Битва при Завихосте

Битва при Завихосте
Дата	19 июня, 1205
Место	Завихост, Польша
Итог	Победа польского войска
Противники
Польша: княжества Сандомирское и Мазовецкое Галицко-Волынское княжество
Командующие
Лешек Белый, Конрад I Мазовецкий Роман Мстиславич†
Силы сторон
неизвестно 21 тысяча (по польским данным, вероятно, преувеличенным)
Потери
минимальные "малая дружина", сопровождавшая Романа Мстиславича, полностью перебита; основные силы отступили.

Битва при Завихосте (19 июня 1205 года) — сражение между войсками галицко-волынского князя Романа Мстиславича Великого с одной стороны и войсками краковского князя Лешка Белого и Конрада Мазовецкого с другой.

Стало главным сражением в ходе похода Романа Мстиславича в Малую Польшу в 1205 году. После успешного начала похода, галицко-волынский князь остановился у города Завихоста, ожидая переговоров с польскими князьями, однако те напали на него и в ожесточённом сражении убили самого князя и его «малую дружину». После гибели Романа в Галицко-Волынском княжестве началась ожесточённая политическая борьба, в которой принимали участие многие русские князья и бояре, а также венгерские и польские правители. Эта борьба, длившаяся до 1245 года, завершилась с окончательным утверждением на престоле сына Романа, Даниила Романовича.

Истоки борьбы

Спор вокруг приграничных русско-польских земель начался ещё в X веке. Эти земли периодически переходили от Малой (Краковской) Польши к Киевской Руси и наоборот. Земли вокруг Перемышля, Санка, Дорогичина и Владимира Волынского постоянно подвергались атакам поляков с запада и южнорусских князей с востока. Однако отношения между русскими и польскими князьями, связанными близким родством, при наличии общих интересов часто становились союзными. Так, например, в 1195 г. Лешек Белый при помощи своего двоюродного брата Романа Мстиславича сумел отразить притязания на Краков великопольского князя Мешко Старого в битве на реке Мозгаве. В благодарность за это в 1199 г. Лешек помог Роману захватить галицкий стол.

Объединив под своей властью всю Галицкую землю и Западную Волынь, Роман боролся за контроль над Киевом, успешно воевал с половцами и в 1205 г. разорвал союз с Лешком. Известно, что поссорил Романа и Лешка их общий двоюродный брат, великопольский князь Владислав III Тонконогий. Подробности этой истории по ранним источникам неизвестны.

В историографии

Польские источники подробно описывают сражение как грандиозное событие. Между тем, вслед за Лаврентьевской летописью историки (начиная с Карамзина Н. М. и Соловьёва С. М.) отмечают, что Роман отъехал от войска с малой дружиной, а Соловьёв С. М. и Рыбаков Б. А. уточняют, что отъехал он на охоту, причём если Карамзин Н. М. использует слово «битва» (пал в неравной битве), то Соловьёв С. М. говорит о нападении из засады, а Рыбаков Б. А. о том, что Роман был «убит».

Согласно исследованию Майорова А. В., гибель Романа в Польше могла иметь место во время похода в Саксонию против Оттона Брауншвейгского в поддержку Филиппа Швабского в их борьбе за власть в Священной Римской империи после смерти Генриха VI (1197).

В изложении Яна Длугоша

Предпосылки

Историк XV в. Ян Длугош так описывает мотивы Романа (возможно, основываясь исключительно на собственных домыслах): «Есть несколько причин для его действия: огромное богатство, отобранное у Руси, в те годы, когда страна почти целиком была завоёвана; плохая организация войск, конницы и пехоты, в некоторых польских княжествах; ссора польских магнатов и, наконец, незрелость [относительно их возраста] князей Лешка и Конрада. Также причиной мог быть резкий ответ, данный его послам, когда он попросил всю Люблинскую землю и компенсацию за потери и затраты, которые он понёс в битве на Мозгаве, но ему было сказано, что оставив поле сражения, он ни на что не имел права».

В начале весны Роман вторгся в Люблинскую землю и стал осаждать город. Польский гарнизон был успешнее войска Романа Мстиславича, и русских удалось отбить, но они нанесли большой вред местному населению, учинили в городе погром, захватили жён люблинских рыцарей. Лешек, узнав об этом, стал набирать новое сильное войско из рыцарей и крестьян в Сандомире, Мазовии и Куявии. Это войско было подкреплено отрядами добровольцев из Кракова. Когда Роман узнал о надвигающейся на него польской силе, он снял с Люблина осаду и стал продвигаться глубже в Польшу, грабя города и деревни и угрожая людям запретом латинских обрядов. Некоторые епископы и дворяне пошли на сближение с Романом и просили у него мира, обещав заплатить необходимую компенсацию. Роман принял их предложение и покинул их землю, но продолжил войну. К тому же, Роман захватил с собой нескольких священников в надежде, что те укажут ему, где находится лагерь Лешка Белого. В начале июня Роман, ожидая мирных переговоров с Лешком Белым, занял город Завихост. Так как эта кампания успешнее проходила для Романа, именно он мог рассчитывать на то, что будет ставить условия.

Битва

Детальное описание сражения приводит польский историк Ян Длугош. Согласно его сведениям, Роман переправил своё войско через Вислу и занял город. Он был настолько уверен в своих силах, что не поверил и даже рассмеялся, когда разведчики сообщили ему о выступлении поляков. 19 июня князья Лешек и Конрад прибыли с войсками к городу, после чего Роман вступил в сражение.

Обе армии предприняли несколько атак, Роман не мог выстроить передовую линию войска из-за непрекращающегося обстрела. Сами князья, в отличие от Романа, не принимали участие в бою, а находились в отдалении, ожидая окончания основного сражения. Длугош подтверждает сведения о большой численности галицко-волынского войска, говоря, что Роман смог легко заменить павших после того, как поляки разбили первую линию русского войска. Тем не менее, поляки всё же постепенно перехватывают инициативу, окружая галицкие войска. Роман Мстиславич пытался вырваться из окружения, но был тяжело ранен, едва сумев доскакать до берега реки, где также потерял лошадь. С помощью другой лошади, принадлежавшей одному из солдат, он переправился на противоположный берег реки, где к тому времени уже находилось несколько покинувших сражение русских воинов. Там, на другом берегу, по словам Длугоша «мысль о том, что он окружён поляками и будет взят в их войско в качестве простого воина, сразила его».

Потеряв полководца, русские войска побежали с места сражения. Часть воинов была оттеснена к берегу, однако земля, по данным все того же Длугоша, не выдержала их веса, и русские воины начали падать в реку.

Другие источники упоминают о том же самом развитии событий. Например Суздальская летопись Лаврентьевского списка упоминает, что «Роман Галицкий взял поляков и завоевал города. И остановился в реке Висле с его маленькой дружиной. Поляки тогда напали и убили его и дружину. И галицкие люди приехали, взяли своего мёртвого князя и несли его к Галичу и похоронили его в церкви».

Согласно более поздней «Великой Польской Хронике»: «В это время Роман, часто упоминавшийся, могущественнейший князь русских, отказался платить дань князю Лешке, смело противостоял его власти и, собрав большое войско, с сильным отрядом неожиданно вторгся в пределы Польши. Когда это узнал Лешек, он, тотчас собрав небольшой отряд воинов, поспешил к нему навстречу в Завихост, обрушился на него, захватил и победил. Русские, которые сначала пришли самонадеянно, были многие ранены, очень многие вместе с князем Романом убиты, остальные, увидев [это], стали искать спасения в бегстве, причем многие жалким образом окончили свою жизнь в реке Висле. Так, Роман, забыв о бесчисленных благодеяниях, оказанных ему Казимиром и его сыном Лешком, осмелился напасть на своих братьев, [но], получив удар мечом, испустил дух на поле боя. И было это в году от Р. X. 1205.»

Многие из русских воинов утонули, ещё больше умерло от рук местного населения, поскольку поляки преследовали русских до самого Владимира-Волынского. Некоторые были зарезаны по приказу Лешка и Конрада. Согласно хронике Длугоша, Роман был похоронен в Сандомире, а после подписания мирного договора русские выплатили полякам большую сумму за освобождение пленных воинов и возвращение тела Романа, которого позже похоронили во Владимире. Согласно Лаврентьевской летописи, передающей летописный свод 1305 г., Роман был похоронен в Галиче, в церкви Успения Богородицы.

Итоги

После победы Лешека Белого, он приобрел положительную репутацию в Польше, получил популярность в Кракове, которая вернула ему расположение города и власть в нём на некоторое время. Конрад, достигнув совершеннолетия, потребовал себе удел и участия во власти, и страна стала находиться под властью обоих братьев.

Отрывок, характеризующий Битва при Завихосте

– Francais ou prince russe incognito, [Француз или русский князь инкогнито,] – сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. – Je vous dois la vie je vous offre mon amitie. Un Francais n'oublie jamais ni une insulte ni un service. Je vous offre mon amitie. Je ne vous dis que ca. [Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.]
В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер, отвечая бессознательной улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.
– Capitaine Ramball du treizieme leger, decore pour l'affaire du Sept, [Капитан Рамбаль, тринадцатого легкого полка, кавалер Почетного легиона за дело седьмого сентября,] – отрекомендовался он с самодовольной, неудержимой улыбкой, которая морщила его губы под усами. – Voudrez vous bien me dire a present, a qui' j'ai l'honneur de parler aussi agreablement au lieu de rester a l'ambulance avec la balle de ce fou dans le corps. [Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле?]
Пьер отвечал, что не может сказать своего имени, и, покраснев, начал было, пытаясь выдумать имя, говорить о причинах, по которым он не может сказать этого, но француз поспешно перебил его.
– De grace, – сказал он. – Je comprends vos raisons, vous etes officier… officier superieur, peut etre. Vous avez porte les armes contre nous. Ce n'est pas mon affaire. Je vous dois la vie. Cela me suffit. Je suis tout a vous. Vous etes gentilhomme? [Полноте, пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб офицер, может быть. Вы служили против нас. Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно, и я весь ваш. Вы дворянин?] – прибавил он с оттенком вопроса. Пьер наклонил голову. – Votre nom de bapteme, s'il vous plait? Je ne demande pas davantage. Monsieur Pierre, dites vous… Parfait. C'est tout ce que je desire savoir. [Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это все, что мне нужно.]
Когда принесены были жареная баранина, яичница, самовар, водка и вино из русского погреба, которое с собой привезли французы, Рамбаль попросил Пьера принять участие в этом обеде и тотчас сам, жадно и быстро, как здоровый и голодный человек, принялся есть, быстро пережевывая своими сильными зубами, беспрестанно причмокивая и приговаривая excellent, exquis! [чудесно, превосходно!] Лицо его раскраснелось и покрылось потом. Пьер был голоден и с удовольствием принял участие в обеде. Морель, денщик, принес кастрюлю с теплой водой и поставил в нее бутылку красного вина. Кроме того, он принес бутылку с квасом, которую он для пробы взял в кухне. Напиток этот был уже известен французам и получил название. Они называли квас limonade de cochon (свиной лимонад), и Морель хвалил этот limonade de cochon, который он нашел в кухне. Но так как у капитана было вино, добытое при переходе через Москву, то он предоставил квас Морелю и взялся за бутылку бордо. Он завернул бутылку по горлышко в салфетку и налил себе и Пьеру вина. Утоленный голод и вино еще более оживили капитана, и он не переставая разговаривал во время обеда.
– Oui, mon cher monsieur Pierre, je vous dois une fiere chandelle de m'avoir sauve… de cet enrage… J'en ai assez, voyez vous, de balles dans le corps. En voila une (on показал на бок) a Wagram et de deux a Smolensk, – он показал шрам, который был на щеке. – Et cette jambe, comme vous voyez, qui ne veut pas marcher. C'est a la grande bataille du 7 a la Moskowa que j'ai recu ca. Sacre dieu, c'etait beau. Il fallait voir ca, c'etait un deluge de feu. Vous nous avez taille une rude besogne; vous pouvez vous en vanter, nom d'un petit bonhomme. Et, ma parole, malgre l'atoux que j'y ai gagne, je serais pret a recommencer. Je plains ceux qui n'ont pas vu ca. [Да, мой любезный господин Пьер, я обязан поставить за вас добрую свечку за то, что вы спасли меня от этого бешеного. С меня, видите ли, довольно тех пуль, которые у меня в теле. Вот одна под Ваграмом, другая под Смоленском. А эта нога, вы видите, которая не хочет двигаться. Это при большом сражении 7 го под Москвою. О! это было чудесно! Надо было видеть, это был потоп огня. Задали вы нам трудную работу, можете похвалиться. И ей богу, несмотря на этот козырь (он указал на крест), я был бы готов начать все снова. Жалею тех, которые не видали этого.]
– J'y ai ete, [Я был там,] – сказал Пьер.
– Bah, vraiment! Eh bien, tant mieux, – сказал француз. – Vous etes de fiers ennemis, tout de meme. La grande redoute a ete tenace, nom d'une pipe. Et vous nous l'avez fait cranement payer. J'y suis alle trois fois, tel que vous me voyez. Trois fois nous etions sur les canons et trois fois on nous a culbute et comme des capucins de cartes. Oh!! c'etait beau, monsieur Pierre. Vos grenadiers ont ete superbes, tonnerre de Dieu. Je les ai vu six fois de suite serrer les rangs, et marcher comme a une revue. Les beaux hommes! Notre roi de Naples, qui s'y connait a crie: bravo! Ah, ah! soldat comme nous autres! – сказал он, улыбаясь, поело минутного молчания. – Tant mieux, tant mieux, monsieur Pierre. Terribles en bataille… galants… – он подмигнул с улыбкой, – avec les belles, voila les Francais, monsieur Pierre, n'est ce pas? [Ба, в самом деле? Тем лучше. Вы лихие враги, надо признаться. Хорошо держался большой редут, черт возьми. И дорого же вы заставили нас поплатиться. Я там три раза был, как вы меня видите. Три раза мы были на пушках, три раза нас опрокидывали, как карточных солдатиков. Ваши гренадеры были великолепны, ей богу. Я видел, как их ряды шесть раз смыкались и как они выступали точно на парад. Чудный народ! Наш Неаполитанский король, который в этих делах собаку съел, кричал им: браво! – Га, га, так вы наш брат солдат! – Тем лучше, тем лучше, господин Пьер. Страшны в сражениях, любезны с красавицами, вот французы, господин Пьер. Не правда ли?]
До такой степени капитан был наивно и добродушно весел, и целен, и доволен собой, что Пьер чуть чуть сам не подмигнул, весело глядя на него. Вероятно, слово «galant» навело капитана на мысль о положении Москвы.
– A propos, dites, donc, est ce vrai que toutes les femmes ont quitte Moscou? Une drole d'idee! Qu'avaient elles a craindre? [Кстати, скажите, пожалуйста, правда ли, что все женщины уехали из Москвы? Странная мысль, чего они боялись?]
– Est ce que les dames francaises ne quitteraient pas Paris si les Russes y entraient? [Разве французские дамы не уехали бы из Парижа, если бы русские вошли в него?] – сказал Пьер.
– Ah, ah, ah!.. – Француз весело, сангвинически расхохотался, трепля по плечу Пьера. – Ah! elle est forte celle la, – проговорил он. – Paris? Mais Paris Paris… [Ха, ха, ха!.. А вот сказал штуку. Париж?.. Но Париж… Париж…]
– Paris la capitale du monde… [Париж – столица мира…] – сказал Пьер, доканчивая его речь.
Капитан посмотрел на Пьера. Он имел привычку в середине разговора остановиться и поглядеть пристально смеющимися, ласковыми глазами.
– Eh bien, si vous ne m'aviez pas dit que vous etes Russe, j'aurai parie que vous etes Parisien. Vous avez ce je ne sais, quoi, ce… [Ну, если б вы мне не сказали, что вы русский, я бы побился об заклад, что вы парижанин. В вас что то есть, эта…] – и, сказав этот комплимент, он опять молча посмотрел.
– J'ai ete a Paris, j'y ai passe des annees, [Я был в Париже, я провел там целые годы,] – сказал Пьер.
– Oh ca se voit bien. Paris!.. Un homme qui ne connait pas Paris, est un sauvage. Un Parisien, ca se sent a deux lieux. Paris, s'est Talma, la Duschenois, Potier, la Sorbonne, les boulevards, – и заметив, что заключение слабее предыдущего, он поспешно прибавил: – Il n'y a qu'un Paris au monde. Vous avez ete a Paris et vous etes reste Busse. Eh bien, je ne vous en estime pas moins. [О, это видно. Париж!.. Человек, который не знает Парижа, – дикарь. Парижанина узнаешь за две мили. Париж – это Тальма, Дюшенуа, Потье, Сорбонна, бульвары… Во всем мире один Париж. Вы были в Париже и остались русским. Ну что же, я вас за то не менее уважаю.]
Под влиянием выпитого вина и после дней, проведенных в уединении с своими мрачными мыслями, Пьер испытывал невольное удовольствие в разговоре с этим веселым и добродушным человеком.
– Pour en revenir a vos dames, on les dit bien belles. Quelle fichue idee d'aller s'enterrer dans les steppes, quand l'armee francaise est a Moscou. Quelle chance elles ont manque celles la. Vos moujiks c'est autre chose, mais voua autres gens civilises vous devriez nous connaitre mieux que ca. Nous avons pris Vienne, Berlin, Madrid, Naples, Rome, Varsovie, toutes les capitales du monde… On nous craint, mais on nous aime. Nous sommes bons a connaitre. Et puis l'Empereur! [Но воротимся к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики, я понимаю, но вы – люди образованные – должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят. Не вредно знать нас поближе. И потом император…] – начал он, но Пьер перебил его.
– L'Empereur, – повторил Пьер, и лицо его вдруг привяло грустное и сконфуженное выражение. – Est ce que l'Empereur?.. [Император… Что император?..]
– L'Empereur? C'est la generosite, la clemence, la justice, l'ordre, le genie, voila l'Empereur! C'est moi, Ram ball, qui vous le dit. Tel que vous me voyez, j'etais son ennemi il y a encore huit ans. Mon pere a ete comte emigre… Mais il m'a vaincu, cet homme. Il m'a empoigne. Je n'ai pas pu resister au spectacle de grandeur et de gloire dont il couvrait la France. Quand j'ai compris ce qu'il voulait, quand j'ai vu qu'il nous faisait une litiere de lauriers, voyez vous, je me suis dit: voila un souverain, et je me suis donne a lui. Eh voila! Oh, oui, mon cher, c'est le plus grand homme des siecles passes et a venir. [Император? Это великодушие, милосердие, справедливость, порядок, гений – вот что такое император! Это я, Рамбаль, говорю вам. Таким, каким вы меня видите, я был его врагом тому назад восемь лет. Мой отец был граф и эмигрант. Но он победил меня, этот человек. Он завладел мною. Я не мог устоять перед зрелищем величия и славы, которым он покрывал Францию. Когда я понял, чего он хотел, когда я увидал, что он готовит для нас ложе лавров, я сказал себе: вот государь, и я отдался ему. И вот! О да, мой милый, это самый великий человек прошедших и будущих веков.]