусянь (современный Гоуянсянь), и китайская 19-я армия отбивала атаки до 9 октября. 15-я бригада из состава Чахарских экспедиционных войск обошла Гоусянь и атаковала Юаньпин, втянув 196-ю бригаду 34-й армии под командованием Цзян Юйчжэня в интенсивные бои. После кровавой схватки китайские войска были сметены, и 12 октября японцы взяли Юаньпин. После взятия Гоусяня и Юаньпина японские войска были готовы двинуться на Синькоу.
Из-за неблагоприятного развития событий на поле боя китайский командующий Вэй Лихуан был вынужден 2 октября реорганизовать оборону. Он поместил 9-ю, 61-ю и 35-ю армии в горный проход Синькоу, формируя центральную линию обороны, в то время ка 14-я армия, 71-я и 66-я дивизии под командованием Ли Моаня сформировали левый фланг, контролировавший гору Юньчжуншань, а 33-я, 17-я и 15-я армии образовали правый фланг, контролировавший гору Утайшань.
13 октября Сэйсиро Итагаки бросил 50 000 японских войск в крупное наступление на Синькоу. 5-я дивизия на левом фланге наступала на Наньхуахуа, 15-я бригада на правом фланге сконцентрировала усилия на Дабайшуй, а 2-я бригада находилась в тылу, держа оборону по линии Великой стены. 5-я дивизия использовала свыше 30 самолётов и более 40 стволов тяжёлой артиллерии, а также свыше 50 танков для поддержки атак пехоты, в то время как китайские войска на центральной линии обороны использовали складки местности для организации мощной обороны в условиях нехватки огневых средств. Бои под Синькоу продолжались много дней, позиция у Наньхуахуа много раз переходила из рук в руки. В этом сражении Хао Мэнлин, командовавший 9-й армией, стал первым китайским генералом, погибшим на поле боя во время японо-китайской войны 1937—1945 годов. Но, несмотря на его смерть, 61-я армия под командованием Чэнь Чжанцзе и 19-я армия под командованием Ван Цзинго продолжали оборонять Синькоу и смогли удержать позиции. В это же время 8-я армия китайских коммунистов устроила ряд нападений на тыловые районы японцев под Линцю, Гуанлином, Вэйсянем, Пинсингуанем, Нинъу и Яньмэнгуанем. Вечером 19 октября 769-й полк 120-й дивизии атаковал авиабазу Янминбао, уничтожив на земле 24 японских самолёта.
К этому моменту японцы потеряли уже около 20 000 человек, но успеха атаки на Синькоу не достигли. В результате 22, 27 и 29-го октября японский Северо-Китайский фронт был вынужден перебросить дополнительно три полка для помощи атакам на Наньхуахуа. Однако японские войска так и не смогли занять эту важную позицию, и им пришлось перенацелить атаки на Дабайшуй.
Оборона Няньцзыгуаня
Военная комиссия китайского правительства приказала войскам 1-го военного района передислоцироваться и организовать оборону у Няньцзыгуаня. 17-я и 30-я дивизии защищали центр, 3-я армия разместилась справа, а 14-я армейская группа - слева. Командовать операцией был назначен Хуан Шаохун, заместитель командующего 2-м военным районом.
11 октября японская 20-я дивизия взяла Цзинсин. Используя лишь часть сил для атаки Няньцзыгуаня, японцы основными силами обошли его и взяли Цзюгуань. Так как в результате защитники Няньцзыгуаня оказались в окружении, Янь Сишань быстро приказал 26-й армии Сунь Ляньчжуна, находившейся в северной части провинции Шаньси, двинуться к Няньцзыгуаню и организовать контратаку, но отбить Цзинсин не удалось. 21 октября японская 20-я дивизия, получив в подкрепление 109-ю дивизию, продолжила атаковать Няньцзыгуань с юга при поддержке авиации. 26 октября четыре японских батальона спецназа смогли прорвать китайскую линию обороны в Цэюйчжэни. Китайские войска были вынуждены отступить к Тайюани, а японцы преследовали их вдоль железной дороги Шицзячжуан-Тайюань. 11 ноября японцы, отбив контратаку 41-й армии, взяли Шоуян. К этому времени все китайские войска под Синькоу получили приказ отступать к Тайюани, чтобы не оказаться в окружении. Японцы выиграли битву за Синькоу.
Итоги
Битва за Синькоу стала первым примером крупномасштабного взаимодействия между местными войсками (войска Янь Сишаня из провинции Шаньси), китайскими коммунистами (8-я армия) и Центральной армией Чан Кайши (14-я армейская группа). Хотя объединённые китайские силы и вели упорные бои, но техническое и огневое превосходство японских войск нанесло им тяжёлые потери. Согласно заметкам генерала Ли Моаня, в качестве единственного оружия против японских танков у китайцев были бутылки с коктейлем Молотова, и многие защитники левого фланга просто бежали при виде танков. После этого сражения и последующих боёв у Тайюани китайская сторона потеряла контроль над северным Китаем, и дальнейшее сопротивление происходило лишь в форме небольших партизанских вылазок.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Напишите отзыв о статье "Битва за Синькоу"
Отрывок, характеризующий Битва за Синькоу
– Oh! C'est la perle des femmes, princesse! [Ах! это перл женщин, княжна!] – обратился он к княжне.С своей стороны m lle Bourienne не упустила случая при слове Париж вступить тоже в общий разговор воспоминаний. Она позволила себе спросить, давно ли Анатоль оставил Париж, и как понравился ему этот город. Анатоль весьма охотно отвечал француженке и, улыбаясь, глядя на нее, разговаривал с нею про ее отечество. Увидав хорошенькую Bourienne, Анатоль решил, что и здесь, в Лысых Горах, будет нескучно. «Очень недурна! – думал он, оглядывая ее, – очень недурна эта demoiselle de compagn. [компаньонка.] Надеюсь, что она возьмет ее с собой, когда выйдет за меня, – подумал он, – la petite est gentille». [малютка – мила.]
Старый князь неторопливо одевался в кабинете, хмурясь и обдумывая то, что ему делать. Приезд этих гостей сердил его. «Что мне князь Василий и его сынок? Князь Василий хвастунишка, пустой, ну и сын хорош должен быть», ворчал он про себя. Его сердило то, что приезд этих гостей поднимал в его душе нерешенный, постоянно заглушаемый вопрос, – вопрос, насчет которого старый князь всегда сам себя обманывал. Вопрос состоял в том, решится ли он когда либо расстаться с княжной Марьей и отдать ее мужу. Князь никогда прямо не решался задавать себе этот вопрос, зная вперед, что он ответил бы по справедливости, а справедливость противоречила больше чем чувству, а всей возможности его жизни. Жизнь без княжны Марьи князю Николаю Андреевичу, несмотря на то, что он, казалось, мало дорожил ею, была немыслима. «И к чему ей выходить замуж? – думал он, – наверно, быть несчастной. Вон Лиза за Андреем (лучше мужа теперь, кажется, трудно найти), а разве она довольна своей судьбой? И кто ее возьмет из любви? Дурна, неловка. Возьмут за связи, за богатство. И разве не живут в девках? Еще счастливее!» Так думал, одеваясь, князь Николай Андреевич, а вместе с тем всё откладываемый вопрос требовал немедленного решения. Князь Василий привез своего сына, очевидно, с намерением сделать предложение и, вероятно, нынче или завтра потребует прямого ответа. Имя, положение в свете приличное. «Что ж, я не прочь, – говорил сам себе князь, – но пусть он будет стоить ее. Вот это то мы и посмотрим».
– Это то мы и посмотрим, – проговорил он вслух. – Это то мы и посмотрим.
И он, как всегда, бодрыми шагами вошел в гостиную, быстро окинул глазами всех, заметил и перемену платья маленькой княгини, и ленточку Bourienne, и уродливую прическу княжны Марьи, и улыбки Bourienne и Анатоля, и одиночество своей княжны в общем разговоре. «Убралась, как дура! – подумал он, злобно взглянув на дочь. – Стыда нет: а он ее и знать не хочет!»
Он подошел к князю Василью.
– Ну, здравствуй, здравствуй; рад видеть.
– Для мила дружка семь верст не околица, – заговорил князь Василий, как всегда, быстро, самоуверенно и фамильярно. – Вот мой второй, прошу любить и жаловать.
Князь Николай Андреевич оглядел Анатоля. – Молодец, молодец! – сказал он, – ну, поди поцелуй, – и он подставил ему щеку.
Анатоль поцеловал старика и любопытно и совершенно спокойно смотрел на него, ожидая, скоро ли произойдет от него обещанное отцом чудацкое.
Князь Николай Андреевич сел на свое обычное место в угол дивана, подвинул к себе кресло для князя Василья, указал на него и стал расспрашивать о политических делах и новостях. Он слушал как будто со вниманием рассказ князя Василья, но беспрестанно взглядывал на княжну Марью.
– Так уж из Потсдама пишут? – повторил он последние слова князя Василья и вдруг, встав, подошел к дочери.
– Это ты для гостей так убралась, а? – сказал он. – Хороша, очень хороша. Ты при гостях причесана по новому, а я при гостях тебе говорю, что вперед не смей ты переодеваться без моего спроса.
– Это я, mon pиre, [батюшка,] виновата, – краснея, заступилась маленькая княгиня.
– Вам полная воля с, – сказал князь Николай Андреевич, расшаркиваясь перед невесткой, – а ей уродовать себя нечего – и так дурна.
И он опять сел на место, не обращая более внимания на до слез доведенную дочь.
– Напротив, эта прическа очень идет княжне, – сказал князь Василий.
– Ну, батюшка, молодой князь, как его зовут? – сказал князь Николай Андреевич, обращаясь к Анатолию, – поди сюда, поговорим, познакомимся.
«Вот когда начинается потеха», подумал Анатоль и с улыбкой подсел к старому князю.
– Ну, вот что: вы, мой милый, говорят, за границей воспитывались. Не так, как нас с твоим отцом дьячок грамоте учил. Скажите мне, мой милый, вы теперь служите в конной гвардии? – спросил старик, близко и пристально глядя на Анатоля.
– Нет, я перешел в армию, – отвечал Анатоль, едва удерживаясь от смеха.
– А! хорошее дело. Что ж, хотите, мой милый, послужить царю и отечеству? Время военное. Такому молодцу служить надо, служить надо. Что ж, во фронте?
– Нет, князь. Полк наш выступил. А я числюсь. При чем я числюсь, папа? – обратился Анатоль со смехом к отцу.
– Славно служит, славно. При чем я числюсь! Ха ха ха! – засмеялся князь Николай Андреевич.
И Анатоль засмеялся еще громче. Вдруг князь Николай Андреевич нахмурился.
– Ну, ступай, – сказал он Анатолю.
Анатоль с улыбкой подошел опять к дамам.
– Ведь ты их там за границей воспитывал, князь Василий? А? – обратился старый князь к князю Василью.
– Я делал, что мог; и я вам скажу, что тамошнее воспитание гораздо лучше нашего.
– Да, нынче всё другое, всё по новому. Молодец малый! молодец! Ну, пойдем ко мне.
Он взял князя Василья под руку и повел в кабинет.
Князь Василий, оставшись один на один с князем, тотчас же объявил ему о своем желании и надеждах.
– Что ж ты думаешь, – сердито сказал старый князь, – что я ее держу, не могу расстаться? Вообразят себе! – проговорил он сердито. – Мне хоть завтра! Только скажу тебе, что я своего зятя знать хочу лучше. Ты знаешь мои правила: всё открыто! Я завтра при тебе спрошу: хочет она, тогда пусть он поживет. Пускай поживет, я посмотрю. – Князь фыркнул.
– Пускай выходит, мне всё равно, – закричал он тем пронзительным голосом, которым он кричал при прощаньи с сыном.
– Я вам прямо скажу, – сказал князь Василий тоном хитрого человека, убедившегося в ненужности хитрить перед проницательностью собеседника. – Вы ведь насквозь людей видите. Анатоль не гений, но честный, добрый малый, прекрасный сын и родной.
– Ну, ну, хорошо, увидим.
Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, их жизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом.
Княжна Марья вовсе не думала и не помнила о своем лице и прическе. Красивое, открытое лицо человека, который, может быть, будет ее мужем, поглощало всё ее внимание. Он ей казался добр, храбр, решителен, мужествен и великодушен. Она была убеждена в этом. Тысячи мечтаний о будущей семейной жизни беспрестанно возникали в ее воображении. Она отгоняла и старалась скрыть их.
«Но не слишком ли я холодна с ним? – думала княжна Марья. – Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствую себя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о нем думаю, и может вообразить себе, что он мне неприятен».
И княжна Марья старалась и не умела быть любезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Бедная девушка, она дьявольски дурна собою,] думал про нее Анатоль.
