Битва при Бресте

К:Википедия:Страницы на КУЛ (тип: не указан)

Битва при Бресте
Основной конфликт: Столетняя война
Дата	18 августа 1342 года
Место	Брест, Бретань, Франция
Итог	победа англичан
Противники
Королевство Англия Дом Блуа Генуэзская республика
Командующие
Уильям де Богун, 1-й граф Нортгемптон Карло(?) Гримальди
Силы сторон
260 небольших прибрежных судов 14 больших галер
Потери
неизвестно, лёгкие одиннадцать кораблей потоплено

Битва при Бресте, иногда именуемая сражение на реке Пенфельд (англ. Battle of Brest), произошла в 1342 году между английской эскадрой, состоящей из переоборудованных торговых судов и наемного галерного флота из Генуи, которая выступала на стороне франко-бретонской группировка Карла де Блуа, во время войны за бретонское наследство — составной части Столетней войны.

Ситуация в Бретани

Карл де Блуа, со своей армией состоящей из французов, верных бретонцев и наемных союзников провел пугающую по своим масштабам кампанию в Бретани в июле 1342 года. Действие начавшись в его цитадели в восточной Бретани быстро распространилось в районы, номинально контролируемые соперником Блуа, Жаном де Монфор, находящимся в заключении. Карл добивался титула герцога Бретани через родословную своей жены; Монфор же был против претендента на герцогский трон Бретани; Монфор был поддержан меньшинством бретонской знати, но также более существенно правителем Англии, королём Эдуардом III. После смерти старого герцога Жана III и незадолго до пленения Карлом Жана де Монфора в Нанте, Эдуард пообещал в следующем году привести подкрепления и припасы для Монфортистов, однако эти обещания не оправдались. Это неравенство сил привело к краху доверия к партии Монфор в Бретани и многие города Монфортистов сдались без боя. К концу июля главные города Оре, Ванн, Гемне-сюр-Скорф и Энбон пали, остался только один оплот дома Монфор — крепость-порт Брест. Гарнизон крепости был номинально под руководством Жанны Фландрской, супруги, находящегося в заключении Жана де Монфор, но в действительности командовал печально известный английский генерал Уолтер Мэнни с его 230 профессиональными английскими солдатами.

Существовало множество причин задержек поступления обещанной английской армии, в том числе отказ округов в Англии в сборе лучников и пехоты, задержки платежей из-за солдат из английской Гаскони и особенно недостаток судоходства, часто была проблема в транспортировке солдат из Англии на континент во время войны. Небольшой отряд, предназначенный для транспортировки в Бордо под командованием Хью Деспенсера прибыл в начале июля 1342 года, увидев удручающее состояние Монфортистов, он решил остаться со своим отрядом, но их количества было слишком мало для того чтобы переломить ход продвижения Карла. Брест был в осаде с середины июля, и был заблокирован как с суши, так и с моря. Флот из 14 генуэзских галер прибыл в северную Францию из Италии вместе со своим командиром Гримальди, четыре года до этого он участвовал в кампании против англичан в 1338 году ведя борьбу в каналах Портсмута и Саутгемптона, а также ему довелось поучаствовать в морской битве при Слёйсе, принесшей сокрушительное поражение Франции, как таковые, он и его команда были одними из немногих беглецов, той авантюры французского флота.

Битва

Корабли для транспортировки английской армии, наконец были готовы отправится в путь в начале августа и граф Нортгемптон покинул порт с 1350 воинами на 260 небольших прибрежных судах, некоторые из этих кораблей были призваны из таких далеких городов как Ярмут, так как это был их долг. Французские корабли были отправлены на перехват и прибыли через несколько дней к Портсмуту, увидав город они высадились и подожгли недавно отстроенный Портсмут, и насладившись этим, продолжили терроризировать побережье Хэмпшира. Всего через три для после отплытия из Портсмута, Нортгемптон и его войско прибыло к Бресту и граф увидел состояние дел собственными глазами. Нортгемптон был проницательным командиром, и признал, что высадить свою армию будет невозможно из-за генуэзских галер. Он также знал, что большие и быстрые галеры могли в мгновение ока превратить его огромный, но медленный транспортный флот в щепки, поэтому решил действовать немедленно.

Видя врагов на берегу, английский флот закрыл устье реки Панфельд, где стояли на якоре в вертикальной линии генуэзские галеры. Генуэзский флот даже не пытался перемещаться, на многих кораблях недоставало экипажа, так как они сошли на берег оставив командира, кажется, ему не удалось связаться с другими кораблями, чтобы они могли устроить рейд в открытом море, дабы отбить высадку англичан и предотвратить усиление Бреста. Вместо этого увидев англичан, генуэзцы запаниковали, три из четырнадцати галер бежали, многие из моряков боролись за место на больших генуэских кораблях и достигнув через реку безопасное устье реки Элорн, они смогли уйти в открытое море. Остальным одиннадцати галерам повезло меньше, они были окружены и высадились на берег дабы устроить битву со своими противниками, но многие сбежали, и битва была выиграна английским войском. Таким образом англичане одним махом свели на нет французское морское превосходство в бретонских водах.

Последствия

Хотя битва и подкреления дали столь необходимый импульс для борьбы дома Монфор, первичный эффект этой битвы был в падении морального духа сил дома Блуа и их союзников. Полагая, что корабли англичан перевозили колоссальные по численности английские войска и отборных бойцов, Карл снял осаду и с оставшимися генуэзцами направился к северной Бретани, в то время как значительную часть своей армии из кастильской и генуэзской наемной пехоты отвел к Бурнеф, корабли в свою очередь отправил обратно в Испанию. Дела Карла де Блуа ещё усугубляются тем, что через несколько дней спустя высадился Роберт III д’Артуа с 800 воинами, а также тем что король Филипп VI дал приказ о выводе значительного части французских войск из Бретани и перевел их в Кале, где ожидалось английское вторжение (так сообщили французские лазутчики в южной Англии, но на самом деле армия предназначалась для защиты Бреста, но слишком задержалась из-за отсутствия судов). Месяц спустя, Нортгемптон смог победить Блуа в сражении при Морле с помощью своей превосходной огневой мощи и сдвига морального духа между враждующими сторонами. Дом Монфор был восстановлен и был в состоянии начать новую двадцатилетнею кампанию, чтобы восстановить герцогский трон.

Ссылки

• Роджер, Н. А.M., The Safeguard of the Sea, 1997, ISBN 0-00-255128-4
• Сампшон, Джонатан, The Hundred Years War, Vol 1, Trial by Battle, 1990, ISBN 0-571-13895-0

Отрывок, характеризующий Битва при Бресте

– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!