Битва при Брункеберге
| Битва при Брункеберге | |||
 | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Разгром датской армии | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Би́тва при Бру́нкеберге — важнейший эпизод затяжного конфликта, в котором шведы пытались закрепить полученную независимость от датчан и разорвать Кальмарскую унию, заключённую в 1397 году. Основными силами шведов были крестьяне и ополченцы, а датчан — рыцари и германские наемники.
Содержание
Предыстория
В 1397 году королевства Дания, Норвегия и Швеция создали Кальмарскую унию, во главе которого встала королева Дании Маргарет. После её смерти шведы откололись от унии, выбрав собственного короля — Карла Кнутссона Бунде. Но после того, как он скончался в мае 1470 года, права на шведский престол предъявил датский король Христиан I, управлявший этим скандинавским союзом. Однако шведы не согласились на правление Христиана, и лордом-протектором (регентом) Швеции был избран племянник Карла Кнутссона, Стен Густавссон Стуре.
Перед сражением
В конце июля 1471 года датская эскадра из 76 кораблей с армией направилась из гавани Копенгагена к Стокгольму. На пути к Стокгольму лежал архипелаг, и кораблям пришлось преодолевать мелководье. Датский флот бросил якорь между островами Кепплингегольм (в наши дни полуостров Блазихольмен) и Варгё.
Датчане начали высадку войск на первом из них 18 августа и приступили к строительству укрепленного лагеря на юге Брункеберга. Они насыпали земляные валы, сделали бойницы для пушек. Датчане заняли оборонительную позицию, ожидая того, что Стен Стуре нападет первым.
Расстановка сил
За месяц до сражения шведы заключили перемирие с датчанами, необходимое для подготовки армий.
Датчане
В самом начале датский король приказал разделить армию на три части, чтобы прикрывать важные стратегические пункты на поле боя:
- Первая и основная часть армии осталась в укрепленном лагере;
- Вторая часть, состоящая преимущественно из конницы, должна была прикрывать армию в случае отступления к кораблям эскадры;
- Третья часть расположилась вокруг монастыря Св. Клары, чтобы не допустить воссоединения армии Стуре с стокгольмским гарнизоном.
Датчане недооценили шведов. По их словам, шведы были «толпой крестьян, годной скорее для маскарада, чем для войны».
Шведы
Тем временем, Стен и его кузен, Нильс Стуре, рекрутировали в армию крестьян и ополченцев и заручились поддержкой местного рыцарства. На сторону шведов встали жители Даларны и Бергслагена, так же настроенные против датчан. Вся армия воссоединилась 9 октября у Ярвы, к северу от Стокгольма.
В ночь с 9 по 10 октября войско шведов заняло позиции к северо-западу от обители Св. Клары. План шведов был таков: армия Стена атакует датские фланги, а армия Нильса — датский тыл. Стен рассчитывал победить во-первых благодаря внезапности, во-вторых — благодаря численному перевесу.
Сражение
Битва началась в 11:00 и продолжалась 4 часа.
Сражение началось с того, что шведские лучники обстреляли лагерь датчан, на что датчане ответили орудийными залпами. Армия Стена Стуре развернула атаку против датчан, дислоцированных у обители Св. Клары. Атака провалилась, и шведы растеряли боевой дух. Стен перегруппировал воинов.
Тем временем, опасаясь второй атаки на полки датчан у монастыря Святой Клары, армия Христиана контратаковала. Битва продолжалась очень долго. Сражение поглотило внимание датчан. Воспользовавшись этим, далекарлийцы Нильса Стуре подошли к датскому тылу, а гарнизон защитников Стокгольма сел на лодки и начал приближаться с противоположной стороны. Далекарлийцы быстро расправились с датскими заслонами, а стокгольмское войско, ведомое Поссе и Тролле, высадилось на берегу, перегруппировалось и атаковало позиции датчан у монастыря Святой Клары.
Датчане были застигнуты врасплох. Однако шведы также несли потери: отряд Кнута Поссе атаковал датчан в лоб, за что и поплатился. Умирающего Поссе отвезли обратно в Стокгольм. Однако датчане были окружены, а их король был тяжело ранен. Командующим стал граф Странге Нильсен, но вскоре он погиб.
Датчан охватила паника, и они начали отступать. Люди бежали из Кепплингегольма на материк по шаткому мосту, но он рухнул, не выдержав тяжести. Уцелевшие отплыли на кораблях в Копенгаген.
Напишите отзыв о статье "Битва при Брункеберге"
Литература
- Келли Девриз, Мартин Догерти, Йен Дикки, Филлис Джестайс, Кристер Йоргенсен. «Великие сражения Средних веков. 1000-1500». — Москва: Эксмо, 2007. — С. 223. — ISBN 978-5-699-20378-9, ББК 68/63.3(0)4.
- DeVries, Kelly. «Battles of the Medieval World». — New York: Barnes & Noble. — ISBN 0-7607-7779-9.
- [books.google.com/books?id=6B4CAAAAYAAJ&pg=PA371&dq=Battle+of+Brunkeberg&as_brr=3&hl=ru&output=html «The history of Sweden»]
Отрывок, характеризующий Битва при Брункеберге
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.
Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
