Битва за Тарент (212 до н. э.)

Взятие Тарента
Основной конфликт: Вторая Пуническая война
Карта Южной Италии и Сицилии
Дата	212 до н. э.
Место	Тарент, Южная Италия
Итог	победа карфагенян
Противники
Карфаген Римская республика
Командующие
Ганнибал Марк Ливий
Силы сторон
10 000 15 000
Потери
1 200 13 000

Битва за Тарент (212 до н. э.) — взятие карфагенской армией под командованием Ганнибала италийского города Тарент.

Источники

Несмотря на колебания Тита Ливия по поводу датировки взятия Тарента, современные историки с уверенностью относят его к началу зимы 213/212 года до н. э. Рассказ об этом в труде римского труда настолько близко перекликается с сохранившимся текстом Полибия, что ряд исследователей высказали предположение, что Тит Ливий просто перевёл Полибия. Высказывалось также предположение, что греческий историк использовал в своей работе записки Силена — историографа Ганнибала. Его подход к трактовке событий выражает точку зрения карфагенян. Рассказ Тита Ливия тоже восходит к Силену, но не прямо, а через Целия Антипатра. Это объясняет наличие некоторых разночтений и несовпадений у Ливия и Полибия.

Предыстория

Группа жителей Тарента, взятых римлянами в заложники, предприняли неудачную попытку бегства. Римляне сбросили провинившихся со скалы. На население Тарента это произвело гнетущее впечатление. Однажды вечером из городских ворот вышли 13 юношей и двинулись к карфагенскому лагерю, находившемуся недалеко от города. Двое из них, Никон и Филемен, добрались до передовых постов карфагенян, откуда их препроводили к Ганнибалу. Юноши рассказали ему об обстановке в городе и выразили желание сдать город карфагенянам. Ганнибал велел им прийти ещё раз, назначил день и час встречи, а перед уходом распорядился выдать им несколько голов домашнего скота, чтобы было чем расплатиться со стражниками ворот. На следующей встрече карфагенский полководец обговорил с юношами условия сдачи Тарента: карфагеняне обязались не вмешиваться во внутреннюю жизнь города.

Филемен договорился с начальником гарнизона, Марком Ливием, что будет приносить после каждой своей «ночной охоты» дичь. Уход на «охоту» Филемена стал для стражников ворот обычным делом, потом даже стражники стали открывать ему дверь на условный свист. Для взятия Тарента Ганнибал выбрал день, когда Ливий устраивал пир в Мусейоне, расположенном рядом с агорой, на другом конце города. Никон остался в городе, а Филемен присоеднился к солдатам Ганнибала. Ранним утром отборное 10-тысячное войско из легковооружённых пехотинцев и всадников покинуло лагерь, чтобы за один день добраться до города. Вперёд был послан отряд из 80 нумидийцев с двоякой целью: служить передовой разведкой и создавать впечатление обычного грабительского рейда. Ганнибал приказал остановиться в 20 км от Тарента. На следующий вечер войско выступило в путь и подошло к городским воротами глубокой ночью.

В Таренте в это же время Ливий пировал, а Никон с друзьями постарались удержать его как можно дольше на празднике, а затем проводили его до дома. После этого они двинулись в восточную часть города, отведённую под кладбище. Собравшись вокруг могилы Пифионика, они стали ждать светового сигнала Ганнибала, который он обещал подать им с высоты могильного кургана Аполлона Иакинфа. После того, как Ганнибал подал сигнал, юноши пошли к Теменидским воротам, перебили стражу и впустили большую часть карфагенского войска.

Взятие Тарента

Большая часть карфагенского войска вступила в Тарент через Теменидские ворота. Другой отряд, состоявший из тысячи африканцев, при котором находился Филемен, подошёл к другим воротам. Услышав знакомый свист, стражник открыл дверь и был свален с ног подоспевшими африканцами. Соединившись, оба карфагенских отряда двинулись к агоре. Ганнибал разделил войско на три отряда и приказал занять город, но не обижать местных жителей. Затем Филемен и его друзья сыграли на римских трубах сигнал сбора. Солдаты гарнизона, спешившие на зов трубы, становились лёгкой добычей карфагенян, притаившихся на тёмных улицах в окрестностях агоры. Утром Ганнибал собрал жителей и объявил, что ничего дурного против них не замышляет.

Итоги

Однако Тарент не был взят полностью. Ливию с несколькими тысячами солдат удалось укрыться в цитадели, расположенной на краю перешейка, отделявшего бухту Тарента (ныне Маре Гранде) от широкого естественного водоёма (ныне Маре Пикколо), в котором стояли на рейде тарентинские корабли, оказавшиеся в ловушке. Ганнибал не стал штурмовать цитадель, а только приказал вырыть ров и возвести два ряда палисада. Затем он вызволил из ловушки тарентинские суда, претворив в жизнь идею перетащить их по суше с помощью роликовых приспособлений. А римский гарнизон продержался ещё два года, пока римляне не отвоевали город.

Этот успех сыграл роль катализатора. Вскоре Ганнибалу сдались Метапонт и Фурии. Пришла в волнение Лукания. Луканы вошли в сговор с карфагенским командиром в Бруттии, Магоном Самнитом, и подстроили западню проконсулу Тиберию Семпронию Гракху. Зиму Ганнибал провёл в Бруттии, а после этого решил идти на помощь осаждённой Капуе.

Литература

• Тит Ливий. История от основания города
• Полибий. Всеобщая история
• Лансель С. Ганнибал. — М.: Молодая гвардия, 2002. — 356 с. — (Жизнь замечательных людей).

Отрывок, характеризующий Битва за Тарент (212 до н. э.)

Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.