Битва на Каринском поле

Битва на Каринском поле
Основной конфликт: Русско-польская война (1609—1618)
Вид на Александровскую слободу, 1911 год
Дата	18 (28) октября 1609 года
Место	Александровская слобода, ныне Владимирская область
Итог	победа русского войска
Противники
Речь Посполитая Российское царство
Командующие
Ян Пётр Сапега Роман Рожинский Михаил Скопин-Шуйский Якоб Делагарди
Силы сторон
20 тысяч 20—25 тысяч
Потери
неизвестно неизвестно

Битва на Каринском поле (также битва под Александровской слободой) — эпизод борьбы против польско-литовской интервенции времён Лжедмитрия II и русско-польской войны 1609—1618 годов. В сражении, состоявшемся 18 (28) октября 1609 года у Александровской слободы, русское войско под командованием Михаила Васильевича Скопина-Шуйского победило войско литовского гетмана Яна Петра Сапеги.

Предыстория

Битве на Каринском поле предшествовал сбор войска Скопиным-Шуйским на севере России и начало освободительного похода Скопина-Шуйского вместе со шведским отрядом Делагарди на помощь осаждённой тушинцами Москве. Одержав ряд побед, армия Скопина-Шуйского, двигаясь из Калязина, освободила Переяславль-Залесский, а 29 сентября (9 октября) почти без боя взяла стратегически важную Александровскую слободу. Оставленные гетманом Сапегой польские роты бежали к польско-литовскому войску, осаждавшему Троице-Сергиев монастырь. Заняв бывшую царскую резиденцию, Скопин-Шуйский начал непосредственно угрожать Сапеге.

Скопин-Шуйский превратил Александровскую слободу в свою временную опорную базу, дожидаясь подхода дополнительных войск: отряда Фёдора Шереметева из Астрахани и полков Ивана Куракина и Бориса Лыкова-Оболенского из Москвы. Предвидя возможное нападение Сапеги, Скопин-Шуйский в привычной для него манере распорядился строить полевые укрепления — рогатки, надолбы, засеки. Ещё до прибытия основных сил в Александровскую слободу, захвативший её передовой отряд Григория Валуева получил указание возводить здесь острог.

Из Александровской слободы конные отряды войска Скопина-Шуйского совершали неожиданные нападения на тушинцев. Так, 1 (11) октября русский отряд ходил под Дмитров, а 2 (12) октября русская конница появилась в 20 верстах от Троице-Сергиева монастыря, наведя тревогу на осадное войско Сапеги. 6 (16) октября осадное кольцо было на время разорвано и в осаждённую святыню в подкрепление защитникам смогли проникнуть 300 русских всадников во главе с Давыдом Жеребцовым.

Непрерывная активность и непредсказуемость армии Скопина-Шуйского, а также её постепенное усиление, поставили Сапегу в трудное положение. Ситуация вынуждала его нанести упреждающий удар по Скопину-Шуйскому в Александровской слободе, но в то же время разделить свои войска, оставив у монастыря значительные силы. К Сапеге присоединились гетман Роман Рожинский из Тушина с 2 тысячами гусар, а также полковник Стравинский из Суздаля. Общая численность польско-литовской конницы составила 10 тысяч человек, а вместе с пехотой армия составляла около 20 тысяч человек.

Ход битвы

18 (28) октября интервенты под селом Каринским смяли передовые конные сотни Скопина-Шуйского и погнали их к Александровской слободе. Однако после этого польско-литовские войска натолкнулись на полевые укрепления и были вынуждены остановиться, попав под огонь русских стрельцов. Когда интервенты отступали, вслед за ними бросалась конница из дворян и детей боярских, которая вырубала припоздавших и, вновь увлекая за собой гусар, возвращалась за надолбы. Ожесточённые схватки продолжались под Александровой слободой весь день. Гетман Сапега так и не сумел организовать общий штурм русских укреплений и, понеся серьёзные потери, к вечеру отдал приказ своему воинству отступать под Троице-Сергиев монастырь. Рожинский вновь ушёл в Тушино.

Последствия

Известие о победе русского войска под Александровской слободой вызвало ликование в блокированной Москве. Авторитет молодого полководца неизмеримо вырос, он стал главной надеждой терпящих голод и лишения горожан на спасение. На волне всеобщего воодушевления предводитель рязанского ополчения Прокопий Ляпунов прислал в Александровскую слободу послов с грамотой, в которой просил Скопина-Шуйского взойти на престол вместо непопулярного Василия Шуйского. Скопин-Шуйский разорвал грамоту, оставшись верным своему четвероюродному дяде. Тем не менее, этот эпизод не ускользнул от царя и его братьев, которые, по словам летописца начали «держать мнение» на Скопина-Шуйского, испытывать к нему зависть и подозрительность. В военном отношении победа на Каринском поле открыла для Скопина-Шуйского возможность наступать на Троице-Сергиеву лавру для её полной деблокады.

Память

В августе 2003 года на Каринском поле был установлен памятный мемориальный знак. С этого времени здесь ежегодно во вторую субботу августа проводится историко-патриотический фестиваль «Отчизны верные сыны». В программе фестиваля — выступления фольклорных коллективов, реконструкция сражений начала ХVII века, показательные выступления ратников — «ближний бой».

Ссылки

• [www.gorodaleksandrov.ru/tourism/vernii_sini/ Страница историко-патриотического фестиваля «Отчизны верные сыны»] на сайте г. Александров
• [scopin.narod.ru/researches/karinskaya_battle.htm Страница, посвящённая Каринскому сражению] на сайте проекта «Под княжеским стягом»

Литература

• Каргалов В. В. Московские воеводы XVI-XVII вв. — М.: ООО «ТИД «Русское слово—РС», 2002 — С. 125—128

Отрывок, характеризующий Битва на Каринском поле

Старый князь был еще в городе, и его ждали каждую минуту.
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C'est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu'est ce que c'est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m'avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
– Charmee de vous voir. Je suis tres contente de vous voir, [Очень рада вас видеть. Я так довольна, что вижу вас,] – сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его несчастие с женой, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими ». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.
– Il faut que vous sachiez que c'est une femme, [Знай, что это женщина,] – сказал Андрей Пьеру.
– Andre, au nom de Dieu! [Андрей, ради Бога!] – повторила княжна Марья.
Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m'etre reconaissante de ce que j'explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».