Битва при Банкер-Хилле

Битва при Банкер-Хилле
Основной конфликт: Война за независимость США
Битва при Банкер-Хилле
Дата	17 июня 1775 года
Место	Бостон
Итог	Победа англичан
Противники
Великобритания Тринадцать колоний
Командующие
генерал Уильям Хау полковник Уильям Прескотт
Силы сторон
3000 человек 2400 человек
Потери
1054 чел. убитыми и ранеными 450 чел. убитыми и ранеными

Битва при Банкер-Хилле (англ. Battle of Bunker Hill) — крупное сражение между английскими и американскими войсками, разыгравшееся на холмах Банкер-Хилл и Бридс-Хилл в предместьях Бостона 17 июня 1775 года во время Войны за независимость США.

Предыстория

После сражения под Лексингтоном и Конкордом 19 апреля 1775 года американские войска окружили и осадили Бостон, в котором располагались британские войска. Ввиду того, что американцы заняли единственный перешеек, связывавший город с материковой частью, англичане были отрезаны от континента и поддерживались лишь силами британского флота. 12 июня английское командование разработало план снятия осады с города. Английские войска под руководством Уильяма Хоу и Генри Клинтона планировали нанести удар по позициям американцев на холмах Банкер-Хилл и Бридс-Хилл, располагавшихся на обширном плато в окрестностях Бостона.

15 июня американцы узнали о готовящемся ударе. В ночь на 16 июня американские войска численностью 1200 человек во главе с полковником Уильямом Прескотом заняли холмы и начали возведение оборонительных укреплений. Вскоре позиции американцев были защищены высокими деревянными стенами и земляными валами. Американцы также построили укрепления на побережье для защиты от флангового удара английских войск. Больше всего американских войск было сконцентрировано на холме Бридс-Хилл, на подступах к которому вскоре и развернулось решающее сражение.

Ход битвы

17 июня к 2 часам дня английские войска были готовы к наступлению.

Атака английских войск началась в 3 часа пополудни. Силы англичан (5-й, 38-й, 43-й, 47-й, 52-й полки, отряды морской пехоты) составляли около 3000 человек. Командующий британскими войсками генерал Хау возглавил атаку лёгкой пехоты и гренадеров на левый фланг американских позиций.

Английские войска построились в 4 линии и атаковали укрепления американцев. Командующий американскими войсками Уильям Прескотт отдал своим бойцам знаменитый приказ: «Не стреляйте, пока не увидите белки их глаз».

Как только английские войска приблизились к позициям противника, американский солдат Джон Симпсон первым выстрелил в англичан, чем спровоцировал ответный залп со стороны английских солдат. Обе стороны завязали жаркую перестрелку. В то время как англичане вели огонь малоэффективными неприцельными залпами, американские солдаты прицельной ружейной стрельбой буквально скашивали ряды англичан. Облачённые в яркие красные мундиры британские солдаты были идеальной мишенью для американских стрелков. Хау потерял много солдат и отступил, вынужденный перегруппировать свои силы.

Вторая атака британских войск велась вдоль всего фронта и также была неудачной. В ходе атаки с Банкер-Хилла на Бридс-Хилл было переброшено много людей в поддержку защитникам холма. В третьей, заключительной, атаке англичане задействовали резервы и прорвали оборону американцев. На Бридс-Хилле завязалась горячая рукопашная схватка. Храбро сражавшиеся, но плохо вооружённые американцы вскоре были вынуждены отступить под натиском английских войск. В ходе этого отступления погиб один из командующих американскими войсками Джозеф Уоррен. Отход американцев был обеспечен умелым руководством полковника Джона Старка, сумевшего предотвратить окружение отступающих американских сил.

Несмотря на то, что войска колонистов потерпели поражение, они потеряли значительно меньше людей, чем англичане, поэтому победа британских войск оказалась пирровой. В то время как американцы потеряли 450 человек, потери британской армии составили 1054 солдата. Кроме того, сражение подняло моральный дух американцев, что впоследствии непосредственно отразилось на ходе военных действий.

Ссылки и источники

• Бункер-Хилль // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
• [theamericanrevolution.org/battles/bat_bhil.asp Описание сражения (англ.)]
• [en.wikisource.org/wiki/1911_Encyclop%C3%A6dia_Britannica/Bunker_Hill Сражение при Банкер-Хилле в энциклопедии Британника (англ.)]

Отрывок, характеризующий Битва при Банкер-Хилле

Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.