Битва под Миром (1792)

Битва под Миром
Основной конфликт: Русско-польская война 1792 года
Дата	11 июня 1792 года
Место	Мир, ныне Кореличский район, Гродненская область, Беларусь
Итог	победа русских войск
Противники
Речь Посполитая Российская империя
Командующие
генерал-лейтенант Юзеф Юдицкий генерал-поручик граф Борис Петрович Меллин
Силы сторон
7700 человек и 10 орудий 9600 человек и 13 орудий
Потери
около 120 человек и одно орудие около 250 человек

Битва под Миром (1792) — битва, которая состоялась под стенами Мирского замка 11 июня 1792 года во время русско-польской войны 1792 года.

Предыстория

Русско-польская война, начавшаяся в 1792 году, стала ответом российской императрицы Екатерины II Алексеевны на Четырёхлетний сейм (1788—1792), который в мае 1791 года принял новую конституцию Речи Посполитой, а также пытался решительно реформировать общественно-политический строй государства, увеличить численность армии и избавиться от навязанной опеки Российской империи.

27 апреля 1792 года в Санкт-Петербурге тайно была создана Тарговицкая конфедерация. Для её поддержки на границе с Великим княжеством Литовским были сосредоточены четыре корпуса российской армии: генерал-поручика князя Юрия Владимировича Долгорукова (Динабург), генерал-майора Шимона Коссаковского (Полоцк), генерал-поручика графа Бориса Петровича Меллина (Толочин) и генерал-поручика Ивана Евстафьевича Ферзена (Рогачев), которые находились под общим командованием генерал-аншефа Михаила Никитича Кречетникова. Долгоруков и Коссаковский из Динабурга и Полоцка должны были наступать на литовскую столицу Вильно, Меллин на Борисов и Минск, а Ферзен на Бобруйск, Слуцк и Несвиж.

Войска ВКЛ в 1791 году насчитывали 14 792 человека. Первая дивизия под командованием генерал-лейтенанта Юзефа Юдицкого находилась под Минском и состояла из татарского полка генерал-майора Юзефа Беляка (617 чел.) и гусарской народной кавалерии (1600 чел.).

Русский корпус под командованием Б. П. Меллина, усиленный полком Л. Беннигсена, насчитывал 9602 человека при 13 полевых орудиях. Генералы Меллин и Ферзен стремились разбить первую литовскую дивизию Ю. Юдицкого и захватить его артиллерию. Генерал-лейтенант Юзеф Юдицкий, чтобы не быть окруженным Ферзеном со стороны Слуцка, из Минска отступил в Койданово и Столбцы, переправился через р. Неман и 7 июня стал лагерем под Старым Сверженем. Здесь Ю. Юдицкий узнал о назначении его главнокомандующим армией Великого княжества Литовского.

Юзеф Юдицкий опасался попасть в окружение, но дать решительный бой он никак не решался. Он решил отступить из болот и лесов на лучшие позиции в безлесной равнине между Запужжем и Миром «под прикрытием большого замка, обведенного валом и рвом».

В Столбцах Ю. Юдицкий оставил два легкоконных полка под командованием генерал-майора Юзефа Беляка, которые должны были прикрывать отступление главных сил и задержать русских на переправе через р. Неман. В ходе трехчасового боя Ю. Беляк разбил один драгунский полк и разрушил понтонный мост на лодках через Неман, но другие русские отряды нашли броды для переправы и вскоре отбросили литовцев.

Битва

Литовский главнокомандующий Юзеф Юдицкий собрал главные силы литовской армии в Мире. Вскоре к ним присоединился генерал-майор Юзеф Беляк со своей группой, который отступил после победы под Столбцами.

Русский главнокомандующий граф Борис Петрович Меллин, занявший позиции под Залужьем, утром 11 июня отправил две колонны солдат, по 2 тысячи в каждой для того, чтобы они обошли севернее и южнее позиции литовских войск под Миром. Одной колонной командовал генерал-майор Фёдор Буксгевден, а второй — полковник Леонтий Беннигсен. С остальной частью корпуса Борис Меллин ждал второй половины дня, чтобы потом вместе с двумя колоннами, которые он отправил в тыл противнику, ударить на литовцев с трёх сторон.

В то же время генерал-лейтенант Юзеф Юдицкий отправил сильный отряд, состоящий из 900 человек с 4 орудиями, под руководством генерал-майора Станислава Костки Потоцкого. Когда Потоцкий около двух часов дня подошел незамеченным к русскому лагерю, он оценил, что российские войска слабы и сообщил об этом главнокомандующему Юзефу Юдицкому. Когда русские заметили отряд С. Потоцкого, они бросились за ним в погоню. Отступая от русских позиций, С. Потоцкий присоединился к главным силам литовской армии примерно в трёх километрах от Мира.

Литовские войска выстроились в две линии. Первая линия включала в себя 2 батальона пехоты и пинская бригада, в то время как во второй линии — 4 и 1/2 пехотных батальнов, ковенская кавалерийская бригада и два полка артиллерии. Граф Борис Меллин, имевший на это время 5600 солдат и 13 пушек, поместил все свои силы в одну линию и начал артиллерийский обстрел. Однако русские воздерживались от наступления, ожидая прибытия высланных колонн.

Литовский главнокомандующий Юзеф Юдицкий боялся вступать в битву, он созвал военный совет, который продолжался 2 часа. В то же время его войска находились под огнём русской артиллерии. В литовских войсках, состоявших в основном из рекрутов, которые стояли слишком долго под огнём русских, началась паника. В направлении Мира вначале бежала ковенская и частично пинская бригады. Вскоре сделал то же самое кавалерийский полк генерала Юзефа Беляка. Когда около 19:30 в тылу литовцев появились с обеих сторон колонны Беннигсена и Буксгевдена, Юзеф Юдицкий в 20:00 приказал литовским войскам отступать.

В задней части литовской армии талантливый полковник Якую Ясинский отразил атаку русских и не преследуя их, отступил в Несвиж. Мирский гарнизон также оставил город и начал отступление.

В бою литовцы потеряли около 120 солдат и одну пушку, в то время как русские — около 250 солдат.

В это же день русские войска осадили и взяли штурмом Мирский замок. Сам Юзеф Юдицкий оставил свою армию и бежал в Гродно. Официально он был снят с должности главнокомандующего 24 июня 1792 года, а фактически 19 июня. Новым главнокомандующим войск ВКЛ был назначен генерал-лейтенант Михаил Забелло, ранее командовавший 2-й литовской дивизией.

Источники

• Mała Encyklopedia Wojskowa, Wydawnictwo Ministerstwa Obrony Narodowej, Warszawa 1967, Wydanie I, Tom 2
• Wolański Adam, Wojna polsko-rosyjska 1792 r, t. 2, Kampanija litewska, Wielkopolska Księgarnia Nakładowa Karola Rzepeckiego, Poznań 1922.

Ссылки

• [wars175x.narod.ru/1792rp_hron.html Военные действия в Великом Княжестве Литовском и Польше в 1792 году.] Хронологический указатель военных действий русской армии и флота. Т.1, С-Пб, 1908 г.

Отрывок, характеризующий Битва под Миром (1792)

Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.