Битва на Кровавой реке

Битва на Кровавой реке (африк. Slag van Bloedrivier) — стычка между вооружёнными отрядами буров и зулусов в ходе Великого Трека 16 декабря 1838 года.

Незадолго перед битвой бурские переселенцы прибыли в землю зулусов и попытались провести переговоры о выделении им земель, однако зулусы отвергли эти предложения и перебили бурскую делегацию. В ответ бурские фермеры совершили акцию возмездия, которая вошла в историю как Битва на Кровавой реке. В рейде участвовало 460 человек (коммандо) на 57 фургонах во главе с бурским генералом Андрисом Преториусом.

История сохранила текст молитвы африканеров перед сражением:

Господи! Если Ты защитишь нас и предашь врагов в наши руки, мы построим дом в честь имени Твоего и наша победа будет воспета до последнего колена потомков наших, потому что в этот день будут воспевать Честь Твою

В воскресенье 16 декабря 1838 года в долине реки Нкоме они подверглись нападению со стороны более чем 10 000 зулусов Дингане. Буры имели огнестрельное оружие, в том числе лёгкие пушки, тогда как зулусы были вооружены лишь копьями. Зулусы предприняли три атаки, которые были отбиты. После трёхчасового боя зулусы, потеряв значительную часть своих воинов, прекратили активные действия и, после контратаки буров, обратились в бегство. Они потеряли 3 тысячи убитыми, в то время как из буров никто не погиб (по другим данным 3 человека).

Впоследствии африканеры учредили праздник 16 декабря День Клятвы (африк. Geloftedag — день ковенанта или Обета), возвели в честь этого события Церковь Обета (африк. Die Geloftekerk) в Питермарицбурге и монумент.

Ссылки

• [liberea.gerodot.ru/neoglot/natalre.htm Республика Наталь]

Отрывок, характеризующий Битва на Кровавой реке

Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.