Битва на Раксе
| Битва при Раксе | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место |
около Рибниц-Дамгартена | ||
| Итог |
победа армии Оттона I | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Битва на Раксе (нем. Schlacht an der Raxa) или Битва на Рехнице (нем. Schlacht an der Recknitz) — сражение, произошедшее 16 октября 955 года между войсками Оттона I и союзным ему племенем руян с одной стороны, и ободритской федерацией и их славянскими данниками с другой, в районе современного Мекленбурга. Поле сражения, вероятно, находилось около Рибниц-Дамгартена. Победа немцев в этой битве следовала за августовской победой над венграми в Битве на Лехе и ознаменовала кульминацию правления Оттона I. Далее следовали тридцать лет мирного времени, закончившиеся восстанием славян 983 года, которое было вызвано поражением Оттона II при Кротоне.
Содержание
Предыстория битвы
Племянники Германа Биллунга, два саксонских графа, Вихман Младший и Экберт Одноглазый, недовольные своим дядей, вступили против него в союз с вождями ободритов, Наконом и Стойгневом. Однако прежде чем союзники успели собрать силы, герцог Герман вторгся в земли ободритов и осадил город, где находились заговорщики[1][2]. Убив перед воротами города до сорока воинов и захватив доспехи с убитых, Герман отступил[1].
В апреле 955 года ободриты ответили на вторжение набегом в Саксонское герцогство и осадили город Кокаресцем. Видя численное превосходство врага, Герман велел укрывшимся в городе добиваться мира любым способом. Мир был заключен на условии того, что свободные люди с женами и детьми должны были безоружными подняться на городскую стену, оставив посреди города рабов и имущество. Но из-за возникшей между сторонами ссоры завязалась битва, в которой погибли все взрослые саксы мужского пола[1][2].
Ход событий
Вернувшийся после войны с венграми, Оттон объявил Вихмана и Экберта врагами государства, и повел войско в земли ободритов, «опустошая и предавая огню»[1] все на своем пути. Силы короля двинулась с Запада, через Эльбу[2]. Другая часть саксонского войска под предводительством маркграфа Геро выступила с юга[2][3], из земель гавелян и укран[2]. Воспользовавшись племенной враждой, Геро склонил на свою сторону руян, которые поспешили на помощь с севера[2][3]. Отказавшись от наступательных действий, ободриты решили укрыться в лесной и болотистой местности[2][3].
Оттон разбил лагерь у реки Раксы, переход через которую был прегражден противником. Рядом с рекой находилось болото, а обратная дорога была завалена крепкими деревьями и защищалась неприятельскими отрядами. Армия Оттона насчитывала около 7000 саксонских всадников и 1000 фризских пехотинцев, войска для немецкой армии были набраны в каждом герцогстве королевства, даже Богемии, но армия была истощена болезнями, голодом и другими лишениями. Славянские силы под предводительством вождя Стойгнева состояли из 8000 человек пехоты и 1000 лёгких всадников.
После неудачных переговоров Геро о проведении сражения на ровном месте[4], Оттон приказал войскам сделать вид, что они готовятся к переправе. В это время Геро со своими союзниками руянами, выведя из лагеря около тысячи воинов, построил в другом месте три моста. Ободриты не смогли устоять перед саксонской конницей[4][3] и были разбиты.
Спасавшийся бегством Стойгнев бежал в лес, где был убит немецким солдатом, который был щедро вознагражден после представления Оттону отрубленной головы вождя. Около 1100 саксов были убиты и 2000 ранены в бою. Славяне потеряли 4500 человек убитыми и 2000 ранеными. После боя голова Стойгнева была насажена на кол, и возле этого места было казнено семьсот захваченных славян[1]. Советнику Стойгнева отрезали язык и выкололи глаза[1]. Вихман и Экберт бежали во Францию[4].
Напишите отзыв о статье "Битва на Раксе"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Видукинд Корвейский. Деяния саксов, кн. III. — М.: Наука, 1975.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Павинский А. Полабские славяне. — СПб.: Типография Ф. Сущинского, 1871. — 182 с.
- ↑ 1 2 3 4 Белановский В. Н. Очерки истории южных и западных славян: пособие для учителя / Под ред. С. М. Стецкевича. — Л.: Учпедгиз, 1957. — 268 с.
- ↑ 1 2 3 Гильфердинг А. История балтийских славян. — Собрание сочинений А. Гильфердинга. — СПб.: Издание Д. К. Кожанчикова, 1874. — Т. 4. — 486 с.
Литература
- Гильфердинг А. Ф. История балтийских славян // Собрание сочинений А. Гильфердинга. — СПб.: Изд. Д. Е. Кожанчикова, 1874. — Т. 4.
Отрывок, характеризующий Битва на Раксе
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.
Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
