Битва на Черне

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
Битва при Черне
Дата

октябрь — ноябрь 1916 года

Место

Река Черна, Македония

Итог

Тактическая победа Антанты[1][2]

Противники
Болгария Сербия

Франция

Командующие
Тодор Митов

Георги Большаков
Арнольд фон Винклер

Виктор Кордонер[3]</br> Живоин Мишич
Силы сторон
8-я Тунджинская пехотная дивизия  ?
Потери
значительные значительные
 
Салоникский фронт
Криволак Дойран (1) Лерин Струма Монастир (Каймакчалан Черна) • Дойран (2) Красная стена Скра-ди-Леген Добро Поле Дойран (3)

Битва при Черне — сражение Первой мировой войны на Салоникском фронте между болгарскими частями и силами Антанты, произошедшее в ходе Монастирской операции, в октябре — ноябре 1916 года. После напряженных боев и понесения тяжелого урона 19 ноября болгары отступили от Битолы, уступив тактическую победу противнику.[4]





Ход битвы

30 сентября 1916 года сербы одержали тяжелую победу над болгарами в битве при Каймакчалане и начали наступление в направлении города Битола. Болгарская 8-я Тунджинская пехотная дивизия заняла оборонительные позиции на реке Черне.

5 октября сербские войска безуспешно попытались форсировать Черну: некоторые солдаты перебрались на правый берег реки, но были отброшены контратаковавшими их болгарами. На следующий день сербы предприняли вторую попытку пересечения реки, напав на вражеские войска у деревень Добровени и Скошивир, но и на сей раз потерпели неудачу, вдобавок уступив болгарам деревню Брод.

Имея большое превосходство в артиллерии, на протяжении нескольких дней сербы продолжали атаковать болгарские войска. 14 и 15 октября столкновения между войсками не прекращались вообще, но болгарам, несмотря на преимущество противника, удавалось сдерживать сербский напор и сохранять свои позиции. В ночь с 15 на 16 октября произошёл один из кульминационных моментов сражения: сербские части произвели восемь последовательных нападений, но все они были отражены. Понеся серьёзный урон, в течение трех дней сербы восстанавливали силы, дав о себе знать лишь 18 октября. В этот день им удалось вернуть оставленную ранее деревню Брод и пересечь реку Черну.

На правом берегу болгары попытались остановить сербов контратакой, но успехом эта попытка не увенчалась. В течение последующей недели между войсками шла упорная борьба: обе стороны пытались нанести контрудар, но всякий раз терпели неудачу и несли большие потери. Из-за нехватки боеприпасов болгарская артиллерия не могла действовать в полную силу, и это давало сербам огромный приоритет. 23 октября на помощь к сербской армии пришли союзники-французы, сражавшиеся неподалеку в Кременице. 7 ноября антиболгарские силы открыли мощный артиллерийский огонь по противнику. Безуспешно сопротивляясь ещё два дня, 10 ноября болгары перешли в отступление. Сербы заняли оставленные ими позиции и преследовали до самой Битолы, 19 октября покинутой болгарскими войсками, занявшими позиции в 5 км к северу от города.

Итог

Прорыв на реке Черне стал для сербов серьёзной тактической победой, которой они не сумели правильно воспользоваться. В следующем 1917 году, несмотря на всестороннее преимущество сил Антанты, союзные армии не добились успеха в военных действиях против Болгарии. Пиком успеха болгарских войск в неравной борьбе стала Битва за Красную стену («Македонская Шипка»), в которой французы потерпели поражение. В дальнейшем болгарам, прочно закрепившимся на своих позициях, удавалось успешно отражать вражеские нападения вплоть до 1918 года.

Напишите отзыв о статье "Битва на Черне"

Примечания

  1. Todorov Kosta, Balkan Firebrand - The Autobiography of a Rebel Soldier and Statesman , pp. 95.
  2. Strachan, Hew, The Oxford illustrated history of the First World War, (Oxford University Press, 1998), 75.
  3. Priscilla Mary Roberts, World War I: A Student Encyclopedia, (ABC-CLIO, 2006), 1622.
  4. Mann, A. J., The Salonika Front, A&C Black, London, 1920, p. 70

Литература

  • Недев, Н., България в световната война (1915—1918), София, 2001, Издателство «Анико», ISBN 954-90700-3-4
  • Атанасов, Щ. и др. Българското военно изкуство през капитализма, София, 1959, Държавно военно издателство при МНО

Отрывок, характеризующий Битва на Черне

С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.