Битва под Батогом
| Битва под Батогом | |||
| Основной конфликт: Восстание Хмельницкого | |||
 Массовая казнь пленных поляков после битвы | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место |
близ теперешнего с. Четвертиновка, Винницкая область | ||
| Итог |
Победа казаков | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Битва под Батогом (укр. Битва під Батогом, польск. Bitwa pod Batohem) — одно из крупных сражений в ходе восстания Хмельницкого. Объединённая армия запорожских казаков под предводительством Богдана Хмельницкого и крымских татар хана Ислям III Герая нанесла в двухдневной битве 1 и 2 июня 1652 года разгромное поражение войску Речи Посполитой во главе с Мартином Калиновским. После битвы несколько тысяч польских пленников, в том числе высокопоставленные полководцы, были казнены.
Содержание
Предыстория
Неудачная для Войска Запорожского военная кампания 1651 года привела к подписанию невыгодного для казаков Белоцерковского мира. Военно-политические достижения предыдущих лет оказались под угрозой. На Поднепровье начали возвращаться магнаты и шляхтичи, которые восстанавливали феодально-крепостнические порядки. В ответ на Поднепровье, на Черниговщине и Полтавщине вспыхнули новые крестьянские восстания. Не без согласования с Богданом Хмельницким ими руководил наказной гетман Степан Пободайло. В мае 1652 года вспыхнули восстания на Киевщине и Брацлавщине. Польско-шляхетский гарнизон во главе с воеводой Адамом Киселём был вынужден оставить Киев. Протестовали недовольные составом уменьшенного реестра казаки, большая часть из которых должна была вернуться в подданство панов. Речь Посполитая пыталась ликвидировать Гетманщину и восстановить на её землях прежний колониальный режим.
В конце апреля 1652 года в Чигирине прошёл тайный совет гетмана со старшиной, на котором было принято решение готовиться к военным действиям против Польши. По предварительной договорённости крымский хан прислал Хмельницкому татарские отряды. Поводом для начала военных действий стало нарушение молдавским господарем Василием Лупу союзного договора. Весной 1652 года отряд Тимофея Хмельницкого отправился в молдавские земли, чтобы заключить династический брак между Тимофеем Хмельницким и дочерью Василия Лупу Розандой и тем самым добиться выполнения условий запорожско-молдавского договора.
Подготовка
Узнав о планах казацкого похода в Молдавию, польское правительство дало распоряжение Мартину Калиновскому разбить казаков. Вблизи горы Батог у берегов Южного Буга в долине недалеко от местечка Ладыжин Калиновский расположил на пути Тимофея Хмельницкого лагерь с 20-тысячным войском (6 тысяч конницы, 4,5 тысячи пехоты, а также вооружённых слуг), в котором было много иностранных наёмников. Перед лагерем располагалась река, на флангах находились леса и болота, за лагерем — гора Батог.
Богдан Хмельницкий узнал о польских намерениях. Усыпив внимание польского командования сообщением о походе в Молдавию якобы небольшого отряда казаков, он собрал войско для решительного удара по полякам. В войско входили Чигиринский, Черкасский, Корсунский и Переяславский полки, а также татарская конница.
Ход битвы
22 мая (1 июня) казацкие войска и крымско-татарские отряды переправились через Буг, незаметно подошли к польскому лагерю в урочище Батога между реками Буг и Соб. С северо-запада к лагерю подошёл передовой татарский полк, польская конница первой ударила по татарам. Поляки выбили татар с поля; потом подошли большие татарские силы и заставили поляков отступить к своим позициям. Кавалерийские действия продолжались в течение целого дня. За ночь казаки сумели плотно окружить вражеский лагерь со всех сторон. С запада подошли главные силы запорожского войска, и утром 23 мая (2 июня) начался генеральный штурм польского лагеря .
С юга атаковала татарская конница. Казацкое войско после многочасового упорного боя преодолело сопротивление противника и ворвалось в его лагерь. Польская конница засуетилась, начала подготовку к побегу. Заметив это, Мартин Калиновский приказал немецким пехотинцам открыть огонь по беглецам. Казацкая и татарская конница преследовала беглецов, уничтожала или брала их в плен. Тимофей приказал поджечь стога сена, чтобы осветить поле боя.
Овладев центром лагеря, казаки пошли на приступ редутов, где закрепились немецкие наёмники и до захода солнца захватили их. Полякам удалось продержаться дольше, но после прорыва их обороны казаками Ивана Богуна исход битвы был решён. Армия Речи Посполитой была разгромлена, сам Мартин Калиновский вместе с сыном Самуэлем Ежи погибли. Также погибли комендант немецкой пехоты Зигмунд Пшиемский, брат будущего короля Яна III Собеского Марек и другие шляхтичи. Польша потеряла убитыми 8000 отборных воинов, большинство из которых были убиты во время последующей за битвой массовой казни пленных. Спастись от погрома удалось не более 1500 польской конницы.
Резня пленников
После окончания битвы Богдан Хмельницкий выкупил у Нуреддин-султана за 50000 талеров всех пленных поляков и приказал их убить, объясняя такой поступок местью за проигранную Берестецкую битву. 3 и 4 июня казаки убили от 5[2] до 8[3] тысяч пленных (солдат и слуг), несмотря на протест татар и части казацкой старшины. В рамках массовой казни были зверски убиты многочисленные представители шляхты и аристократии. Пленников со связанными за спиной руками убивали по очереди путём обезглавливания или потрошения[3].
Одним из чудом спасшихся поляков был национальный герой Польши Стефан Чарнецкий, который наблюдал за расправой, спрятавшись в стоге сена. Из-за увиденных им сцен он впоследствии сам расправлялся с украинскими казаками и крестьянами с крайней жестокостью, например при осадах Ставища. В 1664 году Чарнецкий сжёг и и разграбил хутор Суботов, ранее принадлежавший Богдану Хмельницкому. Были разрушены гробницы Богдана и Тимофея Хмельницких в Ильинской церкви, а их тела Чарнецкий приказал выбросить на рынок[4].
Политические последствия
Победа под Батогом фактически аннулировала Белоцерковский договор 1651 года[5]. Исход сражения привёл к отступлению различных польских частей и гарнизонов, которые продвинулись на территорию Гетманщины по условиям Белоцерковского мира, граница опять пролегла по реке Случь, как это было по условиям Зборовского договора 1649 года. Победная битва под Батогом вызвала массовое восстание по всей Юго-Западной Руси против шляхты, возобновление работы самостоятельных органов власти.
По некоторым данным, Богдан Хмельницкий намеревался развить наступление на западном направлении, однако эпидемия чумы, которая в то время бушевала в Галиции и на Волыни, не позволила это сделать. Следующим действием Хмельницкого стала осада крепости Каменец-Подольский, которая принудила Василия Лупу к выполнению требований Хмельницкого. Союз Войска Запорожского с Молдавией был скреплён браком Тимофея Хмельницкого с Розандой Лупу, который был заключён в Яссах 21 (31) августа 1652 года. Таким образом разрывался польско-молдавский союз и Молдавия становилась союзницей запорожских казаков.
Напишите отзыв о статье "Битва под Батогом"
Примечания
- ↑ Tomasz Ciesielski. Od Batohu do Żwańca: wojna na Ukrainie, Podolu i o Mołdawię, 1652-1653. Wydawn. inforteditions, 2007
- ↑ Radosław Sikora. [historia.wp.pl/title,Rzez-polskich-jencow-pod-Batohem,wid,16653408,wiadomosc.html?ticaid=11509e Rzeź polskich jeńców pod Batohem] (3 июня 2014).
- ↑ 1 2 Hanna Widacka. [www.wilanow-palac.pl/rzez_polskich_jencow_pod_batohem.html Rzeź polskich jeńców pod Batohem. Historie makabryczne] (18 декабря 2013).
- ↑ «Черниговская летопись», изд. Белозерским, стр. 30.
- ↑ Батог // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
</ol>
Литература
- Военный энциклопедический словарь. - Москва: "Оникс 21 век", 2002. ISBN 5-329-00712-7
Отрывок, характеризующий Битва под Батогом
– Что ж он тебе еще говорил? Какие стихи то эти? Прочти… – задумчиво сказала мать, спрашивая про стихи, которые князь Андрей написал в альбом Наташе.– Мама, это не стыдно, что он вдовец?
– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.
В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.
Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.
На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
