Битва под Симбирском

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Битва под Симбирском
Основной конфликт: Восстание Разина
Дата

4 (14) сентября4 (14) октября 1670 года

Место

Симбирск

Итог

Победа правительственных войск

Противники
Восставшие казаки Русское царство
Командующие
Степан Разин Юрий Барятинский
Иван Милославский
Силы сторон
20.000 5.000
Потери
10.000—15.000 39 убитых
193 раненых[1]

Битва под Симбирском — сражение между мятежниками под предводительством Степана Разина и правительственным войском во главе с князем Юрием Барятинским, закончившееся крупным поражением Разина и его бегством на Дон.





Предыстория

Осаде Симбирска предшествовали взятие Царицына и Астрахани. Оттуда Разин с казаками на 200 стругах поплыл вверх по Волге, в то время как по берегу их сопровождала конница. Были заняты Самара и Саратов, где, как обычно, были перебиты воеводы, дворяне и приказные люди, их имение пограблено. Оттуда разинцы в количестве 5 тысяч человек двинулись к Симбирску, где во главе небольшого гарнизона находился окольничий князь Иван Богданович Милославский. Из Казани ему на помощь выступил князь Юрий Барятинский, сумевший прибыть к городу на 4 дня раньше Разина.

Ход сражения

4 (14) сентября близ Симбирска высадилось войско Разина и собралось штурмовать город. Но путь к городу ему преградил Барятинский. В результате боя, длившегося целый день, ни одна сторона не одержала верх. В течение следующих суток обе стороны воздерживались от военных действий, однако благодаря части местного населения, поддерживающей Разина, ему удалось овладеть укреплённой частью симбирского посада. Новая попытка взять приступом Симбирск была пресечена действиями Барятинского, который однако и сам не мог нанести Разину решительный удар и облегчить положение города. Он отступил от города, чтобы собрать большее войско. Гарнизон князя Ивана Милославского из стрелецких голов и солдат из 1-го выборного полка Аггея Шепелёва заперся в малом городке[2].

Между тем Разин укрепил занятый им посад, а его войско в результате стекавшихся добровольцев возросло до 20 тысяч человек. В то же время отдельные отряды покидали войско и направлялись на взятие других городов, таких как Саранск, Пенза, Алатырь, Васильсурск, Козьмодемьянск и другие. Приглашение поступало якобы также от нижегородцев, обещавших сдать город. Разин же вынужден был стоять под Симбирском, деревянную крепость которого он взять не мог, несмотря на четыре штурма. Предпринимались попытки поджечь город, для чего бросали пылающие поленья и солому, однако осаждённые каждый раз успевали потушить пожар.

Тем временем, князь Барятинский собирал войска. В поход под Симбирск князь надеялся взять 1-й выборный полк Аггея Шепелёва, который находился в Казани в большом полку князя Петра Урусова, но у полковника Шепелёва и князя Барятинского произошёл конфликт. Шепелёв отказался идти в поход и с князем выступили только две шквадроны подполковника Ивана Захарова и майора Фёдора Маматова из второй тысячи выборного полка. 15 (25) сентября 1670 года князь Барятинский, наконец, выступил из Казани на Симбирск[3].

20 (30) сентября за рекой Свиягой у станицы Куланги правительственные войска встретили первый отряд разинцев, который разбили. Князь Барятинский с боями шёл на Симбирск. 23 сентября (3 октября) произошёл бой у реки Карлы, 24 сентября (4 октября), после переправы через реку, князь вступил в бой у татарской деревни Крысадаки, 27 сентября (7 октября) под мордовской деревней Поклоуш. 29 сентября (9 октября) правительственные войска вышли к опустевшему городу Тогаеву, а из Тагаева вышли в Мшанск. 1 (11) октября князь Барятинский выступил по крымской стороне черты к Симбирску[4].

В двух верстах от Симбирска у реки Свияги войска князя встретили армию Разина. Построив войска, воевода двинулся на противника. Сойдясь на 20 сажень (43 метра), солдаты князя открыли по разинцам огонь и внесли в нестройные ряды мятежников беспорядок, первыми потерями.

Разин смог остановить бегство, и, «собрався… со всеми силами, с конными и с пешими людьми и с пушками» попытался контратаковать противника. Барятинский выслал вперёд конницу, которая атаковав повстанцев, развернулась в притворное бегство и навела разинцев на порядки пехоты и артиллерии. Упорный бой, в котором противники палили друг в друга почти в упор, продолжался весь день. Как вспоминал князь Барятинский: «…люди в людех мешались и стрельба на обе стороны из мелкова ружья и пушечная была в притин…, а бились они с тем вором с утра до сумерек». Исход битвы решила фланговая атака конницы под командой самого князя Барятинского. В результате войско Разина было разбито, были потеряны 4 пушки, 14 знамён, литавры и 120 пленных[5], которые были тотчас повешены.

Сам Разин был дважды ранен (мушкетная пуля или картечная дробь оторвала ему икру левой ноги, в результате чего Разин на скоку упал с коня, и сильно разбил голову), после чего едва не попал в плен, но бы спасен несколькими бегущими приспешниками. Изменник из Алатыря схватил и повалил его, пытаясь заколоть кинжалом, но сам был тотчас убит другими мятежниками. Разина в бессознательном состоянии, на руках перенесли в острог, где он пришел в себя, и и в ночь на 4 (14) октября он вновь попытался взять город приступом с северной и восточной стороны. Вновь было сделано всё, чтобы зажечь его, однако Симбирск выстоял.

Барятинский решил прибегнуть к хитрости, велев полковнику Чубарёву зайти ночью с полком за Свиягу и делать там окрики, как будто пришло новое царское войско. Хитрость удалась: на Разина напал страх, он решился бежать тайком с одними донскими казаками. Тогда Барятинский вышел с конницей в поле, и стал около города, а пехоту пустил на обоз и острог. Одновременно, Милославский с другой стороны напал на острог, который запылал в разных местах. Поражаемые с двух сторон и теснимые огнём мятежники бросились к судам, но мало кому из них удалось спастись, большинство было перебито или перетоплено.

Последствия

Поражение под Симбирском положило конец постоянным до тех пор успехам Разина. Здесь он потерял и войско, и власть, вскоре он был схвачен и четвертован 16 (26) июня 1671 года в Москве. Правительство понимало всю важность победы под Симбирском и высоко ценило подвиг Милославского и «храбрых товарищей» по «симбирскому сиденью». 10 (20) декабря 1670 года государь отправил в Симбирск стольника Чирикова с царским милостивым словом и с похвалой за их службу.

Напишите отзыв о статье "Битва под Симбирском"

Примечания

  1. Малов А. В. Московские выборные полки солдатского строя в начальный период своей истории 1656 – 1671 гг. — М.: Древлехранилище, 2006. — С. 537. — ISBN 5-93646-106-8.
  2. Малов А. В. Московские выборные полки солдатского строя… — С. 535.
  3. Малов А. В. Московские выборные полки солдатского строя… — С. 535-536.
  4. Малов А. В. Московские выборные полки солдатского строя… — С. 536.
  5. Малов А. В. Московские выборные полки солдатского строя… — С. 537.

Литература

  • Малов А. В. Московские выборные полки солдатского строя в начальный период своей истории 1656 – 1671 гг. — М.: Древлехранилище, 2006. — ISBN 5-93646-106-8.
  • Соловьёв В. М. Современники и потомки о восстании С. Т. Разина. М., 1991.

Отрывок, характеризующий Битва под Симбирском

– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату: