Битва при Бизани

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Битва при Бизани
Основной конфликт: Первая Балканская война

Сдача турецкого гарнизона
Дата

4-6 марта 1913 года

Итог

Победа Греции

Противники
Греция Греция Османская империя Османская империя
Командующие
наследник престола Константин Бюлькат, Мехмет Эсат
Силы сторон
41.000 солдат,
105 орудий
35.000 солдат,
неизвестное число иррегулярных войск,
162 орудия
Потери
284 солдат убито и ранено 2.800 солдат убито
8.600 солдат пленено
 
Первая Балканская война
Сарантапоро – Янница – Куманово – Кыркларели – Прилеп – Люлебургаз – Веви – Битола – Чаталджа – Эдирне – Элли – Лемнос – Бизани – Шкодер

Битва при Бизани — сражение между греческой и османской армиями, состоявшееся 4-6 марта 1913 года на подступах к столице провинции Эпир городу Янина. Крупнейшее сражение заключительного этапа Первой Балканской войны.





Предыстория

С началом Первой Балканской войны греческая армия была разделена на две армии: Фессалийскую (Македонская) и Эпирскую. Фессалийская (Македонская) армия располагала 7 дивизиями. Эпирская армия располагала только 8 батальонами и отрядами добровольцев из находившегося ещё номинально под османским контролем острова Крит, гарибальдийцев, греков и иностранцев. В общей сложности в Эпирской армии было 7800 человек и 24 орудия, то есть в действительности армия представляла собой 1 дивизию.

С другой стороны, группировка османов, базировавшаяся в укрепленном регионе Янина, располагала под командой Эссат-паши 30 тысячами солдат и 30 орудиями. При таком соотношении сил (4:1 в пользу турок) Эпирской армии была отведена роль обороняющегося фланга, в то время как основные силы греческой армии должны были наступать в Македонии. Совершенно не случайно командование этой армией было поручено старому штабному генералу Константиносу Сапундзакису, который был домашним репетитором наследного принца Константина. От Сапундзакиса ждали лишь одного: удержать линию фронта на реке Арахтос, которая тогда была границей между греческим королевством и Османской империей[1].

Флот

Кроме Эпирской «армии», в Ионическом море Греция располагала и флотом соответствующего размера и качества. Это было сборище всевозможных парусно-паровых вооружённых плавсредств почтенного возраста. Но были в составе флота 4 единицы, которые удивляют греческих историков, привыкших к отсутствию у греческого государства долгосрочного планирования. Это были 4 малые канонерские лодки, построенные в 1880 году с расчётом на операции в бывшем тогда под османским контролем Амбракийском заливе (водоизмещение 52 тонны, скорость 12 узлов, осадка 1,5 м). Настал их час.

В ночь с 4(17) октября на 5 (18) октября, канонерки «α» и «β», под командованием капитанов Н. Матикаса и К. Бубулиса, рискуя быть немедленно расстрелянными артиллерией крепости Превеза, прошли под носом у турок узким проливом (всего лишь в 1/2 мили) в Амбракийский залив. С этого момента залив оказался под греческим контролем канонерки начали оказывать существенную помощь армии[2].

4:1 и 1:4

5 (18)сентября 1912 года греческая армия, имея численное превосходство против турецких сил 4:1, начала поход в Македонию. Все внимание было приковано к македонскому фронту, когда из Эпира стали приходить странные новости. Старый штабист и «бюрократ» с юношеской опрометчивостью наступал против противника, имевшего четырёхкратное превосходство.

12 (25) октября была освобождена Филиппиада, 21 октября (3 ноября) был освобожден город Превеза. При этом, укрывшийся от греческих канонерок под защиту береговых батарей турецкий Анталья (миноносец) был затоплен экипажем. 24 октября (6 ноября) Сапундзакис одержал тактическую победу в Сражении при Пенте Пигадиа.

5 (18) ноября майор жандармерии химариот Спиромилиос, Спирос во главе отряда добровольцев, сформированного на острове Керкира, высадился и освободил город Химара, Северный Эпир (ныне южная Албания)[3].

Совершенно неожиданно для всех к концу октября батальоны Сапундзакиса вошли в ном Янина. Перед ними стоял Бизани[4].

Бизани

Сам естественный рельеф местности южнее Янина давал османам исключительные возможности для обороны. Эти возможности были приумножены фортификациями, построенными под руководством германского генерала Rüdiger von der Goltz. Фортификации были оборудованы бетонными укрытиями для артиллерии, бункерами, окопами, колючей проволокой, прожекторами и пулеметными точками. Сеть обороны Янина включала в себя 2 основные крепости (Бизани и Кастрица на южных подходах к городу) и 5 фортификаций поменьше, прикрывающих город кольцом с запада и северо-запада. Фортификации были хорошо оборудованы артиллерией (102 орудия, в основном 87-мм калибра)[5].

Политическая обстановка

После освобождения города Фессалоники, греческий премьер-министр Венизелос переключил своё основное внимание на Эпир. Причиной стал новый элемент на геополитической карте. Под протекцией Австро-венгерской империи и Италии стало формироваться албанское государство, причем в видении австрийских и итальянских дипломатов границы новоиспеченного государства должны были простираться от города Шкодер на севере до города Превеза на юге. Это означало включение в албанское государство и Северного и Южного Эпира, что противоречило греческим национальными интересам, истории и демографии региона. И Венизелос и Константин видели приближение войны с Болгарией, но по настоянию Венизелоса, Константин выделил 2-ю дивизию, под командованием генерала Каллариса, которая была отправлена морем в Превезу.

Первый приступ

Имея теперь в своем распоряжении 2 дивизии и добровольцев, общей численностью в 25 тыс. человек, Сапундзакис решил атаковать. Но и турецкие силы были усилены 12 тыс. солдат Павит Паши, отступившим после боя с сербами у Монастира (Битола) и подошедшим к Янина. Турецкие силы достигли 35-40 тыс. солдат. Греческое наступление началось 29 ноября (12 декабря) и было неудачным с первого дня. Наступательный манёвр отряда критских и других добровольцев, при поддержке 1 батальона пехоты и 1 батареи, с целью выйти в тыл обороняющихся, не удался. В этом сражении при местечке Дрискос погибли греческие гарибальдийцы: поэт Лорендзос Мавилис и офицер, политик и писатель Александрос Ромас. Одновременно все атаки 2-й дивизии, непосредственно на сам Бизани, с 7 по 8 (20-21) декабря были отбиты с тяжелыми потерями[6].

Второй приступ

20 ноября, 6-я греческая дивизия из Западной Македонии вышла в Северный Эпир и освободила город Корча, перерезав тем самым один из последних путей снабжения и угрожая левом флангу турецкой группировки в Янина[7][8]. Венизелос, находившийся в Лондоне, с беспокойством наблюдал за военными и политическими событиями. Венизелос настоял и Константин был вынужден отозвать и перебросить морем в Эпир 4-ю дивизию генерала Мосхопулос, Константинос из города Флорина и большую часть 6-й дивизии из Корча. Одновременно Константин был назначен командующим армиями Македонии и Эпира. Венизелос настаивал на том, чтобы Константин лично возглавил наступление в Эпире. Константин сопротивлялся и переброске сил перед лицом надвигающейся конфронтации с Болгарией и своему новому назначению, но приняв командование Эпирской армией взял с собою и 1-ю дивизию, оголив ещё более Македонию.

После переброски 3-х дивизий, численность армии Эпира достигла 40 тыс. человек и 80 орудий (из них 12 тяжелых, калибрами 105 и 155 мм) и 6 бипланов[9]. Но и к противнику прибывали отступающие из Македонии османские солдаты. В этот период продолжались артиллерийские дуэли, атаки нерегулярных албанских отрядов на греческие линии и бомбардировка целей в городе греческими бипланами. Наступившая тяжелая зима и проблемы со снабжением давили морально на армию, которая жаждала ещё одной, последней, атакой положить конец своим лишениям. Эти обстоятельства и оскорбленное самолюбие генерала Сапундзакиса привели к тому, что не дожидаясь приезда нового командующего, Константина, Сапундзакис предпринял 7 (20) января новую атаку. Понеся тяжелые потери армия добилась лишь несущественных тактических успехов. Константин прибыл в Эпир 10 (23) января, но не стал прекращать сражения. 12 (25) января греческая армия прекратила наступление. Бизани в очередной раз остался неприступным[10].

Местное население

Перед наступлением, отряды местного греческого населения, мужчины и женщины, прикрывали левый фланг греческой армии от возможного нападения османо-албанских сил из региона Парамитья, Теспротия. Местные женщины, по козьим тропам, переносили на своей спине оружие, боеприпасы и продовольствие. В некоторых случаях, женщины приняли участие в боях и отличились. Так, например, Мария Настули получила звание капитана, за проявленную доблесть[11].

Политические события

10 января, в день, когда Константин прибыл в Эпир, в Константинополе состоялся переворот. К власти пришли маладотурки Энвер и Талаат. Лондонские мирные переговоры были прекращены. Необходимость в скорейшем окончании военных действий в Эпире и переброске войск назад, в Македонию, становилась всё более острой.

Сражение

После новой неудачи Сапундзакис был отстранён. Константин проинспектировал войска, которые получили дополнительные подкрепления и артиллерию. Согласно новому плану Константина, армия должна была атаковать Бизани с юго-востока, но в действительности основное направление наступления будет предпринято в обход с юго-восточного фланга[12]. Греческая артиллерия начала обстрел 20 февраля (4 марта) и обстреливала Бизани в течение всего дня. Греческие орудия выпустили примерно по 150 снарядов на ствол, в то время как ответный огонь турок был значительно реже, по причине недостатка боеприпасов[13]. Атака началась на следующий день. 4-я, 6-я и 8-я греческие дивизии атаковали восточный и западный секторы периметра обороны. Одновременно бригада Мецово произвела диверсионный рейд с севера. Первое греческое соединение, при артиллерийской поддержке, пробило брешь в линии обороны к утру, в районе Цука. В последующие часы османская оборона была сломлена ещё в 5 местах. В результате обороняющиеся османские соединения из Цука и Манолиаса отступили в Янина, чтобы избежать окружения. Поскольку греческие войска проникли внутрь оборонительного периметра, Эссат-паша был вынужден отозвать свой резерв для обороны. В 18:00 1-й греческий полк вместе с 9-м батальоном под командованием майора Иоанниса Велиссариу заняли село Агиос Иоаннис, у южных пригородов Янина[14].

В результате греческого наступления крепости Бизани и Кастрица в 16:00 оказались отрезанными от остальных османских сил и штаба в Янина. С наступлением ночи крепости прекратили огонь и гарнизоны попытались пробиться через, ещё редкое, греческое кольцо окружения города. При этой попытке 35 офицеров и 935 османских солдат были взяты в плен греческими соединениями, находившимися у южных пригородов города[15]. На следующее утро греческие войска взяли ещё несколько турецких позиций, хотя в самих Бизани и Кастрица сопротивление продолжалось до сдачи города. Эссат-паша, осознавая, что сражение проиграно, попытался переправить как можно больше войск и раненных на север. Однако поскольку греческое наступление продолжалось, Эссат-паша запросил помощь иностранных консульств в переговорах о сдаче. В 23:00 21 февраля (6 марта) Эссат-паша согласился на безоговорочную капитуляцию Янина и его гарнизона. Османская армия Эпира (1 тыс. офицеров, 32 тыс. солдат и 120 орудий) сложила оружие. Братья Эссат и Вахит Паша (прекрасно говорившие по-гречески потомки принявшего ислам греческого рода Гликас) были среди пленных. Лишь Павит-Паша с несколькими тысячами ушёл в Албанию. На следующий день армия Константина прошла парадом по улицам города, где ликующее население встречало их с греческими флагами. С другой стороны, и турки в Константинополе через некоторое время приветствовали Эссат-пашу как национального героя.

Воздушная война

В этих боях греческая армия использовала небольшую эскадрилью из 6 бипланов «Maurice Farman MF.7». Бипланы базировались на лётном поле в Никополисе, произведя несколько разведывательных вылетов и бомбардировок со значительными результатами. Среди пилотов были Димитриос Камперос, Михаил Мутусис, Христос Адамидис. Турки вели по самолётам ружейный огонь, единственным результатом которого стало сбитие самолёта русского пилота греческого происхождения Николая Сакова (вероятно — первое в истории). Лётчику, однако, удалось посадить повреждённый аэроплан в Превезе, где он был отремонтирован и позднее возвращён на базу.[16][17]

В день вступления греческой армии в Янина, Адамидис, который был к тому же и уроженцем города, посадил свой самолёт на площади перед мэрией, под восторженные возгласы своих сограждан[18].

Эпилог

После взятия Янина, греческие войска продвинулись в Северный Эпир. 16 марта были освобождены города Гирокастра и Дельвина, а на следующий день Тепелена[19]. К концу войны греческая армия контролировала в Эпире территорию от Керавнийских гор, севернее Химары, до озера Преспа на востоке[20]. Южный Эпир воссоединился с Грецией. Что касается Северного Эпира, он был потерян для Греции через 12 лет, но не на поле боя, а на дипломатическом поприще и стал территорией Албании. Успех греческой армии в Эпире в 1913 г. позволил греческой армии перебросить своевременно в Македонию войска, для надвигающейся конфронтации с Болгарией. По мнению британского историка Ричарда Холла, сражение при Бизани и взятие Янина являются наивысшим военным достижением греческой армии в Первой Балканской войне[21]. Незначительное численное превосходство не явилось решающим фактором в успехе этой операции. Хорошо спланированное наступление, координация действий при исполнении плана не оставили возможности туркам вовремя отреагировать[22]. Сдача Янина закрепила за Грецией контроль Южного Эпира и Ионического побережья и исключила претензии формирующегося албанского государства на форпост на юге, сравнимого только со Шкодером на севере[23].

Напишите отзыв о статье "Битва при Бизани"

Примечания

  1. Σόλων Γρηγοριάδης, Οί Βαλκανικοί Πόλεμοι, Φυτράκης, σελ.85-86
  2. Σόλων Γρηγοριάδης, Οί Βαλκανικοί Πόλεμοι, Φυτράκης, σελ.86-87
  3. Sakellariou (1997), [books.google.com/books?hl=el&id=UV1oAAAAMAAJ&dq=epirus+4000&q=5+November&pgis=1#search_anchor p. 367]
  4. Erickson (2003), pp. 228—234
  5. Erickson (2003), p. 227
  6. Erickson (2003), pp. 293—298
  7. Király, Djordjevíc (1987), [books.google.gr/books?lr=&cd=2&as_brr=0&id=q2HfAAAAMAAJ&dq=%2220+november%22%2Bkorytsa&q=%22and+Korytsa+%28Corce%29+on+20%22#search_anchor p. 103]
  8. Hall (2000), p. 83
  9. Erickson (2003), pp. 299—300
  10. Erickson (2003), pp. 300—301
  11. Mpalaska Eleni, Oikonomou Andrian, Stylios Chrysostomos. [www.womanway.eu/studies/files/social_teiep_en.pdf Women of Epirus and their social status from ancient to modern times] (PDF). Community Initiative Programme. Interreg IIIA Greece-Italy 2000-2006 22–23. Проверено 16 мая 2010. [www.webcitation.org/6994xNPN6 Архивировано из первоисточника 14 июля 2012].
  12. Erickson (2003), p. 301
  13. Erickson (2003), pp. 301—302
  14. Hellenic Army General Staff, Army History Directorate (1998), [books.google.com/books?cd=1&hl=el&id=n4-RAAAAIAAJ&dq=battle+of+bizani&q=velissariou%2Bbizani#search_anchor p. 196]
  15. Hellenic Army General Staff, Army History Directorate (1998), [books.google.com/books?cd=1&hl=el&id=n4-RAAAAIAAJ&dq=battle+of+bizani&q=935%2Bofficers#search_anchor p. 196]
  16. [www.flightglobal.com/pdfarchive/view/1913/1913%20-%200089.html Aviation in War] (PDF). flightglobal.com. Проверено 3 мая 2010. [www.webcitation.org/6994yPvo0 Архивировано из первоисточника 14 июля 2012].
  17. Baker (1994), p. 61
  18. Nedialkov Dimitar. [books.google.gr/books?ei=ZSl6TNvYPITHswbdsc2yDQ&ct=result&id=U4LfAAAAMAAJ&dq=adamidis%2B1913&q=%22Greek+aviation+saw+action+in+Epirus+until+the+capture+of+Jannina+on+21+February+1913.+On+that+day%2C+Lt+Adamidis+landed+his+Maurice+Farman+on+the+Town+Hall+square%2C+to+the+adulation+of+an+enthusiastic+crowd.+%22#search_anchor The genesis of air power]. — Pensoft, 2004. — ISBN 9789546422118.
  19. Koliopoulos, Veremis (2009), p. 73
  20. Schurman, Jacob Gould The Balkan Wars: 1912-1913. Project Gutenberg (1916). Проверено 25 июня 2010.
  21. Hall (2000), p. 85
  22. Erickson (2003), p. 304
  23. Hall (2000), p. 95


Отрывок, характеризующий Битва при Бизани



Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.