Битва при Бергфриде
| Сражение при Бергфриде | |||
| Основной конфликт: Война четвёртой коалиции Наполеоновские войны | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Бой при Бергфриде — одно из сражений войны четвёртой коалиции между французскими и русскими войсками, произошедшее в 1807 году.
22 января (3 февраля) 1807 года при Бергфриде[pl] произошёл бой между русскими и французами, составивший частный эпизод действий армии Наполеона (около 75 тысяч солдат) против русской императорской армии графа Л. Л. Беннигсена (до 80 тысяч). Последняя, с целью отразить наступление Наполеона из-под Варшавы в восточную Пруссию, угрожавшее флангу и тылу Беннигсена, двигавшегося, в свою очередь, к нижней Висле, — заняла позицию у Янково[pl]. Левый её фланг обеспечивался отрядом графа Каменского (Архангелогородский, Углицкий и Тенгинский пехотные полки, 9 батальонов с артиллерией), который занимал переправу у Бергфриде на реке Алле (Лава), не вполне замерзшей и потому сохранявшей значение препятствия. Мост не был разрушен, а 1 батальон Углицкого полка был выдвинут на правый берег реки Алле[1].
Наполеон рассчитывал, закончив сосредоточение всей своей армии в окрестностях Алленштейна 23 января, атаковать в этот день главными силами (3 корпуса) русскую армию с фронта, между реками Алле и Пассаргой (Пасленка), а двумя корпусами (Сульта и Даву) захватить в тылу левого фланга Беннигсена переправы на Алле и, таким образом, отрезать ему пути отступления на восток. Однако, полная боевая готовность русской армии 22 января заставила императора начать атаку в этот день, чтобы боем удержать противника на месте[1][2].
Направив часть главных сил на фронт русских, Бонапарт приказал Сульту овладеть передовой позицией у Бергфриде и, осуществив этим угрозу лев. флангу обороняющегося, обеспечить развитие в этом направлении действия для корпуса Даву, головная дивизия которого могла подойти к Алле не ранее 23 января. Сульт атаковал авангард отряда Каменского конницей около трёх часов дня. Батальон Углицкого полка, угрожаемый охватом и потерей пути отступления, отошел на левый берег реки Алле, под прикрытием огня артиллерии. Подошедшая французская пехота, обстреливаемая картечью русских орудий, перешла по мосту на левый берег и атаковала батарею[3][1].
Генерал-майор Карл Фридрих Вильгельм фон Герсдорф, с Углицким полком и 1 батальоном Тенгинского ударил в штыки и отбросил головные части колонны французов. На переправе между тем образовалось столпотворение. Завязался упорный рукопашный бой. Наконец, французы были оттеснены на правый берег. Сульт повторил атаку, овладел снова переправой и утвердился на левом берегу. Генерал Н. М. Каменский, считая невозможным продолжать оспаривать переправу у значительно превосходных сил противника, решил ограничиться в ночь на 23 удержанием его на левом берегу Алле, тем более, что Беннигсен принял решение уклониться от боя 23 числа и отдал приказ об отступлении армии в ночь на 23 января на север (на Прейсиш-Эйлау)[1].
Потери отряда Каменского под Бергфриде: офицеров — 8 убитых и 9 раненых, нижних чинов — около 800 человек убитых и раненых[4][1].
Напишите отзыв о статье "Битва при Бергфриде"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 Бергфриде // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
- ↑ Михайловский-Данилевский. «Описание второй войны Императора Александра с Наполеоном в 1806—1807 гг.», 1846 год.
- ↑ Леер Г. А., «Обзор войн России от Петра Великого до наших дней». Спб., 1885—96 гг.
- ↑ «Записки графа Беннигсена о войне с Наполеоном 1807 года». 1900 год
</ol>
Литература
- Леттов-Форбек П. Э., «История войны 1806—1807 гг.», том IV, 1893 год.
Ссылки
- [dlib.rsl.ru/viewer/01004002290#?page=224 Схема сражения при Бергфриде].
| ||||||
Отрывок, характеризующий Битва при Бергфриде
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
