Битва под Царёвым-Займищем

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Битва под Царёвым-Займище
Основной конфликт: Русско-польская война (1609—1618)
Дата

14 (24) - 24 июня (4 июля1610 года

Место

Царёво-Займище, ныне Смоленская область

Итог

отражение польского штурма
капитуляция после Клушинской битвы

Противники
Речь Посполитая Русское царство
Командующие
Станислав Жолкевский Фёдор Елецкий
Григорий Валуев
Силы сторон
11 тысяч 6—8 тысяч
Потери
неизвестно неизвестно
 
Битвы Смутного времени
Лжедмитрий I: Новгород-Северский – Добрыничи – Кромы
Восстание Болотникова: Кромы – Елец – Калуга (1606) – Москва (1606) – Калуга (1607) – Восьма – Тула
Лжедмитрий II: Брянск – Зарайск – Болхов – Ходынка – Медвежий брод – Троицкая осада – Торопец – Торжок – Тверь – Калязин – Каринское поле – Дмитров
Русско-польская и русско-шведская войны: Смоленск (1609—1611) – Царёво-Займище – Клушино – Новгород – Первое ополчение — Второе ополчение – Москва (1612) – Волоколамск – Тихвин – Смоленск (1613—1617) – Бронница – Гдов – Псков – Рейд Лисовского (1615) – Поход Владислава (Можайск – Москва (1618))

Битва под Царёвым-Займищем — эпизод русско-польской войны 1609—1618 годов. Войско Речи Посполитой под предводительством Станислава Жолкевского без успеха штурмовало укреплённые позиции авангарда русской армии под предводительством князя Фёдора Елецкого и Григория Валуева. После того, как польско-литовское войско направилось к соседнему Клушину, где в результате победоносной битвы разгромило основную часть царского войска, авангард под Царёвым-Займищем также капитулировал.



Ход событий

После внезапной смерти освободившего Москву Михаила Скопина-Шуйского войско, готовящееся в поход для деблокады осаждённого Смоленска возглавил брат царя Дмитрий Шуйский. В качестве авангарда Шуйский послал 6-тысячный отряд во главе с Елецким и Валуевым в Царёво-Займище. Там его неожиданно атаковало польско-литовское войско Станислава Жолкевского, отправленное королём Сигизмундом III из-под Смоленска навстречу деблокадному войску. По пути Жолкевского усилили польские и казацкие отряды из распавшегося Тушинского лагеря. Несмотря на малочисленность войска Жолкевского (около 11 тысяч человек), его костяк состоял из отборной польской кавалерии.

Тем не менее, под Царёвым-Займищем польские отряды получили сильный отпор. Будучи участником освободительного похода Скопина-Шуйского, Григорий Валуев хорошо усвоил тактику полевых укреплений и острожков, благодаря которой Скопин-Шуйский успешно сражался против грозной польской конницы, не имевшей в то время себе равных в Европе. Несмотря на то, что в самом начале противостояния поляки смогли опрокинуть русскую засаду из нескольких сотен стрельцов, попытки Жолкевского взять укреплённый лагерь русского отряда около 10 дней не увенчивались успехом. Тогда Жолкевский сменил тактику. Он обошёл стан русского отряда и расположился в его тылу на Можайской дороге, соорудив на дорогах, ведущих к стану, окопы, в которые поместил по сто человек пехоты и казаков. Таким образом, он отрезал Елецкого и Валуева от продовольствия.

Получив от Валуева сообщения о затруднительном положении, Дмитрий Шуйский выступил из Можайска, свернув с основной дороги вправо, чтобы войти в связь с Валуевым с севера, поскольку все дороги к нему с южной стороны были блокированы поляками. Он расположился станом у села Клушино, где к нему присоединились шведские отряды под предводительством Якоба Делагарди. Узнав о том, что противник стоит в 30 вёрстах от Царёва-Займища, Жолкевский решил не дожидаться его подхода и внезапным ударом упредить его. Он оставил половину своего войска на блокаду Царёва-Займища, а сам с 5300 отборной кавалерии направился к Клушину. Пользуясь беспечностью Шуйского, который, пребывая в уверенности о превосходстве своего 38-тысячного войска, не разослал разведывательные разъезды, Жолкевский на рассвете вышел лесными дорогами к Клушину и атаковал застанную врасплох русско-шведскую армию. В результате стечения удачных для Жолкевского обстоятельств, измены иностранных наёмников и высокой боеспособности польских гусар, Жолкевский одержал решительную победу при Клушине.

Вечером того же дня Жолкевский вернулся от Клушина к Царёву-Займищу. Елецкий и Валуев, которые, сидя в остроге, даже не заметили отсутствия части польских сил, долго не верили в поражение армии Дмитрия Шуйского. Лишь после того, как Жолкевский предъявил им знатных пленников, они сдали городок без сопротивления и присягнули королевичу Владиславу. Условием, однако, был заключённый ими с Жолкевским договор, по которому на Руси не должен насаждаться католицизм, поляки обязуются вступить в Москву без насилия и разрушений, воевать совместно с русскими против «калужского царя» Лжедмитрия II и снять осаду Смоленска. После этого Елецкий отправился в королевскую армию под Смоленск, а Валуев присоединился к Жолкевскому в его походе на Москву.

Напишите отзыв о статье "Битва под Царёвым-Займищем"

Литература

  • Марков, М. И. История конницы. Том 5. Типо-Литография Ф. С. Муравьева. Тверь, 1896

Отрывок, характеризующий Битва под Царёвым-Займищем

– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.