Битва под Чудновом

</tr>

Битва под Чудновом
Основной конфликт: Русско-польская война 1654—1667
Бои под Чудновом
Дата	27 сентября — 4 ноября 1660 года
Место	Чуднов, ныне Житомирская область
Итог	Победа Речи Посполитой
Противники
Речь Посполитая Крымское ханство Русское царство Русское царство Войско Запорожское
Командующие
Станислав Потоцкий Ежи Любомирский Мурад-Гирей Сафа-Гирей Василий Шереметев Тимофей Цецюра
Силы сторон
около 28 тыс. около 12-15 тыс. около 15 тыс. около 15-20 тыс. </td></tr>
Потери
2700 погибших 2500 раненых 400 погибших 600 раненых 2300 погибших 2000 раненых 12 500 пленных 1900 погибших 2000 раненых 8000 пленных </td></tr>
</td></tr> </table> Битва под Чудновом — сражение Русско-польской войны 1654—1667, состоявшееся 27 сентября — 4 ноября 1660 года около местечка Чуднов. Войска Речи Посполитой в союзе с крымскими татарами нанесли тяжелое поражение русско-казацкой армии под командованием боярина Василия Шереметева и наказного гетмана Тимофея Цецюры. Предыстория После сражения под Любаром русская армия боярина и воеводы Василия Шереметева начала отступление к Чуднову. Отвод войск осуществлялся табором, телеги служили прикрытием от огня и стрел противника. Для защиты от пуль на возы насыпали землю и поставили лёгкие пушки. Между 16 рядами повозок двигалась кавалерия и пехота, пресекая попытки разорвать боевой порядок и напасть на табор. Впереди шёл отряд, прорубавший просеку сквозь лес. По сообщению польских источников, «свидетели, которые видели этот большой подвижный табор, удивлялись его конструкции и называли Шереметева истинным полководцем. Говорили, что он своё отступление выполнял по всем правилам военного искусства и в полном порядке». В таком порядке русская армия прошла сквозь лес, прорубив просеку. Попытки атаковать русский табор не приносили результата польско-татарской армии. Однако вскоре полякам удалось организовать артиллерийскую засаду на переправе через реку. В результате боя Шереметев потерял 7 орудий и примерно треть возов с припасами. 27 сентября русская армия встала лагерем у Чуднова. Здесь Шереметев надеялся дождаться подхода армии Юрия Хмельницкого. Не собираясь долго задерживаться под Чудновом, Шереметев даже не занял господствовавший над округой Чудновский замок, чем воспользовалась польская сторона. В Чуднове Шереметев пополнил свои силы войсками гарнизона в 1000 человек, которые были им оставлены в городе ранее во время наступления. Силы сторон Королевская армия насчитывала 27 тысяч человек, не считая около 12-15 тысяч татар и 1,5 тыс. казаков Ивана Выговского. В её состав входили 700 крылатых гусар, 7900 панцирных товарищей, 3400 лёгких кавалеристов, 1500 рейтар, 4500 драгун и 9600 пехотинцев. Шереметев располагал 15-тысячной армией (не считая казаков) в составе трёх воеводских полков самого Шереметева и князей Щербатова и Козловского. Две трети армии боярина и воеводы состояли из полков нового строя: рейтарские полки Фёдора Зыкова, Ягана фон Говена, Андрея Чубарова, Ивана Ельчанинова, Александра Вода, Семёна Скорнякова-Писарева и Ивана Шепелева; солдатские полки Даниила Крафорта и Николая Фанстадена, драгунский полк Кашпира Яндера, а также московский стрелецкий приказ Ивана Монастырёва. Под командованием наказного гетмана Цецюры находились полки Войска Запорожского: Киевский — Василия Дворецкого, Миргородский — Павла Апостола, Нежинский — Василия Золотаренко, Полтавский — Фёдора Жученко, Черниговский — Аникея Силича, Лубенский — Якова Засадка. Характеризуя русскую армию Шереметева, увиденную поляками в сентябре 1660 года, польский участник событий Ян Зеленевицкий сообщает: «Войско было отличное и многочисленное. Конница щеголяла множеством чистокровных лошадей и хорошим вооружением. Ратные люди отчетливо исполняли все движения, в точности соблюдая ряды и необходимые размеры шага и поворота. Когда заходило правое крыло, левое стояло на месте в полном порядке, и наоборот. Со стороны эта стройная масса воинов представляла прекрасное зрелище, то же самое и пехота. Вообще войско было хорошо выправлено и обучено, то были не новобранцы, а почти ветераны…». Зеленевич также упоминает «превосходную надворную роту самого главнокомандующего», «полк отлично вооружённых дворян», «всадников в латах, с великолепным оружием и на превосходных лошадях». Описывая запорожские казацкие полки Цецюры, польский автор отмечает их низкие боевые качества и сравнивает со «стадом». Сражение 27 сентября 1660 года лагерь Шереметева и Цецюры был окружён со всех сторон польским и крымско-татарским войском. Русские и казаки разбили лагерь «в северо-восточной стороне от города, оградив его возами и валами». Польская армия встала восточнее, перекрыв шанцами дорогу в направлении Пятки. Татары расположились на полях вокруг, препятствуя вылазкам осаждённых. «Оба табора, и московский, и польский, находились в северо-восточной части от города… московская армия стояла на взгорье, налево от дороги, что ведёт от Чуднова через Дубище» на правом берегу реки Тетерев. 28 сентября полякам стало известно о подходе на помощь Шереметеву и Цецюре армии гетмана Юрия Хмельницкого. Против него был направлен отряд Любомирского с 9000 поляков (5500 кавалерии, 500 драгун, 1000 пехоты и 2000 казаков Выговского) и около 15 тыс. татар с нурадин-султаном. 8 октября, узнав о подходе войск Хмельницкого к Слободищу, голодные и усталые русские воины попытались прорваться из лагеря и выступили по дороге на Пятки. Конница Потоцкого и татары атаковали армию противника, но были отбиты. Остановить армию противника поляки смогли только когда в бой вступила польская пехота и артиллерия. Повторная попытка прорыва 13-14 октября была более успешной. В ночь с 13 на 14 октября «Шереметев решился на отчаянную попытку пробиться из окружения. Часть возов он приказал спалить. Оставшиеся построить квадратом, раненых положили на возы табора». Перед рассветом русские выступили. Польские войска попытались остановить передвижение армии противника, но две атаки гусар были отбиты и Шереметев упорно шёл вперёд. В полдень 14 октября гетман Потоцкий начал третью атаку с правого фланга, а татары всеми силами ударили с фронта. Противнику удалось сбить русско-казацкую армию с дороги влево, в сторону леса. Шереметев был вынужден остановиться в болотистом месте. Противник даже несколько раз врывался в табор, но боярин и воевода «привёл в порядок ряды русского войска и все свои силы бросил против гусаров… тяжёлая битва длилась около 4 часов… Русское войско защищалось так исправно и сильно, что поляки и татары снова были вынуждены отступить». Тем временем Хмельницкий, потерпев неудачу в боях под Слободищем, начал переговоры с поляками, и 17 октября был подписан Слободищенский трактат, во многом дублировавший Гадячский договор 1658 года, но уже не предусматривавший политической автономии русских земель. Дивизия Любомирского вернулась к блокаде табора Шереметева. 17 октября киевский воевода князь Юрий Барятинский с отрядом из 4 288 человек вышел на помощь Шереметеву, но дошёл только до Брусилова. Поляки направили против него крупные силы во главе с Яном Собеским, и князь вернулся обратно в Киев. 21 октября, узнав о переходе Хмельницкого на сторону поляков, к ним также перешёл наказной гетман Цецюра. С ним из лагеря бежало около 2 тысяч казаков, часть из которых оказалась перебита или захвачена татарами. Армия Шереметева оказалась в отчаянном положении. Утратив возможность вырваться из окружения, Шереметев начал переговоры. 26 октября из русского лагеря к полякам приехал думный дворянин Иван Акинфиев с предложением мирных переговоров. К этому времени в результате боевых действий и голода у русских уже не осталось лошадей, закончились все запасы пороха и пуль, а помощь так и не пришла. 4 ноября 1660 Шереметев был вынужден согласиться на капитуляцию. Поляки выпустили обезоруженных русских воинов. Плата за поражение была высокой: русские войска должны были оставить Киев, Переяслав, Чернигов и заплатить 300 000 рублей контрибуции. Шереметев остался в плену. В ночь с 4 на 5 ноября, «как только русские ратные люди числом около 10.000 выдали своё оружие, в их табор начали врываться татары и хватать их арканами. Тогда безоружные русские стали обороняться, чем попало. Татары пустили в ход стрелы, перебили много народу, а остальных около 8000 забрали в плен». Уступив требованиям татар, поляки выдали им Шереметева. Последствия Чудновская катастрофа имела тяжёлые последствия для русских войск, понёсших значительные потери. Русские войска вынуждены были перейти к обороне. Переход Юрия Хмельницкого на сторону Польши вызвал новый виток гражданской войны среди запорожского казачества. Однако силы поляков тоже были истощены, возникли серьёзные проблемы со снабжением и волнения, связанные с невыплатой жалования. Солдаты польской армии начали беспорядочное отступление. Комендант киевского гарнизона князь Барятинский вопреки соглашению Шереметева отказался сдавать город полякам, ему вторили жители Переяслава, поклявшиеся воевать с поляками до последнего. Польские войска не решились нападать, и оба города, а вместе с ними и Левобережная Гетманщина остались за Русским царством. Характеризуя Чудновскую кампанию, царь Алексей Михайлович писал в декабре 1661 года наказному гетману Якиму Самко: «…боярин наш Василей Борисович с товарыщи с нашими ратными людьми против непрятелей ходили, и церквей Божиих и городов, и мест украинных черкасских и домов ваших до разоренья не допустили, и кровь свою пролили, и головы свои складывали за вас, да за домы ваши…». Напишите отзыв о статье "Битва под Чудновом" Примечания Литература Бабулин И. Б. [rusmilhist.blogspot.ru/2014/07/1660.html Состав русской армии в Чудновской кампании 1660 года] // Рейтар, 2006, № 28. Герасимчук В. Чуднiвська кампанiя 1660 р. — Львiв, 1913. Малов А. В. Русско-польская война 1654—1667 гг. — М.: Цейхгауз, 2006. — ISBN 5-94038-111-1 Субтельный О. Ukraine: A History (1988) Ossoliński Ł. [web.archive.org/web/20040611013227/www.historia.icenter.pl/pdf/Kampania_na_Ukrainie.pdf Kampania na Ukrainie 1660 roku] — Варшавский университет, 1995.

Отрывок, характеризующий Битва под Чудновом

В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]
– Peut etre que la c?ur n'etait pas de la partie, [Может быть, сердце не вполне участвовало,] – сказала Анна Павловна.
– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]
– Говорят даже, – сказал l'homme de beaucoup de merite, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии.
Как только он сказал это, в одно мгновение князь Василий и Анна Павловна отвернулись от него и грустно, со вздохом о его наивности, посмотрели друг на друга.


В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?
После Смоленска Наполеон искал сражения за Дорогобужем у Вязьмы, потом у Царева Займища; но выходило, что по бесчисленному столкновению обстоятельств до Бородина, в ста двадцати верстах от Москвы, русские не могли принять сражения. От Вязьмы было сделано распоряжение Наполеоном для движения прямо на Москву.
Moscou, la capitale asiatique de ce grand empire, la ville sacree des peuples d'Alexandre, Moscou avec ses innombrables eglises en forme de pagodes chinoises! [Москва, азиатская столица этой великой империи, священный город народов Александра, Москва с своими бесчисленными церквами, в форме китайских пагод!] Эта Moscou не давала покоя воображению Наполеона. На переходе из Вязьмы к Цареву Займищу Наполеон верхом ехал на своем соловом энглизированном иноходчике, сопутствуемый гвардией, караулом, пажами и адъютантами. Начальник штаба Бертье отстал для того, чтобы допросить взятого кавалерией русского пленного. Он галопом, сопутствуемый переводчиком Lelorgne d'Ideville, догнал Наполеона и с веселым лицом остановил лошадь.
– Eh bien? [Ну?] – сказал Наполеон.
– Un cosaque de Platow [Платовский казак.] говорит, что корпус Платова соединяется с большой армией, что Кутузов назначен главнокомандующим. Tres intelligent et bavard! [Очень умный и болтун!]
Наполеон улыбнулся, велел дать этому казаку лошадь и привести его к себе. Он сам желал поговорить с ним. Несколько адъютантов поскакало, и через час крепостной человек Денисова, уступленный им Ростову, Лаврушка, в денщицкой куртке на французском кавалерийском седле, с плутовским и пьяным, веселым лицом подъехал к Наполеону. Наполеон велел ему ехать рядом с собой и начал спрашивать:
– Вы казак?
– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.