Сражение в далматинских проливах
Координаты: 43°03′25″ с. ш. 16°51′23″ в. д. / 43.05694° с. ш. 16.85639° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=43.05694&mlon=16.85639&zoom=14 (O)] (Я)
| Сражение в далматинских проливах | |||
| Основной конфликт: Война в Хорватии | |||
| Дата |
14-16 ноября 1991 года | ||
|---|---|---|---|
| Место |
Далматинские острова и проливы | ||
| Итог |
поражение ВМC Югославии | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Сражение в далматинских проливах — боевые действия 14-16 ноября 1991 года между береговой обороной ВМС Хорватии и кораблями ВМС Югославии вблизи морского порта Сплит и островов Шолта, Брач, Хвар и Корчула (Далматинские острова)[3]. Бои начались нападением на югославский сторожевой катер у берегов острова Шолта, продолжились перестрелкой у Сплита и закончились внезапным ударом хорватской береговой артиллерии в Корчуланском проливе. Это одна из немногих операций флота против береговых батарей, произошедших со времён окончания Второй мировой войны.
Содержание
Предпосылки
Вскоре после начала войны в Хорватии, югославские военно-морские силы установили блокаду хорватского побережья[4]. Основной целью блокады было прерывание коммуникаций между северной и южной частями страны и затруднение ввоза военного снаряжения по морю из-за границы.
Официальная блокада была введена 15 сентября 1991 года, но 23 сентября блокадные операции были временно прекращены в связи с объявленным обеими сторонами перемирием. Однако уже 3 октября блокада была восстановлена югославским флотом. В начале ноября, блокадные силы перехватили между островами Брач и Корчула хорватский транспортный конвой из 40 малых судов во главе с паромом «Славия», двигающийся вдоль побережья[5]. 11 ноября, следовавший под мальтийским флагом паром «Euro River», укомплектованный хорватским экипажем, был потоплен у берегов острова Шолта в результате обстрела артиллерией югославских кораблей при попытке прорвать блокаду порта Сплит[6].
11 сентября лидер Хорватии Франьо Туджман создал новый хорватский флот[7], который собрал под своими знаменами 29 небольших военно-морских кораблей из незадолго до этого захваченной хорватами базы югославских ВМС в Шибенике[8]. Хорватия, располагая столь небольшими силами, не рассчитывала снять блокаду в морском сражении. Вместо этого, хорваты сосредоточили основные усилия на укреплении побережья, установив минные поля и прикрывающие их береговые батареи, в основном снаряженные старыми орудиями времен Второй мировой войны[9].
Основные блокадные силы ВМС Югославии состояли из трех оперативных соединений, которые были развернуты со своих баз на островах Вис и Ластово[3]:
- Группа «Каштела», состоявшая из фрегата типа 1159 RF-31 «Split», двух ракетных катеров типа «Кончар», одного ракетного катера типа «Оса», одного торпедного катера типа «Шершень» и двух сторожевых катеров типа «Мирна»;
- Группа «Вис», состоявшая из фрегата типа «Котор» RF-34 «Pula», двух ракетных катеров типа «Кончар» и трех сторожевых катеров типа «Мирна»;
- Группа «Плоче», состоявшая из одного ракетного катера типа «Кончар», двух ракетных катеров типа «Оса» и трех минных тральщиков.
Ход сражения
Подрыв сторожевого катера PČ-176 «Mukos»
14 ноября группа «Каштела» обеспечивала блокаду Сплита с моря, тогда как группа «Вис» находилась в резерве у острова Хвар. Группа «Плоче» в это время оставалась в стороне от боевых действий[1].
В 17:34 сторожевой катер PČ-176 «Mukos», находившийся на дежурстве между островами Шолта и Брач, подорвался на подводной мине[10] (возможно также, что он был поражен самодельной торпедой, пущеной с берегового аппарата[11]). Взрыв повредил нос катера и вывел его из строя. На помощь выдвинулся другой корабль группы «Каштела», торпедный катер TČ-224 «Pionir II». Около 18:10 он снял с тонущего катера 18 выживших членов экипажа (трое погибли при взрыве). «Mukos» был оставлен дрейфовать и впоследствии вытянут на берег в районе села Стоморска хорватскими рыбаками. Через некоторое время буксир хорватской компании «Brodospas» оттащил сторожевик в Шибеник, где на местной верфи он был обновлен, а с 2008 года включен в состав хорватских ВМС под названием OB-02 «Šolta»[1].
Чтобы прикрыть спасательную операцию, корабли группы «Каштела» вошли в проливы, где были незамедлительно обстреляны хорватскими береговыми батареями на Браче и Шолте. Югославские моряки ответили бомбардировкой деревень Стоморска и Милна (так как установить расположение батарей югославы в сумерках не смогли).
В то же время группе «Вис» во главе с фрегатом «Pula» было приказано продвигаться к южной части островов с целью вступить в бой, затянувшийся до ночи[1]. По словам капитана Илии Брчича, находившегося на борту фрегата, корабли группы были обстреляны 88-миллиметровыми береговыми орудиями на расстоянии 7-8 миль от Шолты (если допустить, что пушки хорватов могли вести прицельный огонь на такой дистанции). Фрегат «Pula», единственный корабль с артиллерией сопоставимого калибра, ответил огнём из 76-миллиметровой артиллерийской установки АК-726. Хорватские источники утверждают, что на Брач и Шолту упали около 800 снарядов, попадая в жилые и сельскохозяйственные здания, но без жертв[2]. Также фрегат дал четыре залпа из противолодочных бомбометов РБУ-6000 (причем расстояние до цели превосходило дальность действия этого оружия).
На этом ночная стычка завершилась. Хорваты воспользовались передышкой, чтобы усилить противодесантную оборону острова Брач переброской отряда морской пехоты на надувных лодках[1].
Бомбардировка Сплита
После потери сторожевика командование югославских сил решило нанести ответный удар, обстреляв цели в пределах города Сплит. Операцию было поручено провести группе «Каштела»[1].
15-го ноября в 6:42 корабли группы по сигналу с фрегата «Split» начали обстрел города. Удалось повредить паромы «Vladimir Nazor» (два члена экипажа которого погибли) и «Bartol Kašić». В самом городе в результате бомбардировки были повреждены городская ратуша, археологический музей, техническое училище и городской спортивный центр, шесть мирных жителей погибли. Ущерба военным объектам нанесено не было. Прикрывавшие Сплит орудия береговых батарей, которыми командовал адмирал Свето Летица, открыли ответный огонь (хорватские источники утверждают, что несколько раз поразили корабли противника, включая фрегат «Split»). Перестрелка длилась более полутора часов.
Наконец группа «Каштела» отошла на восток, после того как расставленные мины помешали ей пройти коротким южным маршрутом назад к своей базе на остров Вис[1].
Прикрывая отход кораблей группы через Неретванский пролив в 9:30 шесть истребителей-бомбардировщиков СОКО Ј-21 Јастреб ВВС Югославии совершили боевой вылет и атаковали бомбами и неуправляемыми ракетами позиции хорватской артиллерии (нанесенный ущерб неизвестен). Хорватские зенитные подразделения на Браче открыли ответный огонь и заявили, что сбили два самолета[1] (сайт ejection-history.org.uk сообщает о сбитии одного самолета над морем и спасении пилота сербским ВМС[12]).
Бой в Корчуланском проливе
Группа «Каштела» во время своего отступления из Сплитского пролива соединилось с тремя минными тральщиками группы «Плоче». Вечером 15 ноября началась буря (наутро 16 ноября переросшая в ураганный ветер), заставившая часть судов стать на якорь у Ловиште, а остальные у острова Хвар. Утром 16 ноября соединенная эскадра из девяти кораблей направилась на запад по Корчуланскому проливу, рассчитывая соединиться с группой «Вис».
В 11:00 во время прохода между Хваром и Ловиште эскадра была обстреляна хорватскими береговыми батареями. Расположенная у Ловиште 76-миллиметровая батарея сосредоточила обстрел на возглавляющих эскадру тральщиках, идущих с небольшой скоростью: ML-143 «Iž» получил попадание в носовую часть, а ML-144 «Olib» был выведен из строя попаданием в машинное отделение[1].
В 15:30 фрегат «Split» ответил шквальным огнём по береговым орудиям Корчулы между Блацем и Рачишчем. Однако хорватские артиллеристы, чьи позиции были хорошо подготовлены и оснащены убежищами, перенесли обстрел без потерь[1]. Батарея у Блаца едва не поразила фрегат «Split» и еще один корабль группы «Каштела», пока они перегруппировывались в районе острова Шчедро. Вскоре после этого минный тральщик ML-153 «Blitvenica» был поражен снарядом и загорелся.
На выходе из пролива отходящие корабли были обстреляны 85-миллиметровой батареей на мысе Привала у Вела-Луки в западной части острова Корчула. Пытаясь подавить батарею, патрулировавший в открытом море фрегат «Pula» группы «Вис» открыл огонь по батарее, вскоре его поддержал фрегат «Split»[3].
Тральщик ML-143 «Iž», набравший много воды через поврежденную носовую часть, был оставлен экипажем и затонул у берегов Шчедро. Поврежденный тральщик ML-144 «Olib» сел на мель в бухте Торац на южном побережье Хвара[1].
Наконец, югославские корабли под покровом тумана отошли к на островам Вис и Ластово[1]. В 18:00 было подписано перемирие[3].
Результаты
После окончания сражения югославские ВМС более не покидали свои базы и не пытались проводить крупномасштабные операции на Адриатике до окончательного перебазирования в Которский залив в декабре 1991 года. Блокада морского побережья Хорватии была снята.
Напишите отзыв о статье "Сражение в далматинских проливах"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 [arhiv.slobodnadalmacija.hr/20041115/temedana01.asp Admiral Letica je naredio: «Raspali!»] Slobodna Dalmacija, 15.11.2004 (хорв.)
- ↑ 1 2 [www.index.hr/vijesti/clanak/kapetan-brcic-moj-brod-nije-pucao-na-eu-promatrace-ispalili-smo-granate-upozorenja/396559.aspx Kapetan Brčić: Moj brod nije pucao na EU promatrače, ispalili smo granate upozorenja] INDEX.HR, 29.07.2008 (хорв.)
- ↑ 1 2 3 4 [www.ikorcula.net/domovinski-rat/tekstovi/seretinek/3-bitka_protiv_brodova_jrm.html BITKA PROTIV BRODOVA JRM U KORČULANSKOM KANALU] IKorcula.net (хорв.)
- ↑ Ramet, Sabrina (2006).The three Yugoslavias: state building and legitimation, 1918—2005. Indiana University Press, p. 409.ISBN 0253346568
- ↑ Mesic, Stjepan (2004). The demise of Yugoslavia: a political memoir. Central European University Press, pp. 389—390. ISBN 9639241717
- ↑ Hooke, Norman (1997). Maritime casualties, 1963—1996. LLP, p. 203. ISBN 1859781101
- ↑ Vego, Milan (1993). The Croatian Navy. Jane’s Intelligence Review, Volume 5
- ↑ Zabkar, Anton (1995). The Drama in Former Yugoslavia: The Beginning of the End Or the End of the Beginning? Diana Publishing, p.73. ISBN 0788139444
- ↑ Bosnia: country handbook (1997). Diana Publishing. ISBN 0788147986
- ↑ Croatian international relations review (1997) Issues 6-13. Institute for Development and International Relations, Zagreb, p. 51
- ↑ Čuli su, nastavlja, da su hrvatske snage improvizovanim torpedom pogodile patrolni čamac PČ-176 Mukos, na kojem su poginula trojica mornara. [www.e-novine.com/index.php?news=15632 Ilija Brčić za Vijesti: Negirao hrvatske optužbe] (хорв.)
- ↑ [www.ejection-history.org.uk/Country-By-Country/YugoslavList.htm Chronological Listing of Yugoslav Losses & Ejections:1946 — 1991]
Отрывок, характеризующий Сражение в далматинских проливах
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.
В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
Для этого избран толковый офицер, Болховитинов, который, кроме письменного донесения, должен был на словах рассказать все дело. В двенадцатом часу ночи Болховитинов, получив конверт и словесное приказание, поскакал, сопутствуемый казаком, с запасными лошадьми в главный штаб.
Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
