Битва под Дубенкой

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Битва под Дубенкой
Основной конфликт: Русско-польская война 1792
Дата

18 июля 1792

Место

Любельское воеводство

Итог

Победа русских, потеря польскими войсками стратегически важной позиции

Противники
Речь Посполитая Российская империя Российская империя
Командующие
А́нджей Таде́уш Бонавенту́ра Костю́шко Каховский Михаил Васильевич
Силы сторон
5300 солдат и 24 орудия 25 тысяч солдат и 108 орудий
Потери
≈900 человек убитыми и ранеными [1] 500 человек[1] (≈4000 человек прямых невосполнимых потерь по польской версии[2])
  Русско-Польская война 1792 года

Битва под Дубенкой — битва, произошедшая 18 июля 1792 года между поляками под предводительством Тадеушем Костюшко и русскими войсками под предводительством Михаила Каховского (отдельными корпусами командовали Иван Дунин и Михаил Кутузов) во время Русско-польской войны 1792 года.

С русской стороны в бою принимало участие 25 тысяч солдат и 108 орудий, со стороны Польши 5300 солдат и 24 орудия.





Подготовка

Войска Юзефа Понятовского (25 000 солдат и 42 орудия) переправились через Буг и 8 июля остановились у Дубенки. Тут они получили приказ на оборону по Бугу от Дубенки до Влодавы. Понятовский приказал охранять переправы. Костюшко (5300 солдат, 24 орудия) занял со своей дивизией 3 километра фронта между селами Уханька и Воля-Хабова. Позиция Костюшко была усилена батареями, флешами и шанцами.

Битва

После рекогносцировки польских позиций Каховский двинул свои передовые войска тремя колоннами, которые были встречены огнём с неприятельских батарей. В первую очередь русские войска атаковали фланговые позиции поляков. Также были развернуты артиллерийские батареи, которые успешно подавили малочисленную и разбросанную артиллерию неприятеля. Пользуясь этим, генерал Милашевич, командовавший пехотой левого крыла, послал 5 рот гренадер в центр против шанцев; гренадеры, пробравшись через болото, взяли три шанца, а почти в то же время было продавлено левое крыло поляков и взяты все их укрепления у Уханьки. Таким образом, левое крыло и центр противника были поколеблены.

Каховский направил дополнительные силы для захвата укреплений правого фланга, которые прикрывали пути отступления поляков. Атака сначала развивалась успешно и русские солдаты овладели двумя шанцами, однако контратака польской конницы отбросила их. Встретив неприятеля эскадронами легкой конницы, русские возобновили наступление и вскоре овладели всеми укреплениями, а также лагерем противника. Дремучий лес, находившийся позади позиции поляков, способствовал постепенному выводу польских частей из боя; их преследование производилось на две версты и окончилось уже ночью.

Русская армия заняла весь район вместе с переправами. Дорога на Люблин была открыта.

Потери поляков по оценке русской стороны составили более 900 чел. убитыми и ранеными и 7 орудий; русские войска потеряли 500 чел. и 640 лошадей[1]. Польская сторона оценивает свои потери тем же числом в 900 человек, при этом существенно завышая потери русских, доводя их до 4000 убитых[2].

Значение

Русские войска одержали однозначную победу как в стратегическом, так и в тактическом отношении. Однако организованный отход польской армии вкупе с завышением потерь русской армии позволил говорить о Костюшко как о выдающемся полководце. Польские источники даже сравнивали его со спартанским царём Леонидом[2]. Тем не менее, уже через неделю после этого сражения Польша капитулировала.

Напишите отзыв о статье "Битва под Дубенкой"

Примечания

  1. 1 2 3 Русский биографический словарь - Цит. по: [dlib.rsl.ru/viewer/01002921622#page573 Русский биографический словарь: Ибак — Ключарев. — Изд. под наблюдением председателя Императорского Русского Исторического Общества А. А. Половцова. — Санкт-Петербург: тип. Гл. упр. уделов, 1897 [2]. — Т. 8.] - стр 573.
  2. 1 2 3 Konstantin Karl Falkenstein. Thaddäus Kosciuszko. - Leipzig, 1834 (2. Aufl.). - Цит. по: [books.google.ru/books?id=pZsYAQAAIAAJ&pg=PA117&lpg=PA117 The Foreign Quarterly Review, Vol. 15 (March—July 1835)] - P. 117.


Отрывок, характеризующий Битва под Дубенкой

И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.