Битва за Шабац

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Битва за Шабац
Основной конфликт: Народно-освободительная война Югославии

Немцы и усташи ведут пленных сербов
Дата

2224 сентября 1941

Место

Шабац, Недичевская Сербия

Итог

победа вермахта

Противники
Четники
Партизаны
Третий рейх Третий рейх
Хорватия Хорватия
Командующие
Вальтер Хингхофер
Силы сторон
Церский четницкий отряд (2500 человек)
Мачванский партизанский отряд (250 человек)
Итого: 2750 человек
Гарнизон (1000 человек)
342-я пехотная дивизия (небольшие подкрепления)
Вспомогательные части
Потери
неизвестно неизвестно
Общие потери
от 1 до 2,1 тыс. убитых гражданских (серб.)

Битва за Шабац (серб. Битка за Шабац) — сражение объединённых сил югославских четников и партизан против немецко-усташских войск, занявших сербский город Шабац. Оно прошло с 22 по 24 сентября 1941 года. Командовал объединёнными войсками капитан 1 класса от артиллерии Драгослав Рачич, имевший в своём распоряжении 2500 четников; помощь ему оказывал партизанский отряд из 250 человек во главе с Небойшей Ерковичем. Им противостоял гарнизон численностью около 1 тысячи человек.

Войска четников, окружив город, попытались прорваться в центр города и захватить мельницу «Единство», которая была фактически главной крепостью в системе городских укреплений. Немцы, держа оборону, не сумели сразу прорвать кольцо окружения, но не позволили нападавшим взять мост, по которому должны были прибыть подкрепления. 24 сентября после прибытия немецких подкреплений из 342-й пехотной дивизии и ряда усташских подразделений осаждённые всё-таки прорвали кольцо окружения и отбросили четников и партизан, заставив тех отступить к горе Цер. В знак мести немцы расстреляли около 2 тысяч жителей Шабаца и Мачвы.

За время боя за Шабац четники потеряли почти половину личного состава убитыми[1]. Победа вермахта стала началом первого антипартизанского наступления.





Предыстория

В самом начале войны четники добились серьёзных успехов, перекрыв дороги из Шабаца и Валево в Подринье и перешли в наступление. Им удалось развить успехи в Лознице, на Завлаке, в Баня-Ковиляче, Крупани, Богатиче и Мачванской-Митровице. В середине сентября 1941 года ими было освобождено всё Подринье и Мачва. Единственным непокорённым населённым пунктом оставался город Шабац с 18 тысячами жителей. Четники взяли в окружение Валево тем временем, но и немцы не сидели сложа руки: несмотря на срывы атак, вермахт разрабатывал стратегический план большой операции по разбиению сил противника.

Небойша Еркович, командир Мачванского партизанского отряда, заключил соглашение с капитаном Церского корпуса четников Драгославом Рачичем, о совместном нападении на Шабац. По словам Душана Трбоевича (сербохорв.), партизаны вынудили четников организовать всю эту атаку. Сначала Рачич возражал против подобных действий, считая их преждевременными. Через неделю после первого разговора Еркович опять попросил Рачича пойти в атаку и, получив отказ, пригрозил повести в атаку только партизан и вдобавок нажаловаться местному населению на нежелание четников воевать. Осознав, что репутация коммунистов может подняться до небывалых высот в случае реализации подобных угроз, Рачич согласился, тем более что местное население и так было настроено бороться против немецких оккупантов[2]. Уже потом Дража Михайлович на совещании в Дивцах (серб.) говорил, что подобные действия Рачича и Ерковича были ничем иным как самоуправством.

19 сентября Драгослав Рачич на совещании с офицерами в селе Маово договорился о перегруппировке войск для атаки на Шабац. На совещании присутствовал Небойша Еркович, предоставивший Рачичу свой отряд. Было предложено атаковать Шабац 22 сентября в 23:00.

Силы противников

Осаждающие

В распоряжении четников был Церский отряд численностью 2500 человек под командованием капитана 1 класса Драгослава Рачича. В составе отряда были четыре батальона: 1-й капитана 1 класса Миливое Ковачевича, 2-й капитана 1 класса Милорада Чупича, 3-й капитана 1 класса Станимира Васича, 4-й Милутина Миловича, ударная рота (или взвод смерти) под командованием поднаредника (младшего сержанта) запаса Милана Пушича, пулемётная рота под командованием подпоручика (младшего лейтенанта) Боры Теодоровича. Мачванский партизанский отряд насчитывал 250 человек во главе с Небойшей Ерковичем. В распоряжении четников были 100-мм гаубицы.

Осаждённые

Гарнизон города Шабац состоял из 1000 военнослужащих, размещённых в зданиях фабрики «Зорка» и мельницы «Единство», установивших ряд пулемётных гнёзд на главных перекрёстках и подходах к городу. На помощь им готовы были прийти немецкие и хорватские части со стороны Срема: приказ о помощи отдал генерал Франц Бёме 21 сентября 1941. Главной резервной силой была 342-я пехотная дивизия, прибывшая из Франции.

Бой

22 сентября 1941 в 11 часов вечера четники и партизаны перекрыли все подходы к городу. 1-й батальон Миливое Ковачевича находился на правом крыле от города у реки Савы и разрушил дорогу Рума — Шабац, продвинувшись к городу и заняв положение на линии между электростанцией и Дони-Шорской школой. Солдаты Ковачевича прорвались к центру, но немцы быстро отрезали их от основных сил. Тем временем четники взяли здание фабрики «Зорка», которое было хорошо укреплено, и захватили в плен 10 немецких солдат.

2-й батальон капитана Чупича атаковал город, разделившись на две части: одна атаковала город справа, вместе с 1-м батальоном, вторая — слева, с силами 3-го батальона. 3-й батальон капитана Васича также разделился на две части: одна атаковала Шабац именно с левым флангом 2-го батальона, другая — с силами 4-го батальона. Командир 4-го батальона поручик Милович, оставив часть батальона с 3-м, отправил вторую часть в помощь партизанам Мачванского отряда. Ударная рота наредника Пушича стала закидывать гранатами и коктейлями Молотова укрепления противника. На участке атаки 4-го батальона и Мачванского партизанского отряда была очень плохая координация, что привело к тому, что перекрыть мост через реку Саву не удалось, да и немцы предоставили ему особенно сильную защиту, поскольку по нему в город могли прорваться силы из Срема. После серии неудач четники остановились.

23 сентября четники возобновили атаку с новыми силами, но так и не взяли мельницу, которую немцы яростно обороняли. В тот же день на помощь осаждённым пришла авиация, которая стала бомбить позиции четников, обстреливавших город из гаубиц, и артиллерия из Срема, которая стала подавлять орудия четников. Командир Рачич, не унимаясь, приказал провести демонстративную атаку, чтобы добиться вывода уцелевших частей из города. В ночь с 23 на 24 сентября партизаны, не добившись никаких успехов, увели свои войска в сторону реки Ядар и далее к Ужице. А утром 24 сентября левое крыло четников оказалось под угрозой уничтожения. Рачич приказал вывести все войска к Церу, после чего четники стремительно бежали, уйдя в оборону. Подкрепления в лице 342-й пехотной дивизии вермахта и отрядов усташей окончательно отбросили осаждавших.

Согласно данным штаба 2-го батальона 750-й пехотной дивизии, 23 сентября 1941 Шабац действительно подвергся нападению сил численностью около 1 тысячи человек, которые попытались захватить фабрику и электростанцию, однако после 10-часовых боёв нападавшие отступили. В том бою немцы даже пустили в ход один танк[3]. Окончательно справиться с осадой помогла именно 342-я пехотная дивизия[3].

Военные преступления

Немецкий батальон получил приказ от генерала Франца Бёме: арестовать в Шабаце всех мужчин в возрасте от 14 до 70 лет; расстрелять всех жителей, участвовавших в уличных боях и помогавших осаждавшим (в том числе женщин); также найти и расстрелять всех жителей, в чьих домах хранилось огнестрельное оружие или боеприпасы, и кто попытался сбежать. Всех арестованных отправили в концлагерь на территории Независимого государства Хорватии к северу от Савы; строительство концлагеря к северу от Шабаца начал инженерный батальон 342-й пехотной дивизии[3].

После трёхдневной осады немцами были арестованы 4459 мужчин[3]. От 1 до 2 тысяч жителей Шабаца и Мачвы были расстреляны немцами как пособники нападавших четников и партизан[4].

См. также

Напишите отзыв о статье "Битва за Шабац"

Примечания

  1. [www.znaci.net/00001/92_4.pdf Branko Petranović: Srpski narod u ustanku]
  2. Dušan Trbojević, Cersko-Majevička grupa korpusa, 21-22.
  3. 1 2 3 4 [www.znaci.net/00001/178_5.pdf Valter Manošek: VERMAHT I UBISTVA JEVREJSKIH MUŠKARACA U SRBIJI]
  4. [guskova.ru/q?a=l&doc=/~mladich/Kragujevac/mas_sr Nemački masakri u Srbiji]

Литература

  • С. Живановић, Трећи српски устанак, књига друга, 131-158.
  • Душан Трбојевић, Церско-мајевичка група корпуса пуковника Драгослава Рачића, 21-28.
  • Милослав Самарџић, Дража и општа историја четничког покрета, први том, Уна прес, Београд, 2005.
  • Parmaković Dragoslav. [znaci.net/00001/48.htm MAČVANSKI PARTIZANSKI ODRED]. — Fond narodnooslobodilačke borbe Podrinja, 1973.
  • [znaci.net/00001/4_1_2.htm ZBORNIK DOKUMENATA I PODATAKA NOR-a, tom I - DOKUMENTI NOVJ - BORBE U SRBIJI, KNJIGA 2 - BORBE U SRBIJI 1941.]. — Beograd: Vojnoistorijski institut.
  • [znaci.net/00001/4_1_1.htm ZBORNIK DOKUMENATA I PODATAKA NOR-a, tom I - DOKUMENTI NOVJ - BORBE U SRBIJI, KNJIGA 1 - BORBE U SRBIJI 1941.]. — Beograd: Vojnoistorijski institut.
  • [znaci.net/00001/4_12_1.htm ZBORNIK DOKUMENATA I PODATAKA NOR-a. TOM XII - DOKUMENTI JEDINICA I USTANOVA NEMAČKOG RAJHA, KNJIGA 1 - 1941. GODINA]. — Beograd: Vojnoistorijski institut.
  • Petranović Branko. [znaci.net/00001/92.htm SRBIJA U DRUGOM SVETSKOM RATU]. — Beograd: Vojnoizdavački i novinski centar, 1992.


Отрывок, характеризующий Битва за Шабац

Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.