Битва при Витории
| Битва при Витории | |||
| Основной конфликт: Наполеоновские войны | |||
 Памятник сражению в Витории. | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Победа Великобритании и её испано-португальских союзников | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Сражение при Витории (исп. batalla de Vitoria) — крупное сражение Пиренейской войны, произошедшее 21 июня 1813 года около города Витория в Испании между британо-испано-португальской армией под командованием генерала Веллингтона и франко-испанской армией под командованием Жозефа Бонапарта и маршала Жана-Батиста Журдана. Сражение положило конец господству французов в Испании, длившемуся с 1808 года, его результатом было вытеснение французов за Пиренеи (то есть на исконно французскую территорию).
Содержание
Предыстория
Война Испании с Наполеоновской Францией шла с 1808 года. Испанская королевская семья, включая Карла IV и Фердинанда VII, находилась в изгании. На испанском престоле сидел Жозеф Бонапарт, ставленник своего младшего брата Наполеона. Жозеф пользовался очень ограниченной поддержкой испанского населения — это были так называемые «офранцуженные». Из них, в частности, состояли немногочисленные верные ему испанские войска, участвовавшие в сражении на стороне Франции. Испанская армия к 1813 году не существовала как организованное целое, однако многочисленные испанские отряды вели против французов партизанскую войну — герилью.
Великобритания, давний противник Франции, была заинтересована в этой войне. Она послала в Португалию свои войска. Выбить их оттуда французам так и не удалось. Периодически эти войска, поддерживаемые испанскими и португальскими формированиями, переходили испанскую границу и наносили удар в глубь занятой французами территории, а затем отступали обратно. Очередное и самое успешное из таких наступлений началось под командованием Веллингтона в конце мая 1813 года. Французские войска были разбросаны на огромной территории для охраны коммуникаций и борьбы с партизанами — герильясами, а кроме того служили для пополнения войск, сражавшихся в центральной Европе, поэтому быстро организовать оборону не удалось.
26 мая французы эвакуировали Мадрид. Началось отступление на север, отягощённое огромными обозами. Англичане преследовали. Наконец, 19 июня 1813 года под городом Витория на севере Испании, в землях басков соединились три французские армии: армия Юга, командующий — Дивизионный генерал Газан, армия Центра во главе с дивизионным генералом Друэ д’Эрлоном и Армия Португалии генерала Рея (Рейля). Рассчитывали также на подход Армии Севера генерала Клозеля, но она не успела к месту сражения из-за путаницы в приказах. Не подошли и части генерала Фуа.
В результате к началу сражения французы имели, по разным данным, 69 700[1] или 60 000 человек[2], против 81 400 или, по другим данным, 82 000 англичан. Во главе Французской армии стояли король Жозеф и его начальник штаба маршал Журдан.
.
Поле боя
Окрестности города Витория были выбраны французами для боя из-за их выгодного стратегического положения. Из Витории шли пять дорог, главная из которых вела на Байонну и далее к французской границе. С юга из Логроньо должен был подойти Клозель, с севера, из Бильбао — Фуа. Непосредственно для боя была выбрана холмистая местность на реке Садорра, ограниченная с юга высотами Ла-Пуэбла.
Диспозиция
В авангарде французской армии стояли части армии Юга (генерала Газана). Войска Друэ занимали вторую линию, войска Рея — третью. Город Витория был забит огромным обозом. Мосты через реку не были уничтожены. Подход к высотам Ла-Пуэбла охранялся только пикетами.
Веллингтон разделил свою наступающую армию на ударные колонны. Справа наступали 20 000 человек генерала Роланда Хилла, слева — 20 000 человек генерала Томаса Грэма, остальная армия (коллоны самого Веллингтона и генерала Джорджа Рамзая) между ними. Задачей Грэма было перерезать дорогу на Бильбао, а затем — дорогу на Байонну. Хиллу вменялось в обязанность овладеть высотами Пуэбла и выйти французам в тыл.
Ход сражения
Сражение началось утром 21 числа. Части Хилла оседлали высоты Пуэбла. Завязался ожесточённый бой между частями Хилла и Газана, в который втягивались всё новые силы с обеих сторон. На другом фланге войска Грэма втянулись в бой за несколько деревень и мосты через Садорру с частями генерала Рэя. На этом участке испанцы стреляли в испанцев. В итоге победа досталась пробританским испанцам, профранцузские испанцы — хосефинос (Хосе — испанский вариант имени короля Жозефа) были отброшены. Тем не менее, к пяти часам вечера Грэму так и не удалось переправиться через мосты. В это время центральные колонны Веллингтона с бо́льшим успехом форсировали Садорру и массированным натиском после упорного боя овладели ключевой для французской позиции деревней Ариньез. Большую роль в этом успехе сыграл английский генерал Пиктон, командир 3-й дивизии из колонны Рамзая. С французской стороны в бою в это время активно участвовали уже и части генерала Друэ. Французские войска, сохраняя относительный порядок, отступили и заняли новую оборонительную позицию, где была расположена мощная артиллерийская батарея.
Вскоре англичане начали новое наступление, и на этот раз части французов не выдержали. Из ставки Газану и Друэ пришёл приказ отступать в обход забитой обозами Витории по неудобной дороге на Сальватьерра. В ходе этого отступления по пересечённой местности артиллерия была брошена, обоз потерян, многие части рассеялись, а король Жозеф и Журдан едва спаслись от прорвавшихся в тыл английских кавалеристов. Только армия Португалии генерала Рея сохранила боеспособность и мужественно прикрывала отход разбитой армии. Благодаря этому, а также тому, что английские солдаты отвлеклись на разграбление богатой военной добычи, разгром французов не был довершён.
Потери
Французская армия потеряла 8 000 человек убитыми, ранеными, пленными и пропавшими без вести; а также артиллерию и огромные материальные ценности, включая армейскую казну и сокровища, вывозимые из Испании. Потери британской армии составили около 5 000 человек[3].
Итоги
Французские войска продолжили своё отступление. Новый главнокомандующий, маршал Сульт не смог переломить ход событий, и французские войска покинули Испанию. Пиренейская война была проиграна.
Веллингтон получил за сражение при Витории не только чин фельдмаршала от своего правительства, но и титул герцога да Виториа от принца-регента Португалии Жуана VI. Этот титул, как и все остальные титулы фельдмаршала, его наследники носят по сей день.
Известные участники сражения
На британской стороне в сражении участвовали в офицерских чинах многие будущие известные полководцы. При Витории сражался будущий фельдмаршал Бергойн, был ранен будущий фельдмаршал Гардиндж, а полк будущего фельдмаршала Гофа даже захватил жезл маршала Журдана. На стороне французов в сражении участвовал генерал Жозеф Гюго, отец знаменитого писателя.
Культурное влияние
- Композитор Бетховен посвятил победе при Витории свой опус 91 — «Победа Веллингтона (Батальная симфония)»[4].
- В серии исторических романов и снятого по ним сериала о британском стрелке Шарпе есть роман и одноименный эпизод сериала «Честь Шарпа», посвящённый Виторийской кампании.
- Сражение описано испанским писателем Бенито Пересом Гальдесом в романе «Багаж короля Хосе» из серии Национальные эпизоды.
- В обозе короля Жозефа британцы захватили целый ряд вывозимых им из Испании произведений искусства, часть из которых можно и сегодня увидеть в Лондоне в резиденции герцогов Веллингтонов Эпсли-хаус.
Напишите отзыв о статье "Битва при Витории"
Примечания
- ↑ Шиканов В. Н. Два сражения Пиренейской войны. — М.: Рейттаръ, 2000. — ISBN 5-8067-0031-3
- ↑ David Gates. The Spanish Ulcer: A History of the Peninsular War. Da Capo Press 2001. ISBN 0-306-81083-2
Michael Glover. The Peninsular War 1807—1814. London: Penguin, 2001. ISBN 0-14-139041-7 - ↑ David Gates. The Spanish Ulcer: A History of the Peninsular War. Da Capo Press 2001. ISBN 0-306-81083-2
Michael Glover. The Peninsular War 1807—1814. London: Penguin, 2001. ISBN 0-14-139041-7
Шиканов В. Н. Два сражения Пиренейской войны. - ↑ [beethoven.ru/node/324 информация и запись исполнения произведения Бетховена]
Отрывок, характеризующий Битва при Витории
Анатоль Курагин жил в Москве, потому что отец отослал его из Петербурга, где он проживал больше двадцати тысяч в год деньгами и столько же долгами, которые кредиторы требовали с отца.Отец объявил сыну, что он в последний раз платит половину его долгов; но только с тем, чтобы он ехал в Москву в должность адъютанта главнокомандующего, которую он ему выхлопотал, и постарался бы там наконец сделать хорошую партию. Он указал ему на княжну Марью и Жюли Карагину.
Анатоль согласился и поехал в Москву, где остановился у Пьера. Пьер принял Анатоля сначала неохотно, но потом привык к нему, иногда ездил с ним на его кутежи и, под предлогом займа, давал ему деньги.
Анатоль, как справедливо говорил про него Шиншин, с тех пор как приехал в Москву, сводил с ума всех московских барынь в особенности тем, что он пренебрегал ими и очевидно предпочитал им цыганок и французских актрис, с главою которых – mademoiselle Georges, как говорили, он был в близких сношениях. Он не пропускал ни одного кутежа у Данилова и других весельчаков Москвы, напролет пил целые ночи, перепивая всех, и бывал на всех вечерах и балах высшего света. Рассказывали про несколько интриг его с московскими дамами, и на балах он ухаживал за некоторыми. Но с девицами, в особенности с богатыми невестами, которые были большей частью все дурны, он не сближался, тем более, что Анатоль, чего никто не знал, кроме самых близких друзей его, был два года тому назад женат. Два года тому назад, во время стоянки его полка в Польше, один польский небогатый помещик заставил Анатоля жениться на своей дочери.
Анатоль весьма скоро бросил свою жену и за деньги, которые он условился высылать тестю, выговорил себе право слыть за холостого человека.
Анатоль был всегда доволен своим положением, собою и другими. Он был инстинктивно всем существом своим убежден в том, что ему нельзя было жить иначе, чем как он жил, и что он никогда в жизни не сделал ничего дурного. Он не был в состоянии обдумать ни того, как его поступки могут отозваться на других, ни того, что может выйти из такого или такого его поступка. Он был убежден, что как утка сотворена так, что она всегда должна жить в воде, так и он сотворен Богом так, что должен жить в тридцать тысяч дохода и занимать всегда высшее положение в обществе. Он так твердо верил в это, что, глядя на него, и другие были убеждены в этом и не отказывали ему ни в высшем положении в свете, ни в деньгах, которые он, очевидно, без отдачи занимал у встречного и поперечного.
Он не был игрок, по крайней мере никогда не желал выигрыша. Он не был тщеславен. Ему было совершенно всё равно, что бы об нем ни думали. Еще менее он мог быть повинен в честолюбии. Он несколько раз дразнил отца, портя свою карьеру, и смеялся над всеми почестями. Он был не скуп и не отказывал никому, кто просил у него. Одно, что он любил, это было веселье и женщины, и так как по его понятиям в этих вкусах не было ничего неблагородного, а обдумать то, что выходило для других людей из удовлетворения его вкусов, он не мог, то в душе своей он считал себя безукоризненным человеком, искренно презирал подлецов и дурных людей и с спокойной совестью высоко носил голову.
У кутил, у этих мужских магдалин, есть тайное чувство сознания невинности, такое же, как и у магдалин женщин, основанное на той же надежде прощения. «Ей всё простится, потому что она много любила, и ему всё простится, потому что он много веселился».
Долохов, в этом году появившийся опять в Москве после своего изгнания и персидских похождений, и ведший роскошную игорную и кутежную жизнь, сблизился с старым петербургским товарищем Курагиным и пользовался им для своих целей.
Анатоль искренно любил Долохова за его ум и удальство. Долохов, которому были нужны имя, знатность, связи Анатоля Курагина для приманки в свое игорное общество богатых молодых людей, не давая ему этого чувствовать, пользовался и забавлялся Курагиным. Кроме расчета, по которому ему был нужен Анатоль, самый процесс управления чужою волей был наслаждением, привычкой и потребностью для Долохова.
Наташа произвела сильное впечатление на Курагина. Он за ужином после театра с приемами знатока разобрал перед Долоховым достоинство ее рук, плеч, ног и волос, и объявил свое решение приволокнуться за нею. Что могло выйти из этого ухаживанья – Анатоль не мог обдумать и знать, как он никогда не знал того, что выйдет из каждого его поступка.
– Хороша, брат, да не про нас, – сказал ему Долохов.
– Я скажу сестре, чтобы она позвала ее обедать, – сказал Анатоль. – А?
– Ты подожди лучше, когда замуж выйдет…
– Ты знаешь, – сказал Анатоль, – j'adore les petites filles: [обожаю девочек:] – сейчас потеряется.
– Ты уж попался раз на petite fille [девочке], – сказал Долохов, знавший про женитьбу Анатоля. – Смотри!
– Ну уж два раза нельзя! А? – сказал Анатоль, добродушно смеясь.
Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.
В воскресение утром Марья Дмитриевна пригласила своих гостей к обедни в свой приход Успенья на Могильцах.
– Я этих модных церквей не люблю, – говорила она, видимо гордясь своим свободомыслием. – Везде Бог один. Поп у нас прекрасный, служит прилично, так это благородно, и дьякон тоже. Разве от этого святость какая, что концерты на клиросе поют? Не люблю, одно баловство!
Марья Дмитриевна любила воскресные дни и умела праздновать их. Дом ее бывал весь вымыт и вычищен в субботу; люди и она не работали, все были празднично разряжены, и все бывали у обедни. К господскому обеду прибавлялись кушанья, и людям давалась водка и жареный гусь или поросенок. Но ни на чем во всем доме так не бывал заметен праздник, как на широком, строгом лице Марьи Дмитриевны, в этот день принимавшем неизменяемое выражение торжественности.
Когда напились кофе после обедни, в гостиной с снятыми чехлами, Марье Дмитриевне доложили, что карета готова, и она с строгим видом, одетая в парадную шаль, в которой она делала визиты, поднялась и объявила, что едет к князю Николаю Андреевичу Болконскому, чтобы объясниться с ним насчет Наташи.
После отъезда Марьи Дмитриевны, к Ростовым приехала модистка от мадам Шальме, и Наташа, затворив дверь в соседней с гостиной комнате, очень довольная развлечением, занялась примериваньем новых платьев. В то время как она, надев сметанный на живую нитку еще без рукавов лиф и загибая голову, гляделась в зеркало, как сидит спинка, она услыхала в гостиной оживленные звуки голоса отца и другого, женского голоса, который заставил ее покраснеть. Это был голос Элен. Не успела Наташа снять примериваемый лиф, как дверь отворилась и в комнату вошла графиня Безухая, сияющая добродушной и ласковой улыбкой, в темнолиловом, с высоким воротом, бархатном платье.
– Ah, ma delicieuse! [О, моя прелестная!] – сказала она красневшей Наташе. – Charmante! [Очаровательна!] Нет, это ни на что не похоже, мой милый граф, – сказала она вошедшему за ней Илье Андреичу. – Как жить в Москве и никуда не ездить? Нет, я от вас не отстану! Нынче вечером у меня m lle Georges декламирует и соберутся кое кто; и если вы не привезете своих красавиц, которые лучше m lle Georges, то я вас знать не хочу. Мужа нет, он уехал в Тверь, а то бы я его за вами прислала. Непременно приезжайте, непременно, в девятом часу. – Она кивнула головой знакомой модистке, почтительно присевшей ей, и села на кресло подле зеркала, живописно раскинув складки своего бархатного платья. Она не переставала добродушно и весело болтать, беспрестанно восхищаясь красотой Наташи. Она рассмотрела ее платья и похвалила их, похвалилась и своим новым платьем en gaz metallique, [из газа цвета металла,] которое она получила из Парижа и советовала Наташе сделать такое же.
– Впрочем, вам все идет, моя прелестная, – говорила она.
С лица Наташи не сходила улыбка удовольствия. Она чувствовала себя счастливой и расцветающей под похвалами этой милой графини Безуховой, казавшейся ей прежде такой неприступной и важной дамой, и бывшей теперь такой доброй с нею. Наташе стало весело и она чувствовала себя почти влюбленной в эту такую красивую и такую добродушную женщину. Элен с своей стороны искренно восхищалась Наташей и желала повеселить ее. Анатоль просил ее свести его с Наташей, и для этого она приехала к Ростовым. Мысль свести брата с Наташей забавляла ее.
