Битва при Гранике

Битва на реке Граник
Основной конфликт: Поход в Азию Александра Македонского
Схема сражения на реке Граник
Дата	май 334 до н. э.
Место	река Граник, Троада, Малая Азия
Итог	победа Македонии
Противники
Македония, Коринфский союз Империя Ахеменидов
Командующие
Александр Македонский Арсит, Спифридат, Митридат, Мемнон
Силы сторон
30-35 тыс. пехоты, 4500 конных 20 тыс. пехоты, 20 тыс. конных
Потери
30 пеших, 120 конных 10 тыс. пеших, 1 тыс. конных

Би́тва на реке́ Гра́ник (др.-греч. Μάχη του Γρανικού) (334 до н. э.) — сражение между македонской армией Александра Великого и войском персидских сатрапов на реке Граник в Малой Азии недалеко от легендарной Трои.

Предыстория и место битвы

Македонский царь Александр Великий с армией в 32 тысячи пехоты и 4500 конных переправился в Малую Азию через пролив Геллеспонт весной 334 до н. э. Ему противостояли сатрапы персидского царя Дария III с войсками, набранными в подвластных им местностях Малой Азии, а также полк греческих наемников на службе у персидского царя. Единого командования у персов не было, но главным считался Арсит, сатрап Фригии у Геллеспонта. На военном совете персидские военачальники отвергли предложение грека Мемнона использовать тактику выжженой земли и решили преградить путь армии Александра у речки Граник, текущей с юга на север и разделяющей Троаду (область вокруг легендарной Трои) и Фригию у Геллеспонта. В этом месте располагался проход в горной цепи, «ворота в Азию», как называет его Плутарх. Сражение — первое между персами и македонянами — произошло в мае 334 до н. э.

Силы противников

Согласно Каллисфену, Диодору, Птолемею Александр к моменту битвы мог иметь около 30-35 тысяч пехотинцев и 4,5 тысяч конницы. Арриан сообщает силы персов: 20 тысяч конных и менее 20 тысяч пехоты, из пехоты реальную силу представлял лишь отряд греческих наемников-гоплитов. Таким образом, количественно силы противников были примерно равны, хотя персы имели значительное преимущество в коннице. Диодор называет иные цифры у персов: 10 тысяч конных и 100 тысяч пехоты, последняя цифра выглядит явным преувеличением. Традиционно Арриан считается наиболее достоверным автором из-за его критического подхода в выборе источников информации.

В ожидании армии Александра персы выстроили конные отряды вдоль берега Граника, пехота стояла за конницей на склонах холмов. Данная дислокация была вызвана как отсутствием единоначалия у персов, так и незнанием места, в котором Александр будет пересекать узкий Граник. Как показал ход сражения, диспозиция персов оказалась крайне неудачной, пехотные подразделения не принимали участия в бою и после поражения персидской кавалерии либо бежали, либо были окружены и перебиты.

В центре боевого построения Александра находились 6 полков фаланги. Общая численность фаланги, если допустить, что отряды греческих союзников и наемников входили в состав полков фаланги, составляла около 20 тысяч тяжеловооруженных пехотинцев. Правый фланг возглавлял Александр, а с ним конница гетайров под командованием Филоты (около 2 тысяч), корпус щитоносцев под командованием Никанора (до 3 тысяч), а также легкая кавалерия, лучники и дротометатели (около 2 тысяч). На левом фланге под командованием Пармениона располагались фессалийская тяжелая конница (около 1,8 тысяч), конница греческих союзников (около 600) и пехотные отряды фракийцев и иллирийцев (7 тысяч).

Ход битвы

Ход сражения описан у Диодора, Плутарха и наиболее подробно у Арриана. Между авторами есть разногласия в описании, что дало повод к различным версиям реконструкции битвы. По Диодору армия Александра спокойно форсировала Граник на рассвете, после чего вступила в сражение в полном боевом порядке. Арриан и Плутарх утверждают, что Александр пересек Граник почти с марша ближе к вечеру, с небольшой остановкой, и македонянам пришлось с боем отвоевывать берега речки.

Вначале Александр выслал вперед конных разведчиков и один эскадрон гетайров, а когда на тех напали персы, пытаясь сбросить назад в реку, двинулся сам с остальными эскадронами, стараясь вести конницу наискосок течению реки. Таким образом, с правого фланга Александр нанес удар в центр расположения противника, где сбилась персидская кавалерия в попытке сбросить передовой отряд македонян. Потеряв нескольких военачальников, персы отошли. В ожесточенной схватке с несколькими персами Александр едва избежал гибели. Его спасли прочный шлем, выдержавший удар меча, и командир личной охраны Клит Чёрный, вовремя подоспевший на помощь.

Пока гетайры и фессалийские всадники бились с персидской конницей, македонская пехота без труда форсировала Граник и атаковала пехоту персов. Вскоре всё персидское войско обратилось в бегство. Только греческие наемники персов остались стоять сомкнутым строем, но и они готовы были сдаться. Однако Александр бросил против них фалангу и окружил со всех сторон конницей. При уничтожении этого отряда македоняне понесли наибольшие потери в битве, под Александром был убит конь (не Буцефал). 2 тысячи греков взяли в плен, остальных перебили.

Итоги битвы

В сражении македоняне потеряли 85 всадников (из них 25 гетайров) и 30 пехотинцев. Юстин дает цифру в 120 погибших всадников. У персов погибли тысяча всадников по Арриану (2 тысячи согласно Диодору) и 10 тысяч пеших, до 20 тысяч персов попало в плен. Число в 20 тысяч фигурирует у Арриана как численность всей персидской пехоты, у Диодора как число плененных персов, а у Плутарха как число погибших пеших персов. 2 тысячи пленных греков-наемников Александр в кандалах отправил на работы в Македонию.

После поражения персидских сатрапов Лидия (обширная область в центре Малой Азии) и Фригия на Геллеспонте (на северо-западе Малой Азии) покорились Александру. Города вдоль побережья Эгейского моря один за другим стали отпадать от персов. Сопротивление македонянам оказали только приморские города Милет и Галикарнас, где развернулись очередные сражения Александра Великого.

Литература

• Щепкин Е. Н. Граник // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [militera.lib.ru/h/arrian/index.html Арриан,] Поход Александра. — М.: МИФ, 1993
• [perseus.mpiwg-berlin.mpg.de/cgi-bin/ptext?doc=Perseus%3Atext%3A1999.01.0084&query=book%3D%2310 Diodorus Siculus], Book XVII, с сайта проекта Perseus
• [www.hrono.ru/sobyt/_000sob/_334granik.html Битва на реке Граник] с hrono.ru

Отрывок, характеризующий Битва при Гранике

Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.