Битва за Тулаги, Гавуту и Танамбого

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Битва за Тулаги, Гавуту и Танамбого
Основной конфликт: Война на Тихом океане

Американские морские пехотинцы высаживаются на берег острова Тулаги 7 августа 1942 года
Дата

7-9 августа 1942 года

Место

Остров Тулаги и близлежащие островки, Соломоновы Острова

Итог

Победа Союзников

Противники
США,
Австралия
Япония
Командующие
Вандегрифт, Александер Садаёси Ямада,
Сигэтоси Миядзаки[1]
Силы сторон
3,000[2] 886[3]
Потери
122 погибших,
200 раненых [4]
868 погибших,
19 взято в плен[5]
 
Битва за Гуадалканал
Тулаги Саво Тенару Восточные Соломоны Хребет Эдсона Матаникау (2 & 3) Эсперанс Хендерсон-Филд Санта-Крус Матаникау (4) Коли Патруль Карлсона Гуадалканал Тассафаронга Гифу Реннелл Операция Кэ


Битва за Тулаги, Гавуту и Танамбого (англ. Battle of Tulagi and Gavutu–Tanambogo, яп. フロリダ諸島の戦い Фурорида-сёто: но татакаи, «Битва за Флоридские острова») — сражение на Тихоокеанском театре военных действий Второй мировой войны между силами японского Императорского флота и Союзниками (главным образом морской пехотой США). Происходила 7-9 августа 1942 года на Соломоновых островах во время высадки десанта Союзников на острова на начальном этапе битвы за Гуадалканал.

В сражении морские пехотинцы под командованием генерал-майора Александера Вандегрифта успешно высадились и захватили острова Тулаги, Гавуту и Танамбого, на которых японский флот строил военно-морскую базу и базу гидросамолётов. Десанту оказали ожесточённое сопротивление японские моряки, которые, несмотря на численное превосходство противника и слабое вооружение, фанатично сражались до последнего человека.

Одновременно с высадкой на Тулаги, Гавуту и Танамбого войска Союзников также высадились на соседнем острове Гуадалканал с целью захвата строящегося японского аэродрома. В отличие от кровопролитной борьбы на Тулаги и Гавуту, десант на Гуадалканале в основном не встретил сопротивления. С высадки на Тулаги и Гуадалканале началась шестимесячная Гуадалканальская кампания и серия сражений с переменным успехом между войсками Союзников и Японии в районе Соломоновых островов.





Предшествующие события

7 декабря 1941 года японцы начали военные действия против США на Тихом океане нападением на гавань Пёрл-Харбор на Гавайских островах. В результате нападения были потоплены и повреждены большинство американских линкоров, война между двумя государствами началась. Первоочередными задачами японского командования в войне стали нейтрализация американского флота, захват месторождений природных ресурсов и организация стратегических военных баз для защиты Японской империи в Азии и на Тихом океане. Для решения этих задач японские войска захватили и получили контроль над Филиппинами, Таиландом, Малайей, Сингапуром, Голландской Ост-Индией, Уэйком, островами Гилберта, Новой Британией и Гуамом.[6]

Японцы предприняли две попытки расширить свой периметр обороны на юге и в центральной части Тихого океана в сражениях в Коралловом море (в май 1942 года) и при Мидуэе (в июне 1942 года). Эти два сражения стали стратегическими победами Союзников, в результате чего они перехватили инициативу и получили возможность начать наступательные действия против Японии на Тихом океане.[7] Союзники выбрали направление на Соломоновы острова, в первую очередь на южную часть архипелага: Гуадалканал, Тулаги и Флоридские острова для первого наступления.[8]

В рамках операции, которая стала результатом сражения в Коралловом море, японский флот отправил войска оккупировать Тулаги и близлежащие острова южных Соломоновых островов. Эти войска, главным образом из 3-го отряда морской пехоты Куре, высадились на Тулаги 3 мая 1942 года и начали строительство базы гидросамолётов, цистерн для заправки кораблей и базы снабжения на Тулаги и близлежащих островах Гавуту, Танамбога и Флорида, все из них вскоре начали функционировать. Союзники узнали об увеличении активности японцев на Тулаги в начале июля 1942 года, когда японский флот начал строительство большого аэродрома у мыса Лунга на Гуадалканале. К августу 1942 японский контингент насчитывал 900 солдат на Тулаги и близлежащих островах, а также 2800 человек (главным образом корейские и японские строители на Гуадалканале.[9] После завершения строительства аэродром должен был защищать японскую базу в Рабауле, нападать на линии снабжения стран Союзников, а также стать плацдармом для возможной будущей оккупации Фиджи, Новой Каледонии и Самоа (Операция ФС).

План Союзников по захвату южных Соломоновых островов был предложен адмиралом США Эрнестом Кингом, главнокомандующим флотом США. Он предложил наступление на южные Соломоновы острова, чтобы предотвратить создание японцами там военных баз, с которых они смогут нарушать снабжение между США и Австралией, и использовать их как плацдарм для военной кампании с целью захвата или нейтрализации главной японской базы в Рабауле, поддержав войска Союзников, принимающие участие в Новогвинейской кампании, с возможной целью открыть путь США для возврата Филиппин.[10] Адмирал США Честер Нимиц, командующий силами Союзников на Тихом океане, создал штаб войск на Южнотихоокеанском театре военных действий под командованием вице-адмирала Роберта Л. Гормли для руководства наступлением Союзников на Соломоновых островах.[11]

В процессе подготовки наступления в мае 1942 года генерал-майор США Александер Вандегрифт приказал передислоцировать 1-ю дивизию морской пехоты из США в Новую Зеландию. Другие сухопутные, морские и воздушные подразделения Союзников были переправлены на базы в Фиджи, Самоа и Новой Каледонии.[12] Эспириту-Санто на Новых Гебридах был выбран штаб-квартирой и главной базой для предстоящего наступления, получившего кодовое название Уотчтауэр, и начальная дата которого была назначена на 7 августа 1942 года. Первоначально наступление Союзников планировалось только на Тулаги и острова Санта-Крус, исключая Гуадалканал. Тем не менее, после получения разведывательных данных о строительстве японцами аэродрома на Гуадалканале, захват аэродрома был включён в план, а острова Санта-Крус исключены.[13]

Для осуществления операции Уотчтауэр Союзники собрали экспедиционный флот из 75 военных и транспортных кораблей, в который вошли корабли из США и Австралии, и который объединился возле Фиджи 26 июля 1942 года и провёл одни десантные учения до того, как отправился к Гуадалканалу 31 июля.[14][15] Вандегрифт был назначен главнокомандующим 16 000 солдат Союзников (преимущественно морских пехотинцев США), непосредственно принимающих участие в высадке и он должен был лично командовать высадкой на Гуадалканале. Командующим 3 000 морских пехотинцев, выделенных для десанта на Тулаги и близлежащих островах Флорида, Гавуту и Танамбого был назначен бригадный генерал Уильям Х. Рупертус на транспортном корабле Невилл.[16]

Подготовка к сражению

Плохая погода позволила экспедиционным силам Союзников приблизиться к Гуадалканалу незамеченными японцами до утра 7 августа. Японцы перехватили радиопереговоры от подходящих кораблей Союзников и приготовились отправить разведывательные самолёты на рассвете.[17] Корабли с десантом были разделены на две группы, одна должна была направляться к Гуадалканалу, а вторая предназначалась для захвата Тулаги, Флориды и Гавуту-Танамбого.[18] Самолёты с авианосца Уосп сбросили бомбы на позиции Японцев на Тулаги, Гавуту, Танамбого и Флориде обстреляли и уничтожили 15 японских гидросамолётов, плавающих в районе якорной стоянки у островов. Некоторые из самолётов прогревали двигатели, собираясь взлететь, и были потеряны вместе с экипажами и техническим персоналом.[19]

Крейсер Сан Хуан и эсминцы Монссен и Бьюкенен провели бомбардировку предполагаемых зон высадки на островах Тулаги и Флорида. Для прикрытия десанта на Тулаги, Гавуту и Танамбого морские пехотинцы из 1-го батальона 2-го полка морской пехоты совершили высадку на остров Флорида в 07:40, не встретив никакого сопротивления. Их вели проводники — австралийские солдаты, такие как лейтенант Фрэнк Стэкпул, который был знаком с районом Тулаги-Флорида, где ранее жил и работал.[20]

Сражение за Тулаги

В 08:00 два батальона морской пехоты, в том числе 1-й рейдерский батальон подполковника Мерритта А. Эдсона (рейдеры Эдсона) и 2-й батальон 5-го полка морской пехоты (2/5), не встретив сопротивления, совершили высадку на западный берег Тулаги примерно на середине продолговатого острова.[21] Кораллы у берега не давали десантному катеру приблизиться к нему. Тем не менее, морские пехотинцы смогли пройти вброд около 100 метров без противодействия со стороны японских солдат, для которых высадка стала неожиданностью и не смогли оказать вначале организованного сопротивления врагу. В то же самое время японские войска на Тулаги и Гавуту, а именно 3-й отряд морской пехоты Куре и военнослужащие Йокогамской авиагруппы под командованием капитана Сигэтоси Миядзаки, передали своему командиру в Рабауле, капитану Садаёси Ямаде, что они подверглись нападению, уничтожили своё оборудование и документы, и передали сообщение: «Врагов намного больше, чем нас, мы будем сражаться до последнего человека.» Масааки Судзуки, командир подразделения морской пехоты, приказал своим солдатам занять предварительно подготовленные оборонительные позиции на Тулаги и Гавуту.[22] Морские пехотинцы из 2-го батальона высадились на северо-западной оконечности Тулаги и присоединились к рейдерам Эдсона в наступлении на юго-восточною часть острова. В течение дня они продвигались к месту назначения, погасив при этом несколько изолированных очагов японского сопротивления. Около полудня Судзуки переместил свою главную линию обороны на 9°06′26″ ю. ш. 160°08′56″ в. д. / 9.10722° ю. ш. 160.14889° в. д. / -9.10722; 160.14889 (высота 281) (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=-9.10722&mlon=160.14889&zoom=14 (O)] (Я) холм, получивший от американцев название Высота 281 (Высота 280 в некоторых источниках) по высоте холма — и близлежащему ущелью, расположенному на юго-восточной оконечности острова. Японская оборона включала в себя десятки туннелей и пещер, проложенных в известняковых скалах холма, а также пулемётные гнёзда, обложенные мешками с песком. Морские пехотинцы подошли к линии обороны в сумерках, оценив, что дневного света недостаточно для проведения полномасштабной атаки, они окопались перед наступлением ночи.[23]

Ночью, начиная с 22:30 японцы пять раз атаковали позиции морских пехотинцев.[24] Наступления представляли собой фронтальные атаки, чередующиеся с индивидуальными вылазками и просачиванием малых групп к командному пункту Эдсона, что иногда приводило к рукопашным схваткам с морскими пехотинцами. Японцы на какое-то время прорвали линию морской пехоты и захватили один (?) пулемёт, но вскоре были отброшены. Ценой больших потерь морские пехотинцы до утра удерживали свои позиции. Японцы также понесли большие потери в ночных атаках. Ночью один из морских пехотинцев, Эдуард Х. Оренс, убил 13 японцев, наступавших на его позицию, но был сам убит в бою.[25] Описывая японские атаки этой ночи, очевидец рейдер Пит Спарацино говорил:

…опустилась полная темнота. Мы подвигались вперёд… и слышали их болтовню. Затем враг нашёл брешь и побежал в открывшийся проход. Брешь была ликвидирована, когда другой отряд закрыл ворота. Некоторые японцы подползли на 20 ярдов [~18 метров] к отряду (Фрэнка) Гилдона. Фрэнк начал бросать гранаты из положения лёжа. Его гранаты ложились в 15 ярдах от нашей позиции (и) нам приходилось пригибаться, когда они взрывались. Враг был повсюду. Зверская и беспощадная была битва. Нам приходилось быть осторожными, чтобы не убить своих же товарищей. Мы очень устали, но должны были быть настороже, а то бы мы погибли бы…

На рассвете 8 августа, шесть японских лазутчиков, скрываясь под балконом бывшей штаб-квартиры Британской колониальной администрации, застрелили трёх морских пехотинцев. В течение пяти минут лазутчики были ликвидированы гранатами. Позднее в то же утро морская пехота после высадки подкрепления в виде 2-го батальона 2-го полка морской пехоты (2/2), окружила Высоту 281 и ущелье и стала обстреливать позиции японцев из минометов, а затем атаковали обе позиции, подрывая входы в пещеры взрывчаткой, чтобы похоронить японских солдат, укрывающихся в пещерах, заживо, и захватить позиции, находящиеся непосредственно рядом с холмом и ущельем.[27] Используя такой метод, морские пехотинцы уничтожили отдельные позиции японцев. Японское сопротивление в целом было подавлено после обеда, хотя ещё в течение несколько дней были обнаружены и убиты ещё несколько солдат противника.[28] В боях за Тулаги погибло 307 японских и 45 американских солдат. Три японских солдата были взяты в плен.[29]

Бои за Гавуту-Танамбого

На близлежащих островках Гавуту и Танамбого размещалась японская база гидросамолётов. В состав базы входили 536 японских военнослужащих из Йокогамской авиагруппы и 3-го отряда морской пехоты Куре, а также корейские, японские гражданские техники и рабочие из 14-го строительного подразделения.[30] Два островка имели коралловое происхождение, высоту около 42 метров каждый и были соединенны друг с другом дамбой длиной 500 метров. Высоты на Гавуту и Танамбого получили у американцев названия Высоты 148 и 121 соответственно по их высоте в футах.[31] Японцы на обоих островках укрепились в бункерах и пещерах, построенных на двух холмах.[32] Кроме того, на обоих островках были установлены пулемёты, причём острова находились в пределах дальности огня пулемёта соседнего острова. Американцы ошибочно полагали, что на островках находится гарнизон только из 200 морских пехотинцев и строительных рабочих.[33]

7 августа 12:00 Гавату был атакован 1-м парашютным батальоном морской пехоты численностью 397 человек. Атака была запланирована на полдень, так как не хватало авиации для одновременного прикрытия десантов на Гуадалканале, Тулаги и Гавуту.[34] Предшествующий обстрел разрушил рампу гидросамолётов, в результате чего десантные корабли должны были высадить морскую пехоту в более открытом месте на близлежащем небольшом пляже и в доках в точке 9°06′53″ ю. ш. 160°11′19″ в. д. / 9.1148056° ю. ш. 160.1886667° в. д. / -9.1148056; 160.1886667 (Высадка на Гавуту) (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=-9.1148056&mlon=160.1886667&zoom=14 (O)] (Я). Огонь японских пулемётов привёл к большим потерям среди морской пехоты США, убив или ранив каждого десятого, так как они продвигаясь по острову попали под перекрёстный огонь с обоих островков.[35]

Морские пехотинцы смогли установить два пулемёта Браунинга, которыми они стали подавлять огонь из пещер Гавуту, что позволило продолжить высадку и продвинуться вглубь острова. Ожидая прикрытие, морские пехотинцы рассредоточились и в скором времени их положение стало критическим. Капитан Джордж Стэллингс, командовавший батальоном, приказал морским пехотинцам начать плотный огонь пулемётов и миномётов по позициям японских пулемётчиков на Танамбого. Вскоре американские пикирующие бомбардировщики сбросили несколько бомб на Танамбого, уменьшив интенсивность огня с этого острова.[36]

Примерно через два часа морские пехотинцы достигли и поднялись на Высоту 148. Продвигаясь на вершину, морские пехотинцы зачищали позиции японцев на холме, с большей части которого продолжал идти огонь, с помощью взрывчатки, гранат, и вступая в рукопашную схватку.[37] Достигнув вершины холма морские пехотинцы также получили возможность увеличить интенсивность огня на Танамбого.[38] Командир батальона морской пехоты на Гавуту радировал генералу Рупертусу, запрашивая подкрепления до начала атаки на Танамбого.[39]

Большая часть из 240 японских защитников Танамбого была лётным и техническим персоналом Йокогамской авиагруппы. Рупертус отправил только одну роту морских пехотинцев из 1-го батальона 2-го полка морской пехоты с острова Флорида на помощь наступающим на Танамбого проигнорировав мнение членов своего штаба о том, что одной роты для этого недостаточно. Ошибочно полагая, что Танамбого имеет слабую защиту, эта рота направилась в амфибийную атаку прямо на Танамбого сразу после наступления темноты 7 августа. Освещённые залпами артиллерийского огня американских военных кораблей, обстреливающих остров, 5 десантных кораблей морской пехоты попали под плотный огонь после того как они приблизились к берегу, многие моряки на них погибли или были ранены, три катера были тяжело повреждены. Осознав непригодность своей позиции, командир роты приказал оставшимся катерам забрать раненых, а сам с дюжиной пехотинцев, которые уже высадились, по дамбе перебежал на Гавуту. Японцы на Танамбого потеряли только 10 человек погибшими во время боевых действий в этот день.[40]

В течение всей ночи японцы предпринимали атаки морских пехотинцев на Гавуту под прикрытием тропических штормов, Вандегрифт приготовился выслать подкрепления в помощь наступающим на Танамбого. 3-й батальон 2-го полка морской пехоты (3/2) всё ещё находился на кораблях у Гуадалканала, готовый присоединиться к атакующим Танамбого 8 августа.[41]

В 10:00 8 августа началась высадка десанта из третьего батальона на Гавуту. Позже они принимают участие в разрушении оставшихся оборонительных сооружений на острове, которое завершилось к полудню.[42] Затем 3-й батальон приготовился к атаке на остров Танамбого. Морские пехотинцы на Гавату были обеспеченны огневой поддержкой перед атакой. В ходе подготовки к штурму были вызваны пикировщики с американских авианосцев и артиллерийский огонь кораблей. После того, как самолеты случайно сбросили бомбы на американских морских пехотинцев на Гавуту, убив четырёх человек, последующая авиационная поддержка была отменена. Тем не менее, легкий крейсер Сан Хуан безошибочно посылал залп за залпом на нужный остров, бомбардируя Танамбого в течение 30 минут. Морские пехотинцы возобновили наступление в 16:15 одновременно с десантных катеров и по дамбе и, при поддержке двух лёгких танков «Стюартов», двинулись на японские оборонительные позиции. Один из танков, который остановился и оказался изолированным от морских пехотинцев, был окружён «взбешённой толпой» примерно 50 японцев. Они подожгли танк, убив двух членов экипажа и избив двух других танкистов до того, когда большинство из них было убито морскими пехотинцами. Американцы позднее насчитали 42 японских трупа вокруг сгоревшего остова танка, включая офицера Йокогамской авиагруппы и нескольких пилотов гидросамолётов. Один из японцев, выживших после атаки на танк, писал: «Я помню, я видел своего командира капитана 3-го ранга Сабуро Кацуту на башне танка. Это был последний раз, когда я его видел».[43]

В течение дня морские пехотинцы методично взрывали входы в пещеры, уничтожив большинство из них к 21:00.[44] Несколько выживших японцев провели одиночные вылазки в течение всей ночи, которые заканчивались рукопашной схваткой. К полудню 9 августа японское сопротивление на Танамбого закончилось.[45] Во время боёв за Гавуту и Танамбого погибло 476 японских солдат и 70 американских морских пехотинцев и моряков. Из 20 военнопленных, захваченных в бою, большинство было не японскими военнослужащими, а корейскими строителями, входившими в японское строительное подразделение.[46]

Высадка на Гуадалканале

В отличие от высадки на Тулаги, Гавуту и Танамбого, десант на Гуадалканале встретил гораздо меньшее сопротивление. В 09:10 7 августа генерал Вандегрифт с 11,000 морских пехотинцев высадился на Гуадалканале между мысами Коли и Лунга. Направившись по направлению к мысу Лунга, они не встретили никакого сопротивления, кроме густого тропического леса, и остановились на ночь на расстоянии около 1 000 метров от аэродрома у мыса Лунга. На следующий день, снова встречая лишь незначительное сопротивление, морские пехотинцы подошли к реке Лунга и захватили аэродром к 16:00 8 августа. Японские строительные подразделения покинули зону аэродрома, оставив продовольствие, стройматериалы и строительное оборудование, а также автомобили.[47]

Последующие события

Во время сражения около 80 японцев с Тулаги и Гавуту-Танамбого вплавь добрались до острова Флорида. Тем не менее, все они потом были найдены и ликвидированы морскими пехотинцами и британскими патрулями в течение следующих двух месяцев.[48]

Союзники в скором времени стали использовать якорную стоянку у Тулаги, одну из лучших естественных гаваней в южной части Тихого океана, построив морскую базу и заправочную станцию. Во время кампании на Гуадалканале и Соломоновых островах Тулаги выполнял функцию важной базы для морских операций союзников. С того момента, как японский флот получил контроль над окружающим морем в тёмное время суток и в течение всей Гуадалканальской кампании, корабли союзников у Гуадалканала, которые не могли выйти в море до рассвета, обычно находили укрытие в гавани Тулаги. Корабли, повреждённые в морских боях с августа по декабрь 1942 года, обычно бросали якорь в гавани Тулаги и проходили временный ремонт до того, как уходили в тыловые порты на капитальный ремонт.[49]

Во время Гуадалканальской кампании остров Тулаги являлся базой американских торпедных катеров. Эти торпедные катера участвовали в попытках пресечения рейсов «Токийского экспресса», которые подвозили подкрепления и снабжение японским войскам на Гуадалканале. Кроме небольшого контингента, оставшегося для строительства, гарнизонной службы, обслуживания и защиты базы на Тулаги, большая часть морских пехотинцев, захвативших Тулаги и близлежащие острова, была передислоцирована на Гуадалканал для защиты аэродрома, позже названного союзниками Хендерсон-Филд, и расположенного у мыса Лунга, который стал целью всех будущих важнейших наземных сражений во время битвы за Гуадалканал.[50]

Память

Эскортный авианосец ВМС США Тулаги, находящийся в строю с 1943 по 1946 годы, получил название в память о десанте на одноимённый остров.

Напишите отзыв о статье "Битва за Тулаги, Гавуту и Танамбого"

Примечания

  1. Lundstrom, Guadalcanal Campaign, с. 41-42. Авиагруппа Йокогама Миядзаки подчинялась 5-й воздушной наступательной группе, также носившей название 25-я воздушная флотилия, под командованием Ямады и штаб-квартирой в Рабауле, Новая Британия. 5-й воздушная наступательная группа подчинялась Основным военно-воздушным силам, также носившей название 11-й воздушный флот, под командованием Нисидзо Цукахары, штаб-квартира которого находилась на Тиниане.
  2. Frank, Guadalcanal, с. 51.
  3. Frank, Guadalcanal, с. 50.
  4. Frank, Guadalcanal, с. 79.
  5. Frank, Guadalcanal, с. 78-79. 15 из них были корейскими рабочими, а не японскими военными.
  6. Murray, War to be Won, с. 169—195.
  7. Murray, War to be Won, с. 196.
  8. Loxton, Shame of Savo, с. 3.
  9. Frank, Guadalcanal, с. 23-31, 129, 628.
  10. Morison, Struggle for Guadalcanal, с. 12.
  11. Murray, War to be Won, с. 199—200.
  12. Loxton, Shame of Savo, с. 5.
  13. Frank, Guadalcanal, с. 35-37, 53. 1-я дивизия морской пехоты по причине отсутствия американских сухопутных подразделений, имеющих амфибийную подготовку, в тихоокеанском регионе (Christ, с. 25).
  14. Morison, Struggle for Guadalcanal, с. 15.
  15. McGee, The Solomons Campaigns, p. 20-21.
  16. Frank, Guadalcanal, с. 57, 619—621, Jersey, Hell’s Islands, с. 129.
  17. Jersey, Hell’s Islands, с. 77, McGee, The Solomons Campaigns, с. 21.
  18. Frank, Guadalcanal, с. 60.
  19. Hammel, Carrier Clash, с. 46-47, Jersey, Hell’s Islands, с. 78 и Lundstrom, Guadalcanal Campaign, с. 38.
  20. Zimmerman, The Guadalcanal Campaign, с. 26-27, Peatross, Bless 'em All, с. 36, Jersey, Hell’s Islands, с. 96, 124—125. Никто из японских солдат на Тулаги не погиб во время предварительных бомбардировках авиации и военных кораблей. В 10:04, во время бомбардировки Гавуту, произошёл взрыв пороха на Сан-Хуане, при котором погибло семь членов экипажа и было ранено 11. Мангры, растущие на границе моря и побережья, представляли собой препятствие для крупных амфибийных десантов. Определяя до выхода из Новой Зеландии зоны высадки, основываясь на своём знании побережья Тулаги и окружающих рифов, лейтенант Стэкпул добавил места для высадки с амфибийных катеров на берег Тулаги, свободные от мангровых зарослей.
  21. Frank, Guadalcanal, с. 72-73.
  22. Alexander, с. 51, 81-82, Jersey, Hell’s Islands, с. 80, 133—134, Zimmerman, The Guadalcanal Campaign, с. 27-28 и Lundstrom, Guadalcanal Campaign, с. 38. Это отделение 3-го курэ морской пехоты подчинялось 8-му флоту под командованием адмирала Гунъити Микавы. 3-е курэ морской пехоты главным образом состояло из призванных резервистов, большей части которых было за 40 лет. Также на Тулаги находились японские электрики и инженеры из 14-го строительного подразделения, которые, несмотря на то, что не имели боевой подготовки, помогали 3-му отряду морской пехоты Куре оборонять остров.
  23. Peatross, Bless 'em All, с. 37-41, Zimmerman, The Guadalcanal Campaign, с. 28-31, Jersey, Hell’s Islands, с. 82, 131, 138—139, Alexander, с. 82. Командир рейдеров «C» Кеннет Д. Бэйли захватил японский бункер до того, как получил ранение в бедро и был эвакуирован.
  24. Shaw, First Offensive, с. 8-9, Peatross, Bless 'em All, с. 41, Jersey, Hell’s Islands, с. 140.
  25. Alexander, с. 96-99, Hoffman, Marine Raiders, Zimmerman, The Guadalcanal Campaign, с. 33, Frank, Guadalcanal, с. 77-78, Jersey, Hell’s Islands, с. 140.
  26. Jersey, Hell's Islands, с. 135.
  27. Hoffman, Marine Raiders.
  28. Zimmerman, The Guadalcanal Campaign, с. 33.
  29. Frank, Guadalcanal, с. 77-78. Александер (с. 84) докладывал, что также были взяты в плен одна японка и несколько детей. 38 рейдеров погибли и 55 получили ранения (Alexander с. 102).
  30. Frank, с. 628, Jersey, с. 150. 14-е строительное подразделение входило подчинялось строительным войскам Хасимото и Хары.
  31. Christ, с. 46, Hough, с. 266—267.
  32. Christ, с. 55, Griffith, с. 61.
  33. Zimmerman, с. 34, Christ, с. 33.
  34. Christ, c. 40-41.
  35. Christ, с. 52-58, Frank, с. 75-76.
  36. Christ, с. 59-69, 81. Стэллингс принял командование батальоном после того, как его командир, майор Роберт Миллер, не мог выполнять обязанности из-за нервного стресса, а следующий по старшинству, майор Роберт Уильямс, был серьёзно ранен.
  37. Christ, с. 94, Griffith, с. 61-62, Jersey, с. 156.
  38. Christ, с. 100.
  39. Jersey, с. 144, Zimmerman, с. 35. Состояние командира батальона Роберта Миллера значительно улучшилось к 16:30, и именно он вызывал подкрепления (Christ, с. 108).
  40. Christ, с. 112—113, Frank, с. 77, Jersey, с. 160—163. Парашютный батальон потерял 84 человека за этот день, в том числе 30 погибших.
  41. Griffith, с. 62. 3/2 командовал подполковник Лерой П. Хант (Christ, с. 131).
  42. Zimmerman, с. 36-38, Christ, с. 113.
  43. Christ, с. 134—135, Jersey, с. 178—179, 181, Frank, с. 78-79 и Lundstrom, с. 38, Gilbert, с. 38. Лейтенант Е. Дж. Свини, командир танкового взвода, погиб во время нападения на танк в тот момент, когда он находился на башне танка. Лундстром пишет, что Миядзаки погиб при атаке на танк, но Джерси отмечает, что Миядзаки не находился в районе Гуадалканала в это время и пережил войну.
  44. Frank, с. 78-79 и Lundstrom, с. 38.
  45. Zimmerman, с. 38.
  46. Frank, с. 79, Jersey, с. 181, Christ, с. 169. В плен попало четыре военнослужащих Йокогамской авиагруппы.
  47. Morison, Struggle for Guadalcanal, с. 15, и Frank, Guadalcanal, с. 61-62 и 81.
  48. Frank, Guadalcanal, с. 79 и Lundstrom, Guadalcanal Campaign, с. 38.
  49. Jersey, Hell’s Islands, с. 3, Griffith, Battle for Guadalcanal, с. 93.
  50. Griffith, Battle for Guadalcanal, с. 93.

Литература

  • Alexander Joseph H. Edson's Raiders: The 1st Marine Raider Battalion in World War II. — Naval Institute Press, 2000. — ISBN 1-55750-020-7.
  • Christ James F. Battalion of the Damned: The 1st Marine Paratroopers at Gavutu and Bloody Ridge, 1942. — Naval Institute Press, 2007. — ISBN 1591141141.
  • Frank Richard. Guadalcanal: The Definitive Account of the Landmark Battle. — New York: Random House, 1990. — ISBN 0-394-58875-4.
  • Gilbert Oscar E. Marine Tank Battles in the Pacific. — Da Capo, 2001. — ISBN 1580970508.
  • Griffith Samuel B. The Battle for Guadalcanal. — Champaign, Illinois, USA: University of Illinois Press, 1963. — ISBN 0-252-06891-2.
  • Hammel Eric. Carrier Clash: The Invasion of Guadalcanal & The Battle of the Eastern Solomons August 1942. — St. Paul, MN, USA: Zenith Press, 1999. — ISBN 0760320527.
  • Jersey Stanley Coleman. Hell's Islands: The Untold Story of Guadalcanal. — College Station, Texas: Texas A&M University Press, 2008. — ISBN 1-58544-616-5.
  • Loxton Bruce. The Shame of Savo: Anatomy of a Naval Disaster. — Australia: Allen & Unwin Pty Ltd, 1997. — ISBN 1-86448-286-9.
  • Lundstrom John B. [books.google.com/books?id=xtaTS-POl-UC&printsec=frontcover&source=gbs_navlinks_s#v=onepage&q=&f=false The First Team And the Guadalcanal Campaign: Naval Fighter Combat from August to November 1942]. — Naval Institute Press, 2005 (New edition). — ISBN 1-59114-472-8.
  • McGee William L. The Solomons Campaigns, 1942–1943: From Guadalcanal to Bougainville--Pacific War Turning Point, Volume 2 (Amphibious Operations in the South Pacific in WWII). — BMC Publications, 2002. — ISBN 0-9701678-7-3.
  • Morison Samuel Eliot. The Struggle for Guadalcanal, August 1942 – February 1943, vol. 5 of History of United States Naval Operations in World War II. — Boston: Little, Brown and Company, 1958. — ISBN 0-316-58305-7. Online views of selections of the book: [www.amazon.com/gp/reader/0785813063]
  • Murray Williamson. A War To Be Won: Fighting the Second World War. — United States of America: Belknap Press, 2001. — ISBN 0-674-00680-1.
  • Peatross Oscar F. Bless 'em All: The Raider Marines of World War II. — Review, 1995. — ISBN 0965232506.

Ссылки

  • Anderson, Charles R. [www.army.mil/cmh-pg/brochures/72-8/72-8.htm GUADALCANAL] (брошюра). U.S. GOVERNMENT PRINTING OFFICE (1993). Проверено 15 сентября 2010. [www.webcitation.org/67wjGLCym Архивировано из первоисточника 26 мая 2012].
  • Cagney, James [www.historyanimated.com/GuadalcanalPage.html The Battle for Guadalcanal] (javascript). HistoryAnimated.com (2005). Проверено 17 мая 2006. [www.webcitation.org/67wjGpCA3 Архивировано из первоисточника 26 мая 2012].- Интерактивная анимация сражения
  • Chen, C. Peter [ww2db.com/battle_spec.php?battle_id=9 Guadalcanal Campaign]. World War II Database (2004–2006). Проверено 15 сентября 2010. [www.webcitation.org/67wjHKrJy Архивировано из первоисточника 26 мая 2012].
  • Craven, Wesley Frank; James Lea Cate. [www.ibiblio.org/hyperwar/AAF/IV/index.html Vol. IV, The Pacific: Guadalcanal to Saipan, August 1942 to July 1944]. The Army Air Forces in World War II. U.S. Office of Air Force History. Проверено 15 сентября 2010. [www.webcitation.org/66LU9owTz Архивировано из первоисточника 22 марта 2012].
  • de Vos, M.E. [www.mapsouthpacific.com/solomons/guadalcanal-map.html Карта Гаудулканала] (2003–2006). Проверено 15 сентября 2010. [www.webcitation.org/67wjIAbZW Архивировано из первоисточника 26 мая 2012].
  • Flahavin, Peter [www.guadalcanal.homestead.com/index.html Guadalcanal Battle Sites, 1942–2004] (2004). Проверено 15 сентября 2010. [www.webcitation.org/67wjItP1R Архивировано из первоисточника 26 мая 2012].- Фотографии Гуадалканала 1942 года и нашего времени.
  • Hoffman, Jon T. [www.nps.gov/archive/wapa/indepth/extContent/usmc/pcn-190-003130-00/index.htm FROM MAKIN TO BOUGAINVILLE: Marine Raiders in the Pacific War] (брошюра). WORLD WAR II COMMEMORATIVE SERIES. Marine Corps Historical Center (1995). Проверено 15 сентября 2010. [www.webcitation.org/66LUBwrB9 Архивировано из первоисточника 22 марта 2012].
  • Hoffman, Jon T. [www.nps.gov/archive/wapa/indepth/extContent/usmc/pcn-190-003147-00/sec4.htm SILK CHUTES AND HARD FIGHTING: US. Marine Corps Parachute Units in World War II: Rendezvous at Gavutu]. Commemorative series 1. Marine Corps History and Museums Division. Проверено 15 сентября 2010. [www.webcitation.org/67wjJuDdU Архивировано из первоисточника 26 мая 2012].
  • Hough, Frank O.; Ludwig, Verle E., and Shaw, Henry I., Jr. [www.ibiblio.org/hyperwar/USMC/I/index.html Pearl Harbor to Guadalcanal]. History of U.S. Marine Corps Operations in World War II. Проверено 15 сентября 2010. [www.webcitation.org/614JvWYnk Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  • Miller, John Jr. [www.army.mil/cmh-pg/books/wwii/GuadC/GC-fm.htm GUADALCANAL: THE FIRST OFFENSIVE]. UNITED STATES ARMY IN WORLD WAR II (1949). Проверено 15 сентября 2010. [www.webcitation.org/67wjKU07B Архивировано из первоисточника 26 мая 2012].
  • Shaw, Henry I. [www.ibiblio.org/hyperwar/USMC/USMC-C-Guadalcanal/index.html First Offensive: The Marine Campaign For Guadalcanal]. Marines in World War II Commemorative Series (1992). Проверено 15 сентября 2010. [www.webcitation.org/65Z8Vw8Gh Архивировано из первоисточника 19 февраля 2012].
  • Zimmerman, John L. [www.ibiblio.org/hyperwar/USMC/USMC-M-Guadalcanal.html The Guadalcanal Campaign]. Marines in World War II Historical Monograph (1949). Проверено 15 сентября 2010. [www.webcitation.org/65Z8XiCgk Архивировано из первоисточника 19 февраля 2012].

Отрывок, характеризующий Битва за Тулаги, Гавуту и Танамбого

Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.


На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
– Ах, сударыня, – заговорил он, – сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, – повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m lle Bourienne приятно улыбалась.
– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.


В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.


На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
В одну из минут, когда на сцене всё затихло, ожидая начала арии, скрипнула входная дверь партера, на той стороне где была ложа Ростовых, и зазвучали шаги запоздавшего мужчины. «Вот он Курагин!» прошептал Шиншин. Графиня Безухова улыбаясь обернулась к входящему. Наташа посмотрела по направлению глаз графини Безуховой и увидала необыкновенно красивого адъютанта, с самоуверенным и вместе учтивым видом подходящего к их ложе. Это был Анатоль Курагин, которого она давно видела и заметила на петербургском бале. Он был теперь в адъютантском мундире с одной эполетой и эксельбантом. Он шел сдержанной, молодецкой походкой, которая была бы смешна, ежели бы он не был так хорош собой и ежели бы на прекрасном лице не было бы такого выражения добродушного довольства и веселия. Несмотря на то, что действие шло, он, не торопясь, слегка побрякивая шпорами и саблей, плавно и высоко неся свою надушенную красивую голову, шел по ковру коридора. Взглянув на Наташу, он подошел к сестре, положил руку в облитой перчатке на край ее ложи, тряхнул ей головой и наклонясь спросил что то, указывая на Наташу.
– Mais charmante! [Очень мила!] – сказал он, очевидно про Наташу, как не столько слышала она, сколько поняла по движению его губ. Потом он прошел в первый ряд и сел подле Долохова, дружески и небрежно толкнув локтем того Долохова, с которым так заискивающе обращались другие. Он, весело подмигнув, улыбнулся ему и уперся ногой в рампу.
– Как похожи брат с сестрой! – сказал граф. – И как хороши оба!
Шиншин вполголоса начал рассказывать графу какую то историю интриги Курагина в Москве, к которой Наташа прислушалась именно потому, что он сказал про нее charmante.
Первый акт кончился, в партере все встали, перепутались и стали ходить и выходить.
Борис пришел в ложу Ростовых, очень просто принял поздравления и, приподняв брови, с рассеянной улыбкой, передал Наташе и Соне просьбу его невесты, чтобы они были на ее свадьбе, и вышел. Наташа с веселой и кокетливой улыбкой разговаривала с ним и поздравляла с женитьбой того самого Бориса, в которого она была влюблена прежде. В том состоянии опьянения, в котором она находилась, всё казалось просто и естественно.
Голая Элен сидела подле нее и одинаково всем улыбалась; и точно так же улыбнулась Наташа Борису.
Ложа Элен наполнилась и окружилась со стороны партера самыми знатными и умными мужчинами, которые, казалось, наперерыв желали показать всем, что они знакомы с ней.
Курагин весь этот антракт стоял с Долоховым впереди у рампы, глядя на ложу Ростовых. Наташа знала, что он говорил про нее, и это доставляло ей удовольствие. Она даже повернулась так, чтобы ему виден был ее профиль, по ее понятиям, в самом выгодном положении. Перед началом второго акта в партере показалась фигура Пьера, которого еще с приезда не видали Ростовы. Лицо его было грустно, и он еще потолстел, с тех пор как его последний раз видела Наташа. Он, никого не замечая, прошел в первые ряды. Анатоль подошел к нему и стал что то говорить ему, глядя и указывая на ложу Ростовых. Пьер, увидав Наташу, оживился и поспешно, по рядам, пошел к их ложе. Подойдя к ним, он облокотился и улыбаясь долго говорил с Наташей. Во время своего разговора с Пьером, Наташа услыхала в ложе графини Безуховой мужской голос и почему то узнала, что это был Курагин. Она оглянулась и встретилась с ним глазами. Он почти улыбаясь смотрел ей прямо в глаза таким восхищенным, ласковым взглядом, что казалось странно быть от него так близко, так смотреть на него, быть так уверенной, что нравишься ему, и не быть с ним знакомой.
Во втором акте были картины, изображающие монументы и была дыра в полотне, изображающая луну, и абажуры на рампе подняли, и стали играть в басу трубы и контрабасы, и справа и слева вышло много людей в черных мантиях. Люди стали махать руками, и в руках у них было что то вроде кинжалов; потом прибежали еще какие то люди и стали тащить прочь ту девицу, которая была прежде в белом, а теперь в голубом платье. Они не утащили ее сразу, а долго с ней пели, а потом уже ее утащили, и за кулисами ударили три раза во что то металлическое, и все стали на колена и запели молитву. Несколько раз все эти действия прерывались восторженными криками зрителей.
Во время этого акта Наташа всякий раз, как взглядывала в партер, видела Анатоля Курагина, перекинувшего руку через спинку кресла и смотревшего на нее. Ей приятно было видеть, что он так пленен ею, и не приходило в голову, чтобы в этом было что нибудь дурное.