Бой при Ханау
| Бой при Ханау | |||
| Основной конфликт: Война Шестой коалиции | |||
 Битва при Ханау. Гравюра XIX века по картине Вернета. Французская артиллерия выдвигается из леса. | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
победа французов | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Бой при Ханау (или Ганау, нем. Hanau, 30—31 октября 1813 года) — одно из сражений Наполеоновских войн, в котором австро-баварский корпус пытался преградить на подходе к Рейну путь отступления французской армии, разбитой в Битве народов 19 октября 1813 под Лейпцигом.
Несмотря на численное превосходство на начальном этапе сражения, австро-баварский корпус потерпел поражение от Наполеона. Бой при Ханау стал последним крупным сражением кампании 1813 года в Европе.
Предыстория
Наполеон после сокрушительного поражения под Лейпцигом отступал кратчайшей дорогой на Франкфурт к Рейну, во Францию. Отряды союзников преследовали его, отбивая отставших французов. У города Готы русский генерал Рудзевич (из армии Блюхера) захватил в плен две тысячи солдат Наполеона. В это время крупнейшее из немецких государств Рейнского Союза — Бавария, бывший союзник Франции, присоединилась к Шестой коалиции согласно договору, заключённому ею с Австрией после Лейпцигского сражения. Всего за год до того баварский корпус, входя в состав Великой Армии Наполеона, почти полностью погиб в России, и новая армия была набрана из новобранцев.
Объединённые австро-баварские войска под командованием баварского генерала Вреде численностью 43 тысячи солдат (3 баварских и 2 австрийских пех. дивизии с кавалерией) направились на перехват линии отступления Наполеона. К нему присоединился кавалерийский отряд русского генерал-майора А. И. Чернышёва, действующего в отрыве от основной армии.
Вреде достиг Ханау 28 октября, закрыв путь отступления Наполеону. Сам Вреде полагал, что главные силы Наполеона отступают севернее по дороге на Кобленц, и ожидал встретить лишь фланговый авангард численностью 20 тыс.[1] Одну баварскую дивизию Вреде отправил во Франкфурт.
Ханау находится в 20 км восточнее Франкфурта при устье реки Кинциг, впадающей в Майн. Обе эти реки огибают Ханау, Кинциг — с севера, а судоходный Майн — с юга, сливаясь на западной границе города. Старая дорога на Франкфурт шла вдоль северного (правого) берега Кинцига, Ханау располагался на другом берегу (в наст. время Ханау занимает оба берега).
Наполеон, узнав о присутствии Вреде, повернул свои растянувшиеся в марше войска на эту старую дорогу, чтобы либо обойти Ханау и свободно проследовать к Франкфурту, либо сражаться в более выгодной позиции.
Ход боя
30 октября Вреде после мелких боёв с разрозненными группами французов стянул войска и начал их выстраивать лицом к отступающей французской армии за рекой Кинциг. На левом фланге он разместил кавалерию, к ней примыкала баварская дивизия, в центре шли австрийские дивизии, и на крайне правом фланге другая баварская дивизия опиралась на реку Кинциг. На другом берегу Кинцига остался резерв, австрийская бригада занимала Ханау. Казаки Чернышёва поставлены вдоль дороги в тылу основной армии.
Наполеон имел под рукой только 17 тысяч солдат[2], из них пехота маршала Макдональда и кавалерия Себастиани, остальные войска подтягивались. Благодаря густому лесу французы имели возможность незаметно приблизиться к позициям Вреде[2]. Наполеон, лично осмотрев расположение войск Вреде, решил атаковать левый фланг союзников всеми имеющимися в наличии силами, нанести концентрированный удар по левому крылу баварцев.
Генерал Вреде не мог знать о силах Наполеона, он занимал чисто оборонительную позицию в надежде задержать французов до подхода главных армий союзников. Наполеон не опасался контратак своего бывшего подчинённого (Вреде командовал баварской дивизией под началом Наполеона в Русской кампании 1812 года).
К полудню солдаты Виктора и Макдональда очистили лес перед фронтом союзников от егерей. Через некоторое время генерал Друо нашёл в лесу путь для подвоза гвардейской артиллерии к левому флангу Вреде. После короткой бомбардировки французам удалось подавить батареи левого фланга союзников. Французская кавалерия атаковала и отбросила австро-баварскую кавалерию левого фланга. Затем при артиллерийской поддержке колонна французской пехоты атаковала баварскую пехоту левого фланга. Расстроенная кавалерия Вреде отступила в Ханау по западному мосту, пехотные части к вечеру оттянулись за другой берег Кинцига по восточному мосту, находившемуся в тылу правого фланга. Переправа происходила под ружейно-артиллерийским огнём французов.
После отхода Вреде занял новую позицию на дороге из Ханау, опираясь левым флангом на Майн и прикрывая правый фланг густым лесом. Современники пишут, что Вреде не стал занимать Ханау из-за нежелания подвергнуть его обстрелу. Действительно, после того, как Наполеон вышел на дорогу к Франкфурту, стратегического значения город не имел, войска в нём в силу расположения в растре двух рек легко блокировались.
31 октября французы заняли Ханау в 8 утра, австрийская бригада оставила город после небольшого боя.
Наполеон опасался оставлять на своём фланге сильного противника, так как по дороге тянулись его обозы и арьергардные части. Корпуса Бертрана, Мармона и Нея атаковали позиции баварцев. Те отошли, не принимая серьёзного боя. Наполеон не преследовал союзников. Главная дорога была открыта, и французские корпуса переправились обратно за Кинциг и продолжили отступление.
Когда уже большая часть французской армии прошла на Франкфурт, Вреде решил атаковать Ханау, в котором оставалось два батальона из корпуса Бертрана для прикрытия мостов через Кинциг. Генерал Вреде лично возглавил атаку на западный мост, но был тяжело ранен ружейной пулей в бок. Командование принял австрийский генерал Фреснел, но сражение было уже окончено.
Корпус Вреде захватил в плен до 10 тысяч отставших французов, среди них польский генерал Сулковский, возглавивший остатки польских контингентов после гибели маршала Понятовского.
Итог сражения
Вреде потерял около 9 тысяч солдат, потери Наполеона неизвестны. Одни источники[3] утверждают, что он потерял вдвое меньше солдат, чем баварцы, русские источники[4] исчисляют потери Наполеона в 15 тысяч солдат и выше. Все сходятся только в числе французских пленных, до 10 тысяч. Пленными стали французские раненые, которых не удалось эвакуировать из-за отсутствия повозок в отступающей армии Наполеона.
Наполеон достиг Франкфурта в тот же день, 31 октября, и 2 ноября переправился через Рейн. 5 ноября 1813 во Франкфурт вошёл с русской гвардией царь Александр I. Союзники остановились на границе Франции, приводя в порядок войска. Последнее незначительное сражение кампании 1813 года произошло 5 ноября в Хоххайме под Франкфуртом, где австрийские войска под началом Шварценберга выбили гарнизон генерала Бертрана.
Кроме Гамбурга, где отчаянно защищался маршал Даву, все остальные французские гарнизоны в Германии сдались до начала 1814 года. Кампания 1813 года завершилась для Наполеона потерей Европы, но Франция всё ещё оставалась ему верной.
В январе 1814 года союзная армия перешла границу Франции.
Напишите отзыв о статье "Бой при Ханау"
Примечания
Литература
- George Cathcart, «Commentaries on the War in Russia and Germany in 1812 and 1813», 1850, Book 6, ch.2
| ||||||
Отрывок, характеризующий Бой при Ханау
Капитан посмотрел на Пьера. Он имел привычку в середине разговора остановиться и поглядеть пристально смеющимися, ласковыми глазами.– Eh bien, si vous ne m'aviez pas dit que vous etes Russe, j'aurai parie que vous etes Parisien. Vous avez ce je ne sais, quoi, ce… [Ну, если б вы мне не сказали, что вы русский, я бы побился об заклад, что вы парижанин. В вас что то есть, эта…] – и, сказав этот комплимент, он опять молча посмотрел.
– J'ai ete a Paris, j'y ai passe des annees, [Я был в Париже, я провел там целые годы,] – сказал Пьер.
– Oh ca se voit bien. Paris!.. Un homme qui ne connait pas Paris, est un sauvage. Un Parisien, ca se sent a deux lieux. Paris, s'est Talma, la Duschenois, Potier, la Sorbonne, les boulevards, – и заметив, что заключение слабее предыдущего, он поспешно прибавил: – Il n'y a qu'un Paris au monde. Vous avez ete a Paris et vous etes reste Busse. Eh bien, je ne vous en estime pas moins. [О, это видно. Париж!.. Человек, который не знает Парижа, – дикарь. Парижанина узнаешь за две мили. Париж – это Тальма, Дюшенуа, Потье, Сорбонна, бульвары… Во всем мире один Париж. Вы были в Париже и остались русским. Ну что же, я вас за то не менее уважаю.]
Под влиянием выпитого вина и после дней, проведенных в уединении с своими мрачными мыслями, Пьер испытывал невольное удовольствие в разговоре с этим веселым и добродушным человеком.
– Pour en revenir a vos dames, on les dit bien belles. Quelle fichue idee d'aller s'enterrer dans les steppes, quand l'armee francaise est a Moscou. Quelle chance elles ont manque celles la. Vos moujiks c'est autre chose, mais voua autres gens civilises vous devriez nous connaitre mieux que ca. Nous avons pris Vienne, Berlin, Madrid, Naples, Rome, Varsovie, toutes les capitales du monde… On nous craint, mais on nous aime. Nous sommes bons a connaitre. Et puis l'Empereur! [Но воротимся к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики, я понимаю, но вы – люди образованные – должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят. Не вредно знать нас поближе. И потом император…] – начал он, но Пьер перебил его.
– L'Empereur, – повторил Пьер, и лицо его вдруг привяло грустное и сконфуженное выражение. – Est ce que l'Empereur?.. [Император… Что император?..]
– L'Empereur? C'est la generosite, la clemence, la justice, l'ordre, le genie, voila l'Empereur! C'est moi, Ram ball, qui vous le dit. Tel que vous me voyez, j'etais son ennemi il y a encore huit ans. Mon pere a ete comte emigre… Mais il m'a vaincu, cet homme. Il m'a empoigne. Je n'ai pas pu resister au spectacle de grandeur et de gloire dont il couvrait la France. Quand j'ai compris ce qu'il voulait, quand j'ai vu qu'il nous faisait une litiere de lauriers, voyez vous, je me suis dit: voila un souverain, et je me suis donne a lui. Eh voila! Oh, oui, mon cher, c'est le plus grand homme des siecles passes et a venir. [Император? Это великодушие, милосердие, справедливость, порядок, гений – вот что такое император! Это я, Рамбаль, говорю вам. Таким, каким вы меня видите, я был его врагом тому назад восемь лет. Мой отец был граф и эмигрант. Но он победил меня, этот человек. Он завладел мною. Я не мог устоять перед зрелищем величия и славы, которым он покрывал Францию. Когда я понял, чего он хотел, когда я увидал, что он готовит для нас ложе лавров, я сказал себе: вот государь, и я отдался ему. И вот! О да, мой милый, это самый великий человек прошедших и будущих веков.]
– Est il a Moscou? [Что, он в Москве?] – замявшись и с преступным лицом сказал Пьер.
Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entree demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и продолжал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.
Капитан велел позвать к себе старшего унтер офицера в строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему ведено от начальника занимать все дома подряд, Пьер, знавший по немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие то приказания.
Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, – как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; но он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? – он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.
Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что то, вошел в комнату.
Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
