Битва под Бреслау (1757)
| Сражение под Бреслау | |||
| Основной конфликт: Семилетняя война | |||
 Схема битвы под Бреслау | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место |
Бреслау, Силезия, ныне Вроцлав в Польше | ||
| Итог |
Победа Австрии | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Битва под Бреслау (нем. Schlacht bei Breslau), известна также как Битва на реке Лоэ (нем. Schlacht an der Lohe) — сражение, состоявшееся 22 ноября 1757 года в 5 километрах от тогдашней границы силезского города и крепости Бреслау (в традиционной русской передаче — Бреславль, ныне город Вроцлав в Польше) между 84 тысячной австрийской армией под началом принца Лотарингского и 28 тысячной прусской армией герцога Бевернского. Победив в сражении, австрийцы взяли, в результате, в скором времени Бреслау, прусский гарнизон крепости капитулировал.
Накануне сражения
Уйдя летом 1757 года в Тюрингию с основными прусскими силами для предотвращения возникшей угрозы со стороны французов и Имперской армии, король Пруссии Фридрих II оставил, первоначально 45-и тысячную, армию для заслона против австрийцев на пути в Силезию, в первую очередь, для прикрытия Швейдница и Бреслау. К ноябрю эта армия за счёт отсылки подкреплений другим прусским частям, но и, не в последнюю очередь, в результате неудачного для Пруссии исхода сражений при Ландесхуте (1757) и Мойсе, а, также, более мелких стычек (при Койшвице 25 сентября, при Баршвице 26 сентября) сократилась до 28 тысяч человек (40,5 батальонов, 102 эскадрона, 138 орудий, часть из которых была снята со стен Бреслау). Командующий армией герцог Бевернский, отступая под напором превосходящего противника и отказавшись, за неимением сил, от охраны Швейдница, перешёл, в конце-концов, Одер и занял позицию в пяти километрах от Бреслау, где и стоял уже в течение двух месяцев, сосредоточив все свои усилия на обороне Бреслау.
Австрийцы на какое-то время оставили его в покое, если не считать мелких стычек в окрестностях Пильзница 3, 4 и 29 октября: главная армия австрийцев прикрывает 28,4 тысячный корпус генерала Надашди, которому было поручено взять Швейдниц. 29 сентября Надашди появляется у стен крепости, 14 октября завершает её блокаду и 13 ноября берёт Швейдниц, после чего 19 ноября присоединяется к основным австрийским силам. Соединённое войско принца Лотарингского насчитывает 83 606 человек (96 батальонов, 93 роты гренадеров, 141 эскадрон кавалерии, 228 тяжёлых орудий). Теперь наступает черёд герцога Бевернского. Командующий австрийской армией, ожидая, после Росбаха, появления Фридриха на силезском театре войны, спешит взятием Бреслау поставить прусского короля в невыгодное для него исходное положение, овладев ключевыми позициями в Силезии.
Противников разделяет река Лоэ (ныне Сленза в Польше), небольшой, но трудный, из-за заболоченных берегов, для переправы приток Одера, впадавший в Одер к западу от Бреслау у селения Пильзниц (нем.Pilsnitz — с 1928 года часть окраинного района Вроцлава, ныне носящего название Фабрычна (польск. Fabryczna)). Окопы и укрепления, построенные за два месяца пруссаками (всего около 30) были вытянуты на расстояние в 16 000 шагов (приблизительно 12,5 километра) по равнине и располагались, где отдельно, где группами, где в линию, проходя через ряд селений (Пильзниц, Шмидефельд, Грэбхен, Габиц и др.). Для тех небольших сил, которыми располагал герцог Бевернский, оборонительная линия была слишком растянута. Для её сокращения герцог расположил свои укрепления слишком далеко от реки, так, что они не могли служить препятствием к переправе. Левый фланг (длиной в 4000 шагов или 3,2 километра) загибался, следуя очертаниям городских укреплений, в юго-восточном направлении.
21 ноября австрийцы занимают селение Критерн, создав плацдарм, угрожающий этому флангу герцога Бевернского. Герцог Бевернский готовится поэтому к атаке противника на левое крыло, приказав усилить его дополнительно тяжёлой артиллерией. Атака здесь была особенно опасна, так как благодаря изгибу оборонительной линии, в случае успеха, противник оказался бы ближе к Бреслау, чем пруссаки, занимавшие укрепления у Пильзница. Те были бы тогда отрезаны.
На правом фланге герцога, протяжённостью 4000 шагов от Пильзница до Одера, располагались 11 батальонов пехоты, 2 роты егерей, 10 эскадронов кирасир, всего 7000 человек с 32 орудиями; правый центр (протяжённость 6000 шагов, селения Шмидеберг и Хёфген) состоял из 12 батальонов пехоты, 10 эскадронов кирасир с 34 орудиями, всего 7,5 тысячи человек, левый центр находился напротив переправы через Лоэ у Кляйн-Мохберна и состоял из выдвинутого к переправе редута, вооружённого четырьмя орудиями и располагавшихся за ним, между Кляйн-Мохберном и Грэбхеном 4 батальонов пехоты, 10 эскадронов кирасир с 32 орудиями, всего, 3,1 тысяча человек. Остальные силы пруссаков были сосредоточены на левом фланге.
Австрийская армия на другом берегу Лоэ была разделена на два корпуса, на левом фланге, с основными силами сам принц Лотарингский, на правом, напротив Цитена, командовавшего левым флангом пруссаков — корпус Надашди.
План австрийцев не отличался особым изыском: вместо того, чтобы нащупать слабое место в обороне противника и обрушиться на него, австрийцы, полагаясь на своё численное превосходство, планируют наступление по всему фронту четырьмя независимыми колоннами, каждая из которых ведёт, так сказать, собственное сражение.
Ход сражения
Сражение началось артобстрелом прусских позиций в 9.30 утра, продолжавшимся четыре часа и причинившим большой урон укреплениям, но не прусскому войску. Под прикрытием огня австрийцы наводят семь понтонных мостов через Лоэ, пруссаки, за исключением тех, кто находился у Кляйн-Мохберна, эти переправы видеть не могут.
Первую атаку предпринял Надашди со стороны Кинбурна, первоначально ему удалось добиться некоторых успехов, однако, затем он был остановлен и отброшен Цитеном, потеряв 13 орудий. Остаток дня корпус Надашди бездействовал, австрийцы ограничились обстрелом прусских позиций, нанёсшим мало вреда. Тем не менее, Надашди парализовал силы Цитена, который, имея перед собой врага, превосходящего его втрое, не мог выделить подкреплений на другие участки сражения.
В час дня началась одновременно атака австрийцев на Кляйн-Мохберн (генерал Шпрехер) и Пильзниц (генерал Койль), затем, с запозданием, в центре, против Шмидефельда (генерал Урберг). Кляйн-Мохберн был слабейшим пунктом оборонительной линии, 3-х тысячный прусский отряд защищался отважно, но, против врага, превосходившего его в 8 раз, был заведомо обречён на неудачу.
Захватив прусские позиции, австрийцы выделили из состава колонны 13 батальонов пехоты и артиллерию для атаки левого края прусского центра, где наступавшая колонна австрийцев столкнулась с сильным сопротивлением. В результате, атакованные с фронта и слева, пруссаки потеряли часть своих редутов и понесли сильные потери. Полной неудачей закончилось, напротив, австрийское наступление у Пильзница. Прусские войска на правом фланге смогли отбить все атаки австрийцев.
Сражение продолжалось весь день. С наступлением ночи, герцог Бевернский, чей центр серьёзно пострадал, в то время, как фланги почти не понесли потерь, пытается сформировать своё войско по-новому, планируя в полночь внезапной ночной атакой отбросить австрийцев обратно за Лоэ. Неожиданно, в то самое время, когда герцог находится на пути к Цитену, чтобы обсудить с тем детали своего плана, прусские части правого фланга и центра начинают поспешное отступление. Кто отдал приказ к отступлению, так и не удалось впоследствии выяснить. В итоге, левому крылу пруссаков остаётся только присоединиться к уходящим. Солдат удаётся остановить лишь в пригороде Бреслау. Австрийцы их не преследовали и, кажется, даже не знали об отходе противника.
После сражения
Усилив частью своего корпуса гарнизон Бреслау, герцог Бевернский приказывает остальным частям, в том числе, Цитену отход в направлении Глогау (ныне Глогув в Польше). Сам он в скором времени оказывается в австрийском плену, неслучайно, как тогда злословили, но из-за страха предстать перед своим королём, уже находившимся на пути в Силезию. Деморализованный поражением, окружённый враждебно настроенным по отношению к пруссакам католическим населением Бреслау, гарнизон крепости под началом генерала Лествица недолго выдерживает осаду, возглавленную генералом Надашди. 25 ноября пруссаки капитулируют, выговорив себе право свободного выхода. Однако, из 4277 солдат гарнизона лишь 599 приходят в Глогау, остальные дезертируют.
Прусскому королю приходится спешить в Силезию, если он не хочет её окончательно потерять. В знаменитом сражении при Лейтене 5 декабря 1757 года он одним ударом восстанавливает положение, наголову разгромив австрийцев.
Напишите отзыв о статье "Битва под Бреслау (1757)"
Литература
• Groehler, Olaf: Die Kriege Friedrichs II.,Brandenburgisches Verlagshaus, Berlin 1990 • Dorn, Günter;Engelmann, Joachim: Die Schlachten Friedrichs des Grossen, Bechtermünz Verlag, Augsburg 1997
Отрывок, характеризующий Битва под Бреслау (1757)
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.
Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
