Битва при Авай

Битва при Авай
Основной конфликт: Парагвайская война
Педру Америку. Битва при Авай, 1872—1877, масло, холст. Национальный музей изящных искусств в Рио-де-Жанейро
Дата	11 декабря 1868 года
Место	ручей Авай, Парагвай
Итог	победа Бразилии
Противники
Бразильская империя Имперская армия Парагвай армия Парагвая
Командующие
герцог Кашиас Мануэл Луис Осорио Бернардино Кабальеро
Силы сторон
18963 человек и 26 пушек 5000 человек и 18 пушек
Потери
297 убитых, 1366 раненых 3000 убитых, 600 раненых

Битва при Авай — эпизод Парагвайской войны, битва между Тройственным альянсом Аргентины, Уругвая и Бразильской империи с Парагваем, которая произошла в декабре 1868 года у ручья Авай на территории Парагвая. Считается самой кровавой битвой на территории Южной Америки.

Ход битвы

Войска Тройственного альянса остановили своё продвижение там, где дорогу пересекал ручей Авай. Авангард союзных войск состоял из 3-го корпуса под командованием генерала Мануэла Луиса Осорио, в центре располагался 2-й корпус генерала Жозе Луиса Мена Баррето, арьергардом, в составе 1-го корпуса, командовал генерал Жасиндо Машадо Биттенкур. Под командованием Кашиаса также находилось несколько кавалерийских дивизий: 1-я дивизия генерала Жоао Мануэла Мена Баррето, 5-я дивизия полковника Жозе Антонио Корреа да Камара, 2-я и 3-я дивизии генерала Андраде Невеша.

Битва началась в полдень и продолжалась в течение пяти часов. Фланкирующие атаки 1-й, 2-й и 3-й кавалерийских дивизий в тыл парагвайским войскам отрезали тем всякую возможность к отступлению. После полного разгрома войск Кабальеро маршал Кашиас достиг Вильеты. Оставшиеся в живых парагвайцы, менее 50 человек, отступили в Ломас Валентинас. Там президент Лопес собрал 3000 человек, ещё 2000 человек было собрано в Пикисири и 700 человек в Ангостуре.

Последствия

Президент Лопес приказал эвакуировать Асунсьон. Временной столицей стал Пирибебуи.

Литература

• Hooker T. D. The Paraguayan War. — Nottingham: Foundry Books, 2008. — ISBN 1901543153.

Отрывок, характеризующий Битва при Авай

Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.