Битва при Брейтенфельде (1631)

Битва при Брейтенфельде
Основной конфликт: Тридцатилетняя война
Победа Густава II в Битве при Брейтенфельде (1631).
Дата	17 сентября 1631
Место	Брейтенфельд, Саксония
Итог	Полная победа шведов
Противники
Швеция Саксония Священная Римская империя Католическая лига Венгрия Хорватия
Командующие
Густав II Адольф, Густав Горн, Ханс Георг фон Арним-Бойтценбург, Роберт Мунро, Иоганн-Георг I, Юхан Банер Тилли, Готфрид-Генрих Паппенгейм, Фридрих Фюрштенбургский, Эгон VII
Силы сторон
шведы: 23 500 саксонцы: 18 000 31 300
Потери
шведы: 3500 убитых и раненых саксонцы: 2000 убитых 7600 убито 6000 захвачено в плен 12 400 бежали ещё 3000 пленены в ходе преследования

Битва при Брейтенфельде — один из эпизодов Тридцатилетней войны, в ходе которого шведы нанесли тяжёлое поражение Католической лиге под командованием Тилли. Первая крупная победа протестантов в столкновениях с католиками.

В этой битве шведы впервые применили элементы линейной тактики, что позволило им более эффективно использовать огнестрельное оружие. Это и явилось причиной победы. Именно после Тридцатилетней войны началось распространение этой тактики. Армии стали располагаться в две линии, причем кавалерия образовывала фланги, а пехота — центр. Артиллерия помещалась перед фронтом или в интервалах между другими войсками. Значительный вклад в победу при Брейтенфельде внесла шведская артиллерия, которая не только прикрывала огнём боевые порядки, но и активно маневрировала на поле боя вместе с пехотой и кавалерией.

Предпосылки

Швеция долгое время не принимала участия в Тридцатилетней войне, так как была занята противостоянием с Польшей за Балтийское побережье. В 1630 году Швеция закончила войну и, заручившись поддержкой России (обеспечивала льготные поставки зерна), вторгается в северную Германию. Так начинается шведский период Тридцатилетней войны (1630—1635). Вскоре к ним присоединяется и Саксония, которая вынуждена была отойти от политики нейтралитета после осады Магдебурга, столицы Саксонии. Курфюрст Иоганн Георг заключает союз со шведским королём Густавом Адольфом против генералиссимуса Тилли.

Шведские войска комплектовалась как за счёт подворной воинской повинности свободного шведского крестьянства, так и за счёт вербовки наёмников. Благодаря этому армия Швеции оказалась более дисциплинированной, чем наёмные армии других западноевропейских стран. Пехота в шведской армии состояла наполовину из пикинёров, наполовину из мушкетёров, и имела более свободное построение. Значительно увеличилась доля конницы в общей численности войск (до 40 %). Усовершенствованию подверглась и артиллерия шведской армии, орудия стали легче и короче. Это повысило маневренность шведских батарей и позволило их широко применять в полевых сражениях.

Ход сражения

С усовершенствованной армией Густав Адольф двинулся вглубь Германии. 17 сентября 1631 года состоялось сражение при деревне Брейтенфельд, недалеко от Лейпцига. Поле при Брейтенфельде представляло собой слегка всхолмленную равнину протяжённостью в три километра, которая ограничивалась лесом с юга и ручьём Лобербах с северо-востока.

Шведско-саксонская армия насчитывала 34 000 человек, из них около 19 000 шведов (11 000 пехоты, 7 000 конницы, более 600 артиллеристов, а также 75 орудий) и около 15 000 саксонцев (11 000 пехоты, 4 000 конницы, около 40 орудий). У шведов имелась тяжёлая артиллерия (батарейные орудия), облегчённые полковые орудия и кожаные пушки, у саксонцев — 16 батарейных и 26 картечных орудий. Правое крыло шведско-саксонской армии возглавлял Юхан Банер, центр — Тейфель, левое крыло — Густав Горн. Каждая из трех частей армии была построена в две линии, артиллерию установили в центре первой линии, позади имелись пехотные и кавалерийские резервы. Король находился на правом фланге, вдохновляя своим присутствием солдат.

Имперская армия, состоявшая из войск германских государств, входивших в Католическую лигу, насчитывала 32 000 человек, в том числе 21 000 пехоты и 11 000 конницы, а также 28 тяжёлых полевых орудий. В построении применялась старая тактика квадратных колонн, называемых испанскими бригадами. В центре стояла пехота, по флангам — кавалерия. Орудия были установлены так, что могли обстреливать всю долину. Левым крылом имперцев командовал Паппенгейм, общее командование осуществлял Тилли.

Битва началась утром с артиллерийской канонады, длившейся в течение двух часов. К полудню Густав Адольф приказал правому крылу своей армии наступать к Брейтенфельду, а левому — обеспечивать тактическую связь с выдвинувшимися вперёд саксонцами. Те несли большие потери от имперской артиллерии, а после того, как имперцы контратаковали их пехотой с фронта и конницей с левого фланга, они вовсе бежали с поля боя, бросив всю артиллерию. Тилли стал теснить левое крыло шведов, а конница Паппенгейма атаковала их правый фланг, но все его 7 атак были отбиты стройными залпами шведских мушкетёров и контратаками кавалерии. После четырёхчасового безуспешного боя Паппенгейм вынужден был отойти назад.

К 14 часам 30 минутам дня войска Тилли охватили противника с обоих флангов, но сами разорвались на три части. Сражение вступило в самую драматическую фазу развития: три пехотные бригады имперцев атаковали центр шведской армии. В ответ Густав Адольф выдвинул артиллерийский резерв, а сам с частью конницы бросился в тыл неприятеля. Шведская артиллерия стреляла при этом с дистанции 300 метров, нанося противнику большие потери. Лёгкая артиллерия шведов и мушкетёры с близкого расстояния расстреливали имперскую пехоту. Вся тяжёлая артиллерия имперской армии была захвачена шведами.

Тилли с небольшой частью пехоты отошёл к северу, причём сам он чуть не погиб. Шведы организовали преследование разгромленных частей противника, однако действовали не слишком решительно. В итоге, имперские войска потеряли 8000 убитыми и 6000 пленными. Последние пополнили шведскую армию, в результате чего она стала сильнее, чем была до битвы. Армия Густава Адольфа потеряла около 3000 человек, из них шведов погибло только 700 (остальные — иностранные наёмники).

• Slaget vid Breitenfeld SP232.jpg

  Битва при Брейтенфельде

Итоги

В результате победы при Брейтенфельде шведы заняли Саксонию. Вся северная Германия оказалась в руках Густава Адольфа, и он перенёс свои действия на юг Германии. Весной 1632 года произошло сражение в Баварии на реке Лех, в котором Тилли вновь потерпел поражение. Войска его были разгромлены, а сам он смертельно ранен и умер в Ингольштадте в апреле того же года. В мае 1632 года Густав Адольф занял Аугсбург и столицу Баварии Мюнхен, создав угрозу австрийским землям Габсбургов. Союзники Густава Адольфа, саксонцы, вторглись в Чехию и заняли Прагу. Правда, к этому времени обнаружилось, что шведские войска так же грабили и разоряли местное население, как и наёмные армии, а потому крестьяне, которые сначала поддерживали шведов, видя в них освободителей от габсбургского господства, стали поднимать восстания в тылу шведской армии. Это заставило Густава Адольфа летом 1632 года временно прекратить военные действия на юге Германии.

Литература

• Брейтенфельд // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Битва при Брейтенфельде (1631)

– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.