Битва за ветряную мельницу
| Битва за ветряную мельницу англ. Battle of the Windmill | |||
| Основной конфликт: Восстания 1837 года | |||
 | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место |
селение Ньюпорт, близ Прескотта, Верхняя Канада | ||
| Итог |
Победа британцев и лоялистов; поражение республиканских повстанцев | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Битва за ветряную мельницу (англ. Battle of the Windmill) — пятидневный бой канадских республиканцев и американских добровольцев с лоялистской милицией и британской регулярной пехотой близ города Прескотт в ноябре 1838 года. Явилась последним крупным боестолкновением канадских антиколониальных антиолигархических восстаний 1837—1838. Закончилась поражением повстанцев. Общественный резонанс от события ускорил реформы и введение основ самоуправления в Канаде.
Содержание
Канадская повстанческая эмиграция
В ноябре 1837 в Нижней Канаде вспыхнуло Восстание Патриотов. Месяц спустя началось Восстание в Верхней Канаде. Эти республиканские движения против британского колониального правления и олигархического «Семейного пакта» были подавлены британскими войсками и местными лоялистами — консервативной проанглийской милицией. Нижнеканадское движение продлилось около года. Верхнеканадское потерпело поражение уже к концу 1837. Его лидеры во главе с Лайоном Макензи провозгласили Республику Канада и бежали в США[1].
На американской территории канадские республиканцы сформировали сетевую военно-политическую структуру — Охотничьи ложи. Их поддержали многие представители американской общественности, революционные эмигранты из Европы, а также криминальные и околокриминальные круги приграничных районов, контрабандисты и речные пираты. Официальные власти США в целом симпатизировали канадским республиканцам, но воздерживались от практической помощи.
Осенью 1838 «Охотничьи ложи» штата Нью-Йорк приняли решение выступить на территорию Канады. План строился в расчёте на массовую поддержку канадцев и возобновление вооружённой борьбы. Ошибочность этого расчёта — республиканское движение было подавлено, большинство канадского населения лояльно относилось к властям — выявилась позднее. Кроме того, британская разведка заранее получила информацию о подготовке вторжения.
Поход на Прескотт
11 ноября 1838 года границу по реке Святого Лаврентия пересекли три отряда. Общее командование осуществлял самоназначенный «генерал» Джон Бёрдж, руководитель «Охотничьих лож» Нью-Йорка. «Адмиралом» объявил себя контрабандист Билл Джонстон, капер времён англо-американской войны[2]. Третьим отрядом командовал Миколай (Нильс) Шульц — инженер, предприниматель и революционер финского происхождения, участник Польского восстания 1830.
Первым военным актом экспедиции должен был стать захват города Прескотт, где предполагалось создать организационно-политический центр восстания. Однако Бёрдж (вероятно, быстро осознав враждебность местного населения и рискованность предприятия) предложил выждать день и искать подкреплений. Его поддержал Джонстон. На штурме Прескотта настаивал только Шульц. Он взял на себя фронтальный удар, но требовал, чтобы Бёрдж и Джонстон обеспечили фланги.
Распад повстанческой экспедиции
Бёрдж заявил, что отступает за подкреплениями на американский берег. Шульц согласился с этим при условии, что отряд Джонстона поддержит его в атаке на Прескотт.
Отряд Бёрджа отбыл в американский город Огденсберг. Там Бёрдж сказался больным, его бойцы расквартировались на отдых. Отряд Джонстона двинулся на шхуне по реке в обход Прескотта, однако судно неожиданным образом село на мель. Бойцы Джонстона тоже переправились на американский берег и присоединились к отряду Бёрджа.
Таким образом, на канадской стороне остался только отряд Шульца численностью около 250 человек. Для взятия Прескотта этих сил было явно недостаточно. Лоялисты быстро отмобилизовали в городе вооружённую милицию.
Шульц отвёл своих бойцов к небольшому селению Ньюпорт в двух милях к востоку от Прескотта. Отряд занял позицию на 18-метровой каменной ветряной мельнице. Мельница представляла собой удобное укрепление с дальним обзором. Стены выдерживали попадание не только ружейных пуль, но и ядер военно-морской артиллерии. Шульц рассчитывал выдержать несколько дней осады, после чего, как он был уверен, прибудут подкрепления от Бёрджа, а главное, начнётся восстание канадцев.
Бой отряда Шульца
Первое контрповстанческое формирование выдвинулось из Прескотта к Ньюпорту ранним утром 13 ноября. Оно насчитывало около 600 человек, из которых примерно 500 составляли милиционеры-лоялисты, остальные были британскими морскими пехотинцами. Общее командование осуществлял британский полковник Пломер Янг[3], милицией руководили известный журналист и фермер, консерватор-оранжист Роберт Гоуэн[4], Джордж Макдоннел и Джон Крайслер.
Это была преданная англичанам милиция — злобная, дышащая ненавистью к «бандитам», та самая, которая год назад пылала жаждой вешать повстанцев. Они устремились в атаку, обрушив на осажденных свинцовый ливень. Отбитые, они шли на штурм второй, третий, четвертый раз, разъяренные, уверенные в своем численном превосходстве…
Ширина реки в этом месте не превышала полутора километров и позволяла подробно наблюдать с американского берега ход битвы. Берег облепили тысячи зевак, среди которых находились вояки Бёрджа и Джонсона. Все были страшно заинтригованы исходом боя, повторяли все время: «It is a fine show» — «Великолепное зрелище!» — и заключали пари.
Аркадий Фидлер[5]
При первом штурме атакующие потеряли 13 человек убитыми, отряд Шульца — 18 человек. Повстанцам удавалось удерживать позиции 12-15 ноября. Но стало очевидным, что ни с американского берега, ни от канадского населения помощи повстанцам не будет. Корабли американского флота блокировали выход из Огденсберга — правительство США не желало политических осложнений с Великобританией. Американские представители попытались договориться о создании отряду Шульца коридора безопасного отхода, но полковник Янг отказал в этом[6]. С реки ветряную мельницу обстреливали канонерки британского флота под командованием капитана Уильяма Сэндома. Тем временем из Кингстона прибыла регулярная британская часть — 83-й полк канадской пехоты под командованием полковника Генри Дандаса. Против двух сотен повстанцев было собрано не менее 2000 обученных военных.
Шульц попытался вступить в переговоры. Он готов был сложить оружие на определённых условиях. Однако Дандас отказался признавать повстанцев воюющей стороной и соглашался только на безоговорочную капитуляцию[7].
16 ноября 1838 После нескольких часов ожесточённого боя солдаты и милиция захватили ньюпортскую ветряную мельницу. Милиционеры начали расстреливать пленных и добивать раненых. Английские солдаты с трудом прекратили эти расправы, пригрозив открыть огонь по милиции.
Согласно наиболее распространённым данным, повстанцы потеряли убитыми более 50 человек, около 160, в том числе Миколай Шульц были взяты в плен. Потери британских войск и милиции составили менее 20 человек убитыми и примерно 60 ранеными. Однако на этот счёт существуют и иные оценки.
Судьбы участников
В конце ноября военный трибунал в Кингстоне приговорил к смертной казни 11 человек во главе с Миколаем Шульцем. 8 декабря 1838 года они были повешены. Ещё трое скончались от ран до вынесения приговора[8].
60 повстанцев отправились на каторгу в Австралию. Остальные были оправданы. Многие из осуждённых впоследствии получили помилование.
На суде Миколай Шульц признал, что ошибочно оценил настроения канадского народа. Он выразил сожаление в связи с кровопролитием и завещал часть своего состояния вдовам погибших английских солдат. Шульц также попросил своих единомышленников при случае выразить благодарность солдатам 83-го полка за то, что они не позволили милиции расправиться с пленными повстанцами.
О дальнейшей судьбе Джона Бёрджа достоверные сведения отсутствуют. По некоторым данным, он руководил военизированным формированием в начале 1860-х годов, затем занимался медицинской практикой[9].
Билл Джонстон продолжал заниматься контрабандой, затем был владельцем таверны и смотрителем маяка на одном из островов в американской части реки Святого Лаврентия.
Полковники Генри Дандас и Пломер Янг продолжали службу в британской армии, оба получили генеральские звания. Дандас был командующим войсками в Шотландии, управляющим Эдинбургского замка. Янг занимал высокие посты в канадской колониальной администрации, курировал канадскую милицию, был заместителем командующего кингстонским гарнизоном.
Роберт Гоуэн (трижды раненый в Битве за ветряную мельницу) активно участвовал в канадской политике с консервативных позиций, избирался олдерменом Торонто, занимался журналистикой, литературой и историей оранжизма. В период реформ 1840-х выступал против «Семейного пакта».
Политические последствия
Несмотря на поражение республиканских повстанцев, Битва за ветряную мельницу сыграла заметную роль в политической истории Канады. Британские власти, обеспокоенные нестабильностью, вынуждены были рассмотреть вопрос о реформах.
Генерал-губернатор Канады лорд Дарем написал основательный доклад с предложением ввести в колонии основы самоуправления и смягчить репрессивную политику. При всём нежелании британского правительства и колониальной администрации, некоторые шаги такого рода вскоре были совершены. В частности, Акт о Союзе 1840 года считается косвенным следствием восстаний 1837—1838, в том числе Битвы за ветряную мельницу.
В 1867 году первым премьер-министром самоуправляемой Канадской Конфедерации стал Джон Макдональд — адвокат Миколая Шульца на процессе в Кингстоне.
Битва за ветряную мельницу рассматривается канадскими историками как яркий эпизод восстаний 1837—1838[10].
Напишите отзыв о статье "Битва за ветряную мельницу"
Примечания
- ↑ [www.pc.gc.ca/eng/lhn-nhs/on/windmill/natcul.aspx Parks Canada. Battle of the Windmill]
- ↑ [www.raidersandrebels.com/2010/01/bill-johnston-3-war-on-british-in-1813.html Bill Johnston: 3. War on the British in 1813]
- ↑ [www.biographi.ca/en/bio/young_plomer_9E.html Dictionary of Canadian Biography. YOUNG, PLOMER]
- ↑ [www.biographi.ca/en/bio/gowan_ogle_robert_10E.html Dictionary of Canadian Biography. GOWAN, OGLE ROBERT]
- ↑ [pfu.tomsk.ru/avtor/2151/uchebnik/31619/fidler_arkadiy/kanada_pahnuschaya_smoloy/read/20 Канада, пахнущая смолой. Польский борец за свободу Канады]
- ↑ [www.glengarrycounty.com/windbattle.html Glengarry County. The Battle of the Windmill]
- ↑ [www.raidersandrebels.com/2011/01/windmill-battle-9-hunters-surrender.html Windmill Battle: 9. Hunters Surrender]
- ↑ [www.oddlyhistorical.com/2014/08/06/battle-windmill/ Oddly Historical. Battle of the Windmill]
- ↑ [archiver.rootsweb.ancestry.com/th/read/BIRGE/2005-07/1120492056 John Ward Birge at RootsWeb/Ancestry.com]
- ↑ [www.thousandislandslife.com/BackIssues/Archive/tabid/393/articleType/ArticleView/articleId/1398/Remembering-the-Battle.aspx Patriot Chronicles: Remembrances of the Battle of the Windmill]
Отрывок, характеризующий Битва за ветряную мельницу
Je suis, etc.(signe) Alexandre».
[«Государь брат мой! Вчера дошло до меня, что, несмотря на прямодушие, с которым соблюдал я мои обязательства в отношении к Вашему Императорскому Величеству, войска Ваши перешли русские границы, и только лишь теперь получил из Петербурга ноту, которою граф Лористон извещает меня, по поводу сего вторжения, что Ваше Величество считаете себя в неприязненных отношениях со мною, с того времени как князь Куракин потребовал свои паспорта. Причины, на которых герцог Бассано основывал свой отказ выдать сии паспорты, никогда не могли бы заставить меня предполагать, чтобы поступок моего посла послужил поводом к нападению. И в действительности он не имел на то от меня повеления, как было объявлено им самим; и как только я узнал о сем, то немедленно выразил мое неудовольствие князю Куракину, повелев ему исполнять по прежнему порученные ему обязанности. Ежели Ваше Величество не расположены проливать кровь наших подданных из за подобного недоразумения и ежели Вы согласны вывести свои войска из русских владений, то я оставлю без внимания все происшедшее, и соглашение между нами будет возможно. В противном случае я буду принужден отражать нападение, которое ничем не было возбуждено с моей стороны. Ваше Величество, еще имеете возможность избавить человечество от бедствий новой войны.
(подписал) Александр». ]
13 го июня, в два часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому императору. Отправляя Балашева, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех пор, пока останется хотя один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непременно передать эти слова Наполеону. Государь не написал этих слов в письме, потому что он чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, когда делается последняя попытка примирения; но он непременно приказал Балашеву передать их лично Наполеону.
Выехав в ночь с 13 го на 14 е июня, Балашев, сопутствуемый трубачом и двумя казаками, к рассвету приехал в деревню Рыконты, на французские аванпосты по сю сторону Немана. Он был остановлен французскими кавалерийскими часовыми.
Французский гусарский унтер офицер, в малиновом мундире и мохнатой шапке, крикнул на подъезжавшего Балашева, приказывая ему остановиться. Балашев не тотчас остановился, а продолжал шагом подвигаться по дороге.
Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.
Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
