Битва при Думлупынаре
| Битва при Думлупынаре | |||
| Основной конфликт: Вторая греко-турецкая война | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место |
западная Турция | ||
| Итог |
решающая победа турок | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Битва при Думлупынаре (26 — 30 августа 1922 года) — решающее сражение второй греко-турецкой войны.
Предыстория
После битвы при Сакарье обе стороны оказались настолько истощены, что они в течение целого года накапливали силы, не предпринимая активных действий. Линия фронта протянулась на 600 км, однако она не была сплошной: имелись промежутки по 15—30 км, не занятые войсками.
К 1 августа 1922 года греки имели в Западной Анатолии 12 пехотных дивизий (трёхполкового состава), 10 отдельных пехотных полков, 1 кавалерийскую дивизию (3 тысячи сабель), 348 артиллерийских орудий (из них 48 — тяжёлых), 3200 ручных и 1000 станковых пулемётов, около 30 самолётов. Общая численность их войск достигала 130 тысяч человек. Моральный дух греческих войск находился на низком уровне: война им надоела, имели место многочисленные случаи неповиновения командирам и дезертирства.
Грекам противостояли войска турецкого Западного фронта под командованием Мустафы Исмет-паши. Направление на Анкару прикрывала 2-я армия Якупа Шевки-паши, южнее дислоцировалась 1-я армия Нуреддина-паши. К 1 августа 1922 года силы турок на Западном фронте насчитывали 16 пехотных и 4 кавалерийские дивизии (98 670 штыков, свыше 5000 сабель, 323 орудия, 1200 пулемётов, 20 самолётов). Моральный дух турецких солдат и офицеров был очень высок.
Ограничившись обороной своих позиций, греческое командование отдало стратегическую инициативу противнику. Турецкое командование во главе с Мустафой Кемаль-пашой разработало план генерального сражения, имевшего целью освобождение всей Западной Анатолии и Измирского вилайета. Главный удар планировалось нанести силами 1-й армии из северной части Афьонкарахисарского укреплённого района в направлении на Думлупынар-Ушак с целью окружения и уничтожения главных сил греков. 2-я армия наносила отвлекающий удар из района Коджатепе. Стремясь сохранить план в тайне, турецкое командование запретило любое сообщение войск с внешним миром. Все перегруппировки войск турки осуществляли только ночью; солдатам и офицерам говорилось, что войска передвигают с целью отражения предполагаемого наступления греческих войск.
26 августа в Акшехир, где размещался штаб Западного фронта, прибыли Мустафа Кемаль-паша и его начальник штаба Мустафа Февзи-паша, чтобы вместе с Мустафой Исмет-пашой непосредственно руководить действиями войск.
Ход сражения
Южный участок
В четыре часа утра 26 августа 1922 года началась полуторачасовая артиллерийская подготовка, после которой турецкая 1-я армия перешла в наступление. Туркам с ходу удалось вклиниться на 15 км в стыке полос обороны 1-й и 4-й греческих дивизий. Турецкий кавалерийский корпус, совершив фланговый манёвр, неожиданно появился на фланге 1-го греческого армейского корпуса Трикуписа, вызвав панику в тылу противника.
Воспользовавшись отсутствием решительного противодействия со стороны греков, турецкие войска к полудню 27 августа прорвали фронт. К исходу второго дня сражения 1-й корпус Трикуписа оказался в полуокружении, а турецкий кавалерийский корпус перерезал железную дорогу Афьонкарахисар — Думлупынар — Ушак, что не дало грекам возможности отходить на запад в её полосе. Греческий главнокомандующий Хадзианестис решил нанести 28 августа контрудар с рубежа Алашехир — Салихли с целью восстановления фронта, однако не сумел организовать его, так как связь со многими подразделениями была уже потеряна. Тем временем турецкий 1-й армейский корпус отбросил на север две греческие дивизии, после чего корпус Трикуписа оказался разделённым на две группы.
28 августа события развивались по той же схеме: турецкие войска продолжали развивать наступление, греки с большими потерями отходили, стремясь избежать окружения. Находившийся в Измире главнокомандующий греческими войсками окончательно потерял управление и не представлял, что происходит.
30 августа турецкие войска в районе города Думлупынар приступили к осуществлению плана Мустафы Кемаль-паши по окружению 1-го армейского корпуса греков силами 4-го и 6-го турецких армейских корпусов. В ходе ожесточённого боя войска Трикуписа были разбиты, и к концу дня вытеснены в горно-лесной район, откуда стали пытаться разрозненными группами пробиться к своим силам.
К утру 31 августа линии фронта как таковой уже не существовало. 2 сентября группа войск во главе с Трикуписом была окружена турецкой пехотой. Осознав бессмысленность дальнейшего сопротивления, Трикупис сдался в плен вместе со 190 офицерами и 4500 солдатами. Уже в плену он узнал от турок о своём назначении главнокомандующим греческими войсками вместо отстранённого Хадзианестиса.
Северный участок
На северном участке фронта турки тоже разбили греков, вынудив их отступать к Бурсе. Бурса была оставлена 9 сентября. 10 сентября туркам сдались около 6500 солдат и офицеров 11-й пехотной дивизии, не сумевшие прорваться в порт Муданья. Главные силы греков отступили в город Бандырма, который был взят турками 16 сентября.
Итоги
В течение одной недели в турецкий плен попало около 26 с половиной тысяч греческих военнослужащих; туркам досталось в качестве трофеев до 200 артиллерийских орудий.
К 6 сентября в Измире собрались почти 10 тысяч деморализованных солдат и офицеров из разбитых частей 1-го и 2-го армейских корпусов Южной группы, а также более 60 тысяч беженцев — греков и армян. Оценив обстановку, новый греческий главнокомандующий Георгиос Полименакос решил не оборонять город, а создать новую оборонительную позицию на перешейке полуострова Чешме западнее Измира, одновременно с этим начав эвакуацию гражданского населения из города. Последние греческие солдаты были эвакуированы с Чешме 17 сентября, а 18-19 сентября завершилась эвакуация остатков Северной группы.
Военная катастрофа вызвала в Греции восстание в вооруженных силах, которое привело к отречению короля.
Источники
- И. Г. Дроговоз «Турецкий марш: Турция в огне сражений», — Минск: «Харвест», 2007. ISBN 978-985-16-2075-9
Напишите отзыв о статье "Битва при Думлупынаре"
Отрывок, характеризующий Битва при Думлупынаре
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»
Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
