Битва при Гондэре

Битва при Гондэре
Основной конфликт: Восточноафриканская кампания
Дворец Фасилидаса в замке Гондэра
Дата	17 мая — 30 ноября 1941 года
Место	Гондэр, Эфиопия
Итог	Победа союзников, окончание восточноафриканской кампании Второй мировой войны
Противники
Великобритания войска Британского Содружества кенийский бронеавтомобильный полк Эфиопские ополченцы Италия
Командующие
Уильям Плетт Чарльз Фоукс Гульельмо Наси
Силы сторон
неизвестно около 40000
Потери
неизвестно 4000 убитых (300 итальянцев и 3700 аскари), 8400 раненых, все остальные взяты в плен

Битва при Гондэре (итал. battaglia di Gondar, англ. battle of Gondar) — сражение Восточноафриканской кампании Второй мировой войны, происходившее в районе Гондэра в Эфиопии (Амхара) в ноябре 1941 года между итальянскими и англо-эфиопскими войсками. Это сражение завершило военные действия в Восточной Африке.

Положение итальянцев у Гондэра

После поражения в битве при Кэрэне итальянские силы в Восточной Африке вынуждены были оставить Центральную Эфиопию и отступить в пограничные районы страны. Группа войск под командованием генерала Гульельмо Наси отступила в район города Гондэр в Амхара. Позиции у Гондэра были ещё за месяц укреплены Наси, и представляли собой оборонительный район с центром в Гондэре и его пригороде — Азозо (именно там и размещался штаб Наси) и четырьмя оборонительными пунктами в селениях Кулквалбер, Благир, Уалага и Сохс (не считая укреплённых позиций у Дебрэ-Табор и Дебрэ-Уольшефит).

Итальянские силы в районе представляли собой 13 батальонов чернорубашечников, 15 батальонов колониальных войск и несколько кавалерийских эскадронов — в общей сложности, около 40000 человек. Генерал Наси, лишившись подвоза ресурсов из Аддис-Абебы, вынужден был для экономии оставшихся запасов сократить пайки своим солдатам, организовать торговлю с местным населением и снизить жалованье аскари. С этой же целью итальянцы начали ловить рыбу на озере Тана. Также ими было налажено производство самодельных танков (с помощью переделки бронированных тракторов). В сентябре и октябре 1941 года, посредством секретных рейсов из Ливии, Наси получил деньги из Италии на покупку продовольствия. 19 июля увидела свет песня «I gondarini» (рус. "Гондэрцы").

Ход сражения

Начало сражения

Первая атака английских войск произошла 17 мая 1941 года и привела к взятию селения Ангава, которое, впрочем, вскоре было отбито бригадой полковника Торелли. В последующие дни союзные войска захватили позиции в Дебрэ-Таборе, занятые солдатами полковника Анджелини (которые, в отличие от оборонявших Дебрэ-Уольшефит, павшее в те же дни, почти не сопротивлялись противнику).

В начале осады Наси имел в своём распоряжении на аэродроме в Гондэр-Азозо 2 истребителя Фиат CR-42 «Сокол» и 1 бомбардировщик Капрони CA-133. Последний самолёт использовался для снабжения по воздуху гарнизона в Дебрэ-Уольшефит, пока не был повреждён британской авиацией 8 сентября, а 21 сентября — окончательно выведен из строя.

Бои за Дебрэ-Уольшефит

Гарнизон Дебрэ-Уольшефит, состоявший из двух батальонов чернорубашечников под командованием подполковника Марио Гонеллы, оказал атакующим упорное сопротивление. Эти войска представляли собой ополченцев, набранных из коренных народов Эфиопии и Эритреи; одним из батальонов была знаменитая «банде Бастиани» под командованием сержанта Анджело Бастиани. С 17 апреля 1941 года гарнизон Дебрэ-Уольшефит оказался полностью окружён по причине перехода местного раса Аджали Бурру на сторону британцев, и 10 мая Гонелла отклонил первое предложение противника о капитуляции. 28 мая после массированной атаки союзников итальянцы были выбиты из аванпостов в селениях Шианк и Дебарэш. 22 июня бригада Бастиани предприняла успешную контратаку и смогла вновь занять Шианк, причём при этом Бастиани был взят в плен раса Аджали Бурру. Командующий английскими войсками в Шианке Рингроуз сумел избежать плена, скрывшись в саванне. В Италии сержанту Бастиани была вручена золотая медаль «За воинскую доблесть» и посвящён номер миланской газеты Domenica del Corriere.

19 июля Гонелла отклонил второе предложение о капитуляции. В августе Дебрэ-Уолшефит был осаждён 12-й английской дивизией генерала Чарльза Фоукса. Итальянцы вынуждены были совершать ночные вылазки, чтобы пополнить запасы продовольствия, тем не менее, иссякшие к 25 сентября. 28 сентября, после 165-дневной обороны, гарнизон Дебрэ-Уолшефит сдался. Его капитуляция позволила британцам начать непосредственную осаду Гондэра; при этом часть союзных сил перебросили для участия в битве при Кулквалбере

Взятие Кулквалбера

В ходе ожесточённых боёв за Кулквалбер оборонявшие его первая группа мобильных карабинеров и 240-й батальон чернорубашечников были почти полностью уничтожены. 21 ноября 1941 года Кулквалбер был захвачен войсками союзников.

Падение Гондэра

23 ноября британские войска подошли к Гондэру, почти не оборонявшемуся, так как многие аскари дезертировали, не получая жалованья и продовольствия. Последний из оставшихся итальянских самолётов Фиат CR-42 (пилота Ильдебрандо Малавольты) был сбит в бою с южноафриканскими истребителями ещё 24 октября.

27 ноября в результате решительной атаки англичан был взят Азозо, и союзные войска вплотную подошли к замку Фасилидаса. В 14:30 генерал Наси вынужден был отдать приказ о капитуляции итальянским войскам в Гондэре, которому вскоре последовала их основная группировка, расположенная в здании Банка Италии. К 30 ноября последние остатки итальянских сил в городе сложили оружие.

Итоги сражения

Со взятием Гондэра последний оплот Италии в Эфиопии прекратил своё существование, Восточноафриканская кампания Второй мировой войны закончилась.

Литература

• Mead Richard. Churchill's Lions: A biographical guide to the key British generals of World War II. — Stroud (UK): Spellmount, 2007. — P. 544 pages. — ISBN 978-1-86227-431-0.
• Shireff David. Bare Feet and Bandoliers: Wingate, Sandford, the Patriots and the Liberation of Ethiopia. — Pen & Sword Military, 1995, reprint 2009. — P. 336 pages. — ISBN 978-1848840294.

Отрывок, характеризующий Битва при Гондэре

– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.