Битва на Завлаке

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Битва на Завлаке
Основной конфликт: Народно-освободительная война Югославии
Дата

август 1941

Место

Завлака, община Крупань, ныне Сербия

Итог

победа четников

Противники
Четники Третий рейх Третий рейх
Командующие
капитан Драйя Еремич
поручик Душан Еремич
капитан Миливой Ковачевич
капитан фон дер Олениц †
Силы сторон
500 человек 207 человек, гарнизон Лозницы
Потери
26 убитых живая сила: 38 убитых, 169 пленных
трофеи: 12 грузовиков, три мотоцикла, два автомобиля, оружие и боеприпасы

Битва на Завлаке (серб. Битка на Завлаци) — сражение Второй мировой войны между югославскими четниками и немецкими войсками, разгоревшееся около села Завлака на территории современной Сербии в августе 1941 года. Это было крупнейшее сражение, разгоревшееся после освобождения Лозницы югославскими силами сопротивления. Передовые части четников столкнулись с немецкой ротой из 207 человек под командованием капитана фон дер Оленица, который вышел из Валево с целью помочь гарнизону Лозницы. Четники завязали бой у Осечины, и немецкая группа прорвалась к Завлаке, где их поджидал капитан Драйя Еремич со своим батальоном.



Бой

В первом бою немцы, вооружённые автоматическим оружием, потеснили четников, взяли Завлаку, овладели высотой около села и забаррикадировались в домах отбитого села для обороны. Четники нанесли ответный удар, атаковав высоту. В ходе боёв погиб капитан Драйя Еремич, сражённый насмерть очередью из немецкого пулемёта. Командование принял на себя его брат Душан, поручик резерва, до войны преподаватель. Он предложил держать высоту в осаде до тех пор, пока немцы не израсходуют все патроны, а затем добиться их капитуляции.

После ожесточённых перестрелок четники узнали, что немцы взяли в заложники 30 местных жителей. Под прикрытием темноты четники решились освободить пленных, но атака провалилась, потому что немцы были хорошо укреплены. Тем временем к Завлаке подошёл капитан Миливой Ковачевич с ротой подкрепления, которой командовал подпоручик Ратко Теодисиевич. Ковачевич принял командование и снова атаковал под прикрытием темноты. В ответ немцы открыли огонь: их основные силы успели забраться в грузовики и двинуться по дороге на Мойкович, а небольшая группа стала прикрывать отходящие войска.

Однако четники предприняли все меры для того, чтобы не дать немцам сбежать: часть югославских войск заняла высоту над селом, а другая часть закрыла выход на Мойкович. В определённый момент четники, укрепившиеся на высоте, стали закидывать автоколонну гранатами. После прогремевших первых взрывов немцы стали выпрыгивать из грузовиков и в панике разбегаться по сторонам. Большинство из солдат вермахта были захвачены в плен. Подсчёт убитых и раненых четники начали вести только с рассветом.

Пленных немцев отправили в монастырь Петковицу, чтобы передать их в штаб лично Драгослав Рачич (серб.). Сопровождение пленных было поручено подпоручику Ратко Теодосиевичу, который двигался в Петковицу через Текериш. Отряд капитана фон дер Оленица численностью более 10 человек атаковал югославских четников на дороге Цер — Текериш: эти солдаты успели сбежать из Завлаки и прибыть в Цер ночью. Теодосиевич оставил пленных вместе с нужными им вещами, после чего бросился преследовать нападавших. После короткой перестрелки все нападавшие были убиты: капитан фон дер Олениц отстреливался до последнего патрона.

В ходе боёв на Завлаке и в её окрестностях погибли 26 четников и их капитан Драйя Еремич, десятки были ранены. 38 немецких солдат погибли (в том числе капитан фон дер Олениц), 169 человек попали в плен (большинство ранены). В качестве трофеев четники заполучили 12 грузовых автомобилей, два легковых автомобиля, три мотоцикла, 27 ящиков с боеприпасами, повреждённую радиостанцию, 200 винтовок и около 20 единиц различного автоматического оружия.

Напишите отзыв о статье "Битва на Завлаке"

Литература



Отрывок, характеризующий Битва на Завлаке

Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!