Битва под Понарами (1831)
| Битва под Понарами | |||
| Основной конфликт: Польское восстание 1830 года | |||
 Польский памятник в честь битвы | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Победа России | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Сражение под Понарами состоялось 19 июня 1831 года в ходе подавления Польского восстания 1830 года.
Предыстория
После поражения при Остроленке поляками было принято решение основную часть армии отвести к Варшаве, а генералу Гелгуду дано было приказание идти в Литву для поддержки тамошних повстанцев. Отряд Гелгуда (до 12 тыс.) прошёл в Литву, и силы его по соединении с генералом Хлаповским и отрядами повстанцев возросли почти вдвое. Остен-Сакен отступил к Вильно, где численность русских войск по прибытии подкреплений также дошла до 24 тысяч.
Сражение
Под давлением энергичного Хлаповского Гелгуд принял марш на Вильнюс, но, не сумел поверить в собственные силы и двигался так медленно, что русские сумели собрать значительные силы и подготовить оборонительные позиции на Понарских высотах к западу от Вильнюса. Этот район был местом, где сходились дороги, ведущие в Вильнюс из Гродно, Каунаса и Тракая. Там и произошла битва между польскими войсками и российской армией. Имперские войска с легкостью отбили нападение польских отрядов, которые потеряли 2000 солдат, в то время как русские только 400.
Гелгуд преследуемый частями русской резервной армии, ушёл в прусские пределы. Из всех польских войск, вторгшихся в Литву, один лишь отряд Дембинского (3800 чел.) сумел возвратиться в Польшу. С отрядом Хлаповского Гелгуд прибыл к прусской границе и 1 июля перешел её; но тут же был застрелен поручиком Скульским, подозревавшим его в измене.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Напишите отзыв о статье "Битва под Понарами (1831)"
Отрывок, характеризующий Битва под Понарами (1831)
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.
Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
