Битва при Зенте

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Битва при Зенте
Дата

11 сентября, 1697

Место

Зента, Сербия

Итог

Решительная австрийская победа

Противники
Австрия Османская империя
Командующие
Принц Евгений Савойский Султан Мустафа II
Силы сторон
34 000 пехоты,
16 000 кавалерии,
60 пушек
свыше 80 000
Потери
429 убито,
1598 ранено[1]
30 000
 
Великая Турецкая война и
русско-турецкая война 1686—1700
ВенаШтуровоНейгейзельМохачКрымПатачинНиссаСланкаменАзовПодгайцыЗента

Битва при Зенте — сражение, состоявшееся 11 сентября 1697 года у реки Тисы, в котором австрийская армия под предводительством принца Евгения Савойского одержала победу над турками. Около 50 тысяч австрийцев остановили продвижение турок на север, разбив 80-тысячную турецкую армию. Примерно 25 тысяч турок погибло, в то время как потери австрийцев составили лишь 429 человек убитыми и 1598 человек ранеными. Султан Мустафа II был вынужден наблюдать с другого берега реки уничтожение своего захваченного врасплох войска. Битва при Зенте была поворотным пунктом в борьбе Австрии против турок, а также основой Карловицкого мира 1699 года, после которого баланс сил в Юго-Восточной Европе значительно изменился в ущерб Османской империи. Тем не менее, победа при Зенте не была достаточно использована в военном отношении, так как из-за плохих погодных условий австрийцы воздержались от преследования турок.





Прелюдия

После снятия осады с Вены в 1683 году Австрии сопутствовал успех — в 1688 году Белград и большая часть среднедунайской низменности были заняты Габсбургами. Но поскольку война с французами требовала больше войск, а новый великий визирь реорганизовал османскую армию, удача австрийцев закончилась. Белград был возвращён турками в 1690 году, и кампания следующего года находилась в неопределенности.

Австрийцы впервые оказались под непосредственным руководством Евгения Савойского; кампания стала первой в ряду многих побед принца.

Битва

Первые манёвры

Принц Евгений был назначен главнокомандующим армией в королевстве Венгрия 5 июля 1697 года. Его армия насчитывала 70 000 человек, но только 35 000 были готовы к сражению. Поскольку военная казна была пуста, Евгению пришлось занять деньги, чтобы выплатить армии жалование и организовать медицинское обслуживание.

Габсбургская армия состояла из немецкой, австрийской и венгерской пехоты и конницы (приблизительно 7000 солдат)[2]. Благодаря пфальцграфу Полу Эстерхази, Венгрия выделила Австрии 20 000 солдат[3]. Некоторая часть сербской легкой конницы также приняла участие в коалиции[4][5], как хорваты и сербы, которые были частью австрийских отрядов[6].

Когда прибыли известия о том, что султан и его армия находятся в Белграде, Евгений решил сконцентрировать все доступные войска из Верхней Венгрии и Трансильвании и начал стягивать свои войска к Петервардейну. На тот момент Евгений имел под своим началом Имперскую Армию размером 50 000 — 55 000 солдат. 18 июля в деревне Колут принц устроил смотр своих сил. Вскоре он вместе с силами прошёл к Петервардейну через Сомбор[6]. В течение августа Евгений предложил провести сражение по соседству с крепостью Петервардейн, но турки, пытаясь начинать осаду, отказались участвовать в сражении. В сентябре они переместились на север в попытке захватить крепость Сегеда и имперская армия последовала вслед за ними.

В османской армии под руководством Имре Текели находился небольшой отряд курусской конницы, боровшейся с Габсбургами. Текели отвечал за османскую конницу в сражении[7].

Битва

После захвата Кафер Паши (Паша Джафар) имперской конницей был оставлен план осады Сегеда, и султан решил вернуться на зимние квартиры рядом с Тимишоара. Когда Евгений узнал об этих планах, то решил дать сражение. 11 сентября 1697 года Османская армия пробовала перейти вброд реку Тиса рядом с городом Зента (Сента), не зная, что имперская армия находится по соседству. Австрийцы были в состоянии напасть на врага в то время, как тот всё ещё пересекал реку. После интенсивной артиллерийской бомбардировки многие драгуны перешли ко рву, окружавшему лагерь, и начали обстреливать противника. Турки позади укреплений в беспорядке отступили к мосту, оказавшемуся переполненным. Австрийская артиллерия продолжала артобстрел, нанося серьёзные потери. Левый фланг имперцев атаковал, проникнув между турками, оставившими фланг, и мостом, преградив им путь к отступлению. В то же время Имперские силы прорвались через траншеи, окружавшие османский лагерь. В лагере началась страшная резня. Имперские солдаты неуклонно продвигались вперёд. Только 1000 турок удалось сбежать. Более чем 10 000 османских войск утонуло в реке Тиса. До 20 000 турецких солдат было убито на поле битвы.

Последствия

Это сражение закончилось решительной победой Австрии: потеряв 500 солдат, австрийская армия уничтожила 30 000 турецких воинов, захватила гарем султана, 87 орудий, королевскую казну с сокровищами и государственную печать Османской империи. Главная османская армия была рассеяна, и австрийцы получили полную свободу действия в Боснии, где было захвачено Сараево.

По итогам заключённого мира в Карловице к Австрии от османов отошла вся Венгрия, а также Трансильвания и Тимишоара. Карловицкий мир превратил Австрию в одну из великих европейских держав.

Напишите отзыв о статье "Битва при Зенте"

Примечания

  1. K. K. Kriegsarchiv (Hrsg.): Feldzüge des Prinzen Eugen von Savoyen. Verlag des K. K. Generalstabes, Wien 1876, Band 2, page 156.
  2. Military history of HungaryШаблон:Pagenumber
  3. Csorba Csaba — Estók János — Salamon Konrád: Magyarország Képes Története (History of Hungary in Pictures), Magyar Könyvklub (Hungarian Book-Club), Budapest 1999. ISBN 963-548-961-7Шаблон:Pagenumber
  4. «Military history of Hungary»Шаблон:Pagenumber
  5. Magyarország története 1526—1686 (History of Hungary 1526—1686) 2. tome, Authors: Zsigmond Pach and Ágnes Várkonyi, Akadémia Kiadó (Akadémia Publisher), Budapest 1985. ISBN 963 05 09296Шаблон:Pagenumber
  6. 1 2  (хорв.) [www.zvonik.rs/arhiva/177/povijesni.html Zvonik br.177/2009] Stjepan Beretić: Povijesni kutak — Slankamen i Senta, Accessed Nov 19, 2009
    "Po oslobođenju od Turaka Hrvati i Srbi su u Somboru… osnovali vojne jedinice… I u Senćanskoj bitci su sudjelovale somborske jedinice. Ошибка в сносках?: Неверный тег <ref>: название «Zvonik» определено несколько раз для различного содержимого
  7. Markó László: A Magyar Állam Főméltóságai (The Great Honours of Hungary), Magyar Könyvklub (Hungarian Book-Club), Budapest 2000. ISBN 963-547-085-1Шаблон:Pagenumber


Отрывок, характеризующий Битва при Зенте

– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.