Битва при Геронии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Битва при Геронии
Основной конфликт: Вторая Пуническая война
Дата

осень 217 до н. э.

Место

Героний (Апулия), Италия

Итог

тактическая победа карфагенян

Противники
Карфаген Римская республика
Командующие
Ганнибал Барка Квинт Фабий Максим Кунктатор
Марк Минуций Руф
Силы сторон
40 000 пехотинцев
10 000 всадников
20 000 пехотинцев
20 000 в резерве
Потери
неизвестны большие

Битва при Геронии — сражение между римской и карфагенской армиями в ходе второй Пунической войны.





Предыстория

После прорыва при Агер Фалерне Ганнибал захватил город Героний. Фабий разбил лагерь неподалеку. Между тем настала пора важных жертвоприношений в Риме, при которых должен присутствовать глава государства, которым в то время являлся Фабий. Он выехал в Рим, оставив командование начальнику конницы Марку Минуцию Руфу, стороннику решительных действий. Перед отъездом Фабий приказывал и просил Руфа не вступать в битву с Ганнибалом.

Но Минуций его не послушался и уже на следующий день расположил лагерь на равнине (до этого их лагерь стоял на холме, в недосягаемости нумидийской конницы Ганнибала). Ганнибал обрадовался возможности решительного сражения и решил подогреть горячность Минуция. Он послал за хлебом треть своего войска, но по дороге их настигли римляне и одержали маленькую победу.

Минуций сообщил в Рим о своей победе, значительно приукрасив её, и в Риме все ликовали. Но Фабий был нерадостен — он понял замысел Ганнибала. Его вновь обвиняли в трусости и даже в предательстве (Ганнибал специально велел не жечь поместье Фабия, а всё остальное вокруг поместья сжечь). Народный трибун Марк Метилий предложил уравнять в правах диктатора и начальника конницы. Но поначалу никто не согласился. Тогда в поддержку Метилия выступил Гай Теренций Варрон, в будущем консул, проигравший битву при Каннах. Народ одобрил это предложение.

Руф и Фабий стали теперь командовать половинами армии. Минуций Руф расположился лагерем отдельно от Фабия. Между лагерями римлян и карфагенян находился холм, который мог стать хорошим место для лагеря, а вокруг него гладкая, как казалось издали, равнина, но вся изрезанная ямами и рытвинами. Ганнибал поместил в этих ямах засадный отряд из 5 000 человек.

Битва

Поутру Ганнибал приказал небольшому отряду занять холм. Минуций приказал атаковать карфагенян на холме. Но сбить их оттуда оказалось непросто, и Минуций подтянул к холму основные силы. Ганнибал тоже подтянул свои основные силы. Завязалось ожесточённое сражение, которое шло с переменным успехом. Но затем Ганнибал ввёл в бой засадный отряд, который атаковал римлян с тыла. Среди римлян началось беспорядочное бегство.

Но за сражением лично следил Фабий. Увидев, что ход битвы переломлен, Фабий вступил в битву. Сопротивление карфагенян было сломлено и Фабий прорвался к Минуцию. Силы обеих армий были уже на исходе, и Ганнибал приказывает отступить.

Итоги

Минуций признал своё подчинение Фабию и отказался от равных с ним прав. Неприязнь к Фабию сменилась восхищением. Но срок полномочий диктатора уже заканчивался, и Фабий сложил с себя власть. Вновь были выбраны консулы: ими стали Гай Теренций Варрон и Луций Эмилий Павел. Павел пытался вести войну по тактике Фабия, но Варрон оставался сторонником решительных действий. 2 августа 216 до н. э. римская армия была наголову разгромлена при Каннах.

Напишите отзыв о статье "Битва при Геронии"

Литература

Отрывок, характеризующий Битва при Геронии

В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.