Битва при Йене и Ауэрштедте

Йена и Ауэрштедт
Основной конфликт: Война четвёртой коалиции Наполеоновские войны
Наполеон в битве при Йене. 14 октября 1806 г. (картина Ораса Верне)
Дата	14 октября 1806 года
Место	Йена и Ауэрштедт, Пруссия
Итог	Решительная победа французских сил, выход Пруссии из войны
Противники
Франция Пруссия Саксония
Командующие
Наполеон Николя Даву Фридрих Людвиг Гогенлоэ-Ингельфинген Карл Вильгельм Фердинанд Брауншвейгский
Силы сторон
Йена: 100 000 (в битве от 50 000 до 60 000) Ауэрштедт: около 30 000 Йена: около 50 000 Ауэрштедт: от 50 000 до 80 000
Потери
Йена: 5000 — 7500 убитыми и ранеными Ауэрштедт: 5000 — 7000 убитыми, ранеными и пропавшими без вести Йена: около 20 000 убитыми, ранеными и пропавшими без вести; 200 орудий Ауэрштедт: около 13 000 убитыми, ранеными и пропавшими без вести; 115 орудий

Би́тва при Йе́не и А́уэрштедте (нем. Schlacht bel Jena und Auerstedt, фр. Battile d'Iéna) — двойное сражение из серии Наполеоновских войн, происходившее параллельно во времени 14 октября 1806 года между Великой армией императора французов Наполеона I Бонапарта и прусскими войсками под общим командованием герцога Карла Вильгельма Фердинанда Брауншвейгского около населённых пунктов Йена и Ауэрштедт на территории Пруссии.

В битве при Йене сошлись:

• А) Наполеон во главе основных сил французской армии общей численностью около 100 000 человек, однако корпуса вступали в битву по мере их подхода, и в целом вся масса армии участия в битве не принимала (фактически в битву вступили около 50 000 — 60 000 человек);

• Б) князь Фридрих Людвиг Гогенлоэ-Ингельфинген, в распоряжении которого находилось, по разным подсчётам, от 27 000 до 62 000 человек (для второго варианта численности прусских войск следует учесть 15-тысячный корпус генерала Эрнста Рюхеля, который, хоть и прибыл на поле боя уже после разгрома и начала беспорядочного отступления основных сил Гогенлоэ, всё же принял участие в сражении в надежде переломить его ход).

В битве при Ауэрштедте сошлись:

• А) маршал Франции Луи Никола Даву во главе вверенного ему корпуса (24 000 пехоты и 1200 кавалерии при 44 орудиях);

• Б) герцог Карл Вильгельм Фердинанд Брауншвейгский во главе основных сил прусской армии (около 50 000 — 63 000 человек).

Итогом сражений стало сокрушительное поражение прусских войск, фактический выход Пруссии из войны, а в более долгосрочной перспективе — подписание Тильзитского мира. По мнению Уртуля:

Ни одна из побед Наполеона не была столь же эффективна и полна, как эта. <...> В Йене Наполеон выиграл сражение, которого не мог проиграть. В Ауэрштедте Даву выиграл сражение, которого не мог выиграть. (Ф.-Г. Уртуль Йена, Ауэрштедт. Триумф Орла)

Обстановка перед битвой

После сокрушительного поражения антифранцузской коалиции в Битве трёх императоров, Наполеон за полгода перекроил карту Центральной Европы до неузнаваемости. В соответствии с подписанным 26 декабря 1805 года Пресбургским мирным договором император французов отобрал у Австрии следующие владения: Венецию, Истрию, Далмацию, Каттаро, Фриуль. В результате столь внушительных территориальных изменений Австрия потеряла порядка 17 % всего населения империи. Летом 1806 года 15 княжеств Южной и Центральной Германии были объединены Наполеоном в Рейнский союз, который де-факто находился под протекторатом Французской империи. Это стало концом тысячелетнего существования Священной Римской империи германской нации. Пользуясь плодами своих побед и памятуя попытки неаполитанских Бурбонов выйти из-под его контроля, Наполеон лишил их власти в Неаполе. Их место занял Жозеф Бонапарт, брат императора.

После поражения русско-австрийских сил на Праценских высотах изменила свою позицию Пруссия. От представителя Фридриха Вильгельма III, барона Хаугвица, Бонапарт потребовал заключить с Францией оборонительно-наступательный союз. Король согласился на требования Императора, и в декабре 1805 года такой договор был подписан. В качестве компенсации Наполеон уступил Пруссии Ганновер — континентальное владение короля Великобритании, занятое французами.

В начале 1806 года в Европе Наполеон имел противником лишь Россию, хотя Александр I всё же испытывал большие трудности в этой борьбе. Россия искала мира с Наполеоном, чтобы получить долгожданную передышку. В свою очередь, император французов недвусмысленно дал понять и Лондону, и Петербургу, что Франция тоже готова пойти на сепаратные мирные переговоры. Так, в феврале 1806 года министр иностранных дел Франции Шарль Талейран начал мирные переговоры с Англией, а в Париж из России был отправлен П. Я. Убри (не имевший, впрочем, мандата на подписание серьёзных дипломатических соглашений) для прощупывания почвы относительно возможного заключения мира. Однако переговоры Талейрана с английским двором не увенчались успехом, а российскому посланнику Убри были предъявлены слишком невыгодные условия, которые Александр I не захотел ратифицировать.

К осени 1806 года резко изменилась международная обстановка в Европе. Так, Пруссия, испытывая сильное волнение и недовольство из-за создания Рейнского союза, который угрожал целостности уже самой Пруссии, взяла курс на сближение с Петербургом и Лондоном. Такой шаг Фридриха Вильгельма III объясняется ещё и тем, что Франция могла отдать Ганновер Англии.

Пруссия, Россия и Британия, имея общий фактор раздражения — Наполеона — и довольно легко найдя другие точки соприкосновения, оформили в сентябре 1806 года Четвёртую антифранцузскую коалицию (несколько позже к ним присоединилась Швеция). Роли в коалиции были распределены по старому образцу: Англия оплачивала «пушечное мясо» России и Пруссии.

Наполеон хотел избежать новой войны. Он надеялся, что царь всё же ратифицирует российско-французский договор. Узнав об отказе Александра Павловича сделать это, Наполеон без каких-либо существенных колебаний приказал начальнику своего Главного штаба Луи Бертье отменить возвращение армии во Францию, и принять все необходимые меры для подготовки к новой войне.

В это время в правящих верхах Пруссии царил настоящий военный психоз. Пруссия, уверенная в том, что её армия — истинная хранительница заветов победоносного Фридриха II Великого, торопилась начать войну первой, чтобы ни с кем не делить лавры победы над Бонапартом.

1 октября Наполеону был предъявлен ультиматум, который требовал в течение десяти дней очистить от французских войск германские земли до Рейна. Ответа из Парижа требовали не позднее 8 октября. В победе не сомневался никто: высшее дворянство, генералитет и офицерство изо всех сил похвалялись, что проучат корсиканского выскочку, предводителя санкюлотов. В ожидании ответа на ультиматум пруссаки щеголяли парадами с победными криками и насмешками в адрес Бонапарта. Прусские офицеры открыто приходили к отелю, где располагался французский посланник, и «смело» точили свои сабли о ступени парадной лестницы. Некоторые из генералов заявляли, что война закончится в считанные дни, одним ударом, и сожалели, что прусская армия берёт с собой на войну ружья и сабли, — чтобы прогнать французов было бы достаточно одних дубин. Боялись только одного, чтобы Фридрих Вильгельм III не заключил мира.

Великой армии Наполеона Пруссия была способна противопоставить 113 000—180 000 человек. Прусская армия состояла из двух частей: основными силами командовал фельдмаршал герцог Карл Брауншвейгский (де-юре и де-факто он был главнокомандующим всей прусской армии), вторая часть армии состояла из прусских и саксонских войск и находилась под командованием фельдмаршала Фридриха Гогенлоэ.

План прусских военачальников предполагал два варианта развития военных действий в предстоящей кампании. Первый вариант подразумевал придерживание оборонительной тактики с постепенным отступлением за реку Эльбу, а затем за реку Одер, с целью соединения со своими резервами и свежими русскими частями. После сбора сил в кулак, данный план предполагал в конечном итоге дать Наполеону генеральное сражение. Однако прусский генералитет, свято чтивший традиции Фридриха Великого, практически единодушно и сразу признал для себя неприемлемым «опуститься» до отступления, вследствие чего этот план был отвергнут самым решительным образом. Выбор прусского командования пал на второй вариант действий, который предполагал следующее: вторжение на территорию союзной Франции Баварии, стремительная атака на разрозненные расквартированные французские корпуса с целью предотвратить их соединение. По замыслу пруссаков, это вынудило бы Наполеона отступить за Рейн.

	Фридрих Вильгельм III, прусский король	Наполеон I, император французов

Ход кампании

Приготовления

6 октября Великая армия получила приказ скорым маршем выдвигаться к границам Пруссии. В этот же день Наполеон направил сообщение Сенату, в котором объявил, что Франция начинает военные действия против Пруссии. 8 октября 1806 года французская армия, сосредоточенная в Баварии, тремя колоннами пересекла границу, вторгнувшись на территорию союзника Пруссии — Саксонию. Центральной колонной, составленной из кавалерии, командовал маршал Иоахим Мюрат. За ним следовал император французов, возглавлявший главные силы. Прусской армии Наполеон противопоставил, по разным подсчётам, от 130 000 до 195 000 человек. Кроме того, план кампании, разработанный императором, предусматривал пополнение армии новобранцами из тыловых лагерей. Великая армия прошла Франконский Лес и вышла к Эльбе. Этим манёвром Наполеон вышел в тыл прусским соединениям, отрезав их тем самым от возможных путей отступления.

Как отмечают Клаузевиц и Тарле, Наполеон, в отличие от прусского командования, подошёл к подготовке кампании со всей тщательностью. Так, в сторону границы Пруссии выдвигалась не только французская армия, но и союзные императору силы: недавно созданный Рейнский союз выставил мобилизованный резервный корпус; Бавария предоставила 10 000 человек под началом Жерома Бонапарта. Кроме того, французские войска были обеспечены всем необходимым. Например, у каждого солдата было три пары обуви с собой, а также четвёртая пара — запасная — находилась в обозе. Благодаря этому армия Наполеона была очень мобильной для своего времени и совершала очень быстрые переходы. Форгейм и Варсбург были избраны в качестве штабных узловых пунктов Великой армии. В этих городах были устроены арсеналы, прикрываемые артиллерийскими батареями, а также склады для боеприпасов и 10 пекарен, обеспечивавшей пропитанием 30 000 солдат. Не обошёл стороной Наполеон и медицинское обеспечение армии: он предусмотрел военно-полевой госпиталь на 500 раненных. В целом же следует отметить, что Наполеон был верен себе: «Война должна кормить сама себя».

Все приготовления к Прусской кампании 1806 года основывались на военном гении Наполеона и его маршалах. Планируя каждый свой шаг на театре военных действий, императорский штаб уделял самое пристальное внимание анализу разведданных, которые непрерывным потоком поступали от разветвлённой агентурной сети. Среди прочих, следует отметить таких разведчиков: полковник Блен из Понтонерской и Сапёрной Школы, инженер-полковник в 1805 году; батальонный командир Гильемино, сотрудник историографического и географического ведомства Главной квартиры, адъютант Наполеона; батальонный командир Юар (Huart) (выпускник школы Меца, ранен при Монтебелло, участник битвы при Маренго и др). Поступавшие от этих и других офицеров разведданные имели чрезвычайную ценность, поскольку составлялись специалистами высшей квалификации: они не только оценивали маршруты движения вражеских войск, их моральное состояние и поведение, но также анализировали ландшафт местности, ресурсы, и прочие важные для успешного ведения кампании факторы. Кроме офицеров французской армии разведданные поступали от многочисленных агентов, услуги которых Наполеон щедро оплачивал.

Первые столкновения

Первые авангардные бои произошли 9 и 10 октября и вскрыли несостоятельность прусского генералитета. Так, в сражении при Шлейце (9 октября) 4-й гусарский полк, бывший в авангарде французской армии под командованием Иоахима Мюрата, атакой с ходу обрушился на лёгкую кавалерию саксонцев, находящихся в подчинении принца Иоанна, и прусских гусар. После трёх атак кавалерия 4-го гусарского так и не смогла потеснить противника, но после того, как маршал ввёл в бой подкрепление в составе 27-го лёгкого, 5-го конно-егерского и 94-го линейного полков, союзники по антифранцузской коалиции были вынуждены отступить. Результатом сражения при Шлейце стала открытая генералом Тауэнцином дорога на Лейпциг.

Первым по-настоящему существенным столкновением этой кампании стала битва при Заальфельде, состоявшаяся 10 октября.

При Заальфельде французы имели 5-й корпус Великой армии, которым командовал маршал Ланн. Непосредственное участие в сражении принимали следующие соединения 5-го Корпуса: 17-й Лёгкий полк; 34-й, 40-й, 64-й и 80-й Линейные полки; 9-й и 10-й Гусарские полки, а также 21-й Конноегерский полк.

Ланну противостояли войска принца Людвига (примерно 7000 пехоты и 1300 кавалерии), который пал в кавалерийской стычке неподалёку от Шварца, сражённый ударом сержант-квартирмейстера Гиндея (Guindey).

Победа французского оружия была ошеломительной и полной. В результате нанесённого пруссакам поражения было убито, ранено и пленено более 1700 человек со стороны союзников. В качестве трофеев французам досталось 4 неприятельских знамени и 34 орудия. Кроме того, в Рудольштадте и Заальфельде Ланн захватил богатое военное содержимое в магазинах, а также фургоны с боеприпасами и багажом. Ланн потерял 172 солдата и офицера.

Тревогу и панику принесли с собой в главную штаб-квартиру прусского командования вести о поражении при Заальфельде. Спесь прусского генералитета заметно поубавилась, и в срочном порядке было решено отступать с целью сосредоточиться у Веймара (там собирались войска герцога Брауншвейгского) и Йены (туда было приказано идти армии князя Гогенлоэ).

Марш Наполеона на Йену

Когда до Наполеона дошли сведения о триумфе Ланна при Заальфельде, он приказал маршалу Даву выдвигать свой 3-й Корпус по направлению на Наумбург. Этим манёвром Император планировал перерезать прусским войскам маршрут возможного отступления на Берлин. В свою очередь герцог Брауншвейгский, оценив складывающуюся обстановку, решил начать отступление на Мерзебург, с целью дать Наполеону генеральное сражение в междуречье Заале и Эльбы. Князь Гогенлоэ получил приказ удерживать позиции у Йены, и по плану должен был обеспечивать прикрытие организованного отступления главной прусской армии герцога Брауншвейгского. После этих арьергардных боёв войска Гогенлоэ также должны были по возможности быстро отступить, не вступая в стычки с французскими частями. По мнению Клаузевица, прусское командование при планировании своих дальнейших действий, допустило ряд серьёзных просчётов и ошибок.

11 октября около Лангенберга гусары из эскадронов Лассаля взяли в плен около 100 пруссаков и захватили обоз из трёхсот фургонов, которые те охраняли. В это же время Наполеон, направлявшийся к Ауме, приказал войскам маршалов Даву, Бернадота и Сульта двигаться по дороге на Гере, а маршалам Ожеро и Ланну было приказано выдвигаться к Нейштадту, к которому те подошли вечером.

12 октября 3-й Корпус маршала Даву вместе с придаными ему в качестве подкрепления эскадронами драгун Луи Саюка продвигался к Наумбургу. Когда лёгкая кавалерия 3-го Корпуса, высланная маршалом вперёд, около 15:30 захватила понтонные переправы, прусские войска потеряли ещё одну часть своего обоза, который так и не был доставлен на противоположный берег. Французы наступали по всем направлениям:

• 5-й и 7-й Корпусы Ланна и Ожеро выдвигались на Йену;
• 1-й Корпус Бернадота и кавалерия Мюрата подходили к Наумбургу со стороны Цайца;
• к Гере подходил Наполеон в сопровождении 6-го Корпуса Нея, где они встретились с 4-м Корпусом Сульта.

С целью сбора разведданных Ланн выслал кавалерийские аванпосты к Лейпцигу. Ситуация для прусских войск становилась угрожающей…

13 октября на подкрепление к Ланну и Ожеро Наполеон выдвинул 6-й и 4-й Корпуса. К Гере же были направлены войска под командованием Клейна, д’Опуля и Нансути. Из полученных Наполеоном разведданных стало известно, что войска пруссаков отступают по направлению к Магдебургу. Соединениям, находившимся в авангарде и прикрывавшим от французов подходы к Йене, был дан приказ отступить и укрепиться на линии «Клозевиц — Люцерода». Пруссаки двигались тремя колоннами:

• к Клозевицу были направлены гренадеры из батальона Гервеца, пехота Цвайффеля и батарея из двух орудий;
• вторая колонна, также направлявшаяся к Клозевицу, включала в себя второй пехотный батальон Цвайффеля, а также егерей Вернера и Валентини;
• к Люцероду были отправлены фузилёры Розена и Эрихсена.

Со стороны Ландграфенберга отступление этих колонн прикрывалось пехотой Рихтена, а также гусарскими эскадронами Билы, лёгкой кавалерией Масарса и Богуславски.

Французы преследовали отступавших по дороге на Веймар пруссаков буквально по пятам. Так, например, 17-й Лёгкий полк Клапареда огнём своих стрелков потеснил противника неподалёку от Йены, а непосредственно в самом городе в плен попали около 30 прусских пехотинцев. Преследуя противника по веймарской дороге, 5-й Корпус Ланна обошёл стороной Коспеду, а примерно в 16:00 к месту будущего сражения прибыл сам император, который незамедлительно решил укрепиться на Ландграфенбергских высотах (это было сделано уже под прикрытием темноты).

План князя Гогенлоэ сводился к тому, чтобы наутро следующего дня нанести французам упреждающий удар. С этой целью князь решил укрепить корпус генерала Тауэнцина. Вечером в ставку Гогенлоэ был доставлен новый приказ короля Фридриха — удерживать Йену, прикрывая тем самым правофланговый манёвр основных сил пруссаков, который намеревалось провести силами Главной армии. Кроме того, 14 октября Гогенлоэ должен был отправить к Ауэрштедту дивизию генерала Козена в качестве подкрепления для армии герцога Брауншвейгского.

Битва при Йене

Диспозиция сторон при Йене

Вечером 13 октября основные силы Наполеона, состоящие из корпусов Сульта, Нея и резервной кавалерии Мюрата подошли к Йене и заняли её. На расстоянии прямой видимости от французов виднелись огни прусских костров: то была армия князя Гогенлоэ. Император принял решение атаковать противника с первыми лучами солнца, о чём и сообщил своим генералам.

Узнав о том, что французы заняли Йену, князь Гогенлоэ, тем не менее, не был осведомлён, что перед ним главные силы неприятеля во главе с самим Наполеоном. Полагая, что перед ним лишь часть сил противника, князь решился на оборонительный бой утром следующего дня. На сегодняшний день очень сложно (или даже практически невозможно) доподлинно установить, почему подготовка пруссаков к сражению была столь плохой, однако необходимо признать тот факт, что Гогенлоэ не посчитал нужным сделать даже минимум приготовлений — составить диспозицию на следующий день.

С другой стороны, Наполеон полагал, что перед ним находятся главные силы прусской армии. Будучи уверенным в этом, император распорядился провести рекогносцировку самым тщательным образом. Кроме того, по его приказу ночью было проведено основательное укрепление позиции: французскими войсками была занята гора Ландграфенберг, господствовавшая над полем боя. Данный манёвр был организован силами 30 тысяч французов, которые устроили позицию на Ландграфенберге и установили артиллерийские батареи на её склонах, заняв при этом чрезвычайно выгодную позицию против армии Гогенлоэ.

На левом фланге французской армии стоял 7-й Корпус маршала Ожеро. В центре французских позиций стоял 5-й Корпус маршала Ланна. В стыке между ними заняла позиции императорская Гвардия. На правом фланге располагался 4-й Корпус под командованием маршала Сульта.

Силы сторон при Йене

Армия князя Гогенлоэ

Под началом князя Гогенлоэ находились:

Силы	Состав	Численность
Участники сражения при Заальфельде и саксонские части	9,5 батальонов пехоты (саксонцы) 8 эскадронов кирасир 16 эскадронов драгун 8 эскадронов гусар	менее 7000 1200 2400 1200
		Всего: менее 10 000
Корпус генерала Тауэнцина	9 батальонов пехоты 9 эскадронов кавалерии 1 артиллерийская батарея;	6500 1400 около 100
		Всего: около 8000
Дивизия генерала Граверта	11 батальонов пехоты 25 эскадронов кавалерии 3,5 артиллерийские батареи	8000 3800 около 400
		Всего: около 12 200
Дивизия Цецешвица 1-го (саксонцы)	12 батальонов пехоты 16 эскадронов кавалерии 4,5 артиллерийские батареи	8600 2400 около 500
		Всего: около 11 500
Резервная дивизия генерала фон Притвица	8,5 батальонов пехоты 9 эскадронов кавалерии 3 артиллерийские батареи	6500 1400 около 300
		Всего: около 8200
Корпус генерала Рюхеля	1 армейский корпус	15’000
		Всего: около 15 000

Однако, следует отметить, что не все войска, находившиеся под началом Гогенлоэ, вступали в битву. Учитывая этот факт, можно говорить о такой оценке сил пруссаков под Йеной:

ВСЕГО: около 33 400 пехоты, 11 800 кавалерии и 15 артиллерийских батарей (приблизительно 2 000 артиллеристов), не считая корпус Эрнста Рюхеля, вступившего в битву на завершающем этапе.

Армия императора Наполеона I

Армия Наполеона, подходившая к полю боя у Йены, насчитывала около 90 000 человек, но фактически вся масса войск в сражении задействована не была. Части, с которыми Бонапарт разбил Гогенлоэ, включали следующие соединения:

Силы	Состав	Численность
4-й корпус маршала Сульта	Пехота Кавалерия Артиллерия	25 700 (фактически — 9000) 1400 48 орудий (из них 42 — трофейные)
		Всего: около 11 000
5-й корпус маршала Ланна	Пехота Кавалерия Артиллерия	19 000 1500 28 орудий
		Всего: около 21 000
6-й корпус маршала Нея	Пехота Кавалерия	4000 1100
		Всего: около 5100
7-й корпус маршала Ожеро	Пехота Кавалерия Артиллерия	15 500 пехоты (фактически — 9000) 1000 артиллерия корпуса
		Всего: около 17 000
Главный резерв	Императорская Гвардия	4000 (в сражении не участвовали) 2000 (в сражении не участвовали) 26 орудий (фактически — 14 орудий)
		Всего: 14 орудий
Резервная кавалерия принца Мюрата	Кирасиры и карабинеры Драгуны, конные егеря и гусары	5000 8600
		Всего: фактически — около 3500

ВСЕГО: фактически — около 40 000 пехоты, 8500 кавалерии, 110 орудий.

Следует отметить, что при Йене Император мог рассчитывать на ещё больший численный перевес над противником, однако маршал Бернадот, под началом которого находилось 18 500 пехоты, 1500 кавалерии и 34 орудия, несмотря на приказ, не спешил на помощь ни к Наполеону, ни к Даву, который сражался близ Ауэрштедта с втрое превосходящим его по численности противником.

Ход Йенского сражения

Сражение при Йене началось 14 октября 1806 года в 6:00, когда первые солнечные лучи развеяли пелену густого тумана, нависшего белым покрывалом над противниками. Как только маршал Ланн увидел войска князя Гогенлоэ и оценил их диспозицию, он приказал 5-у Корпусу атаковать пруссаков. Примерно к 9:00 после нескольких мощных атак Ланн заставил отойти генерала Тауэнцина и его 8000 человек авангарда. Благодаря этой локальной победе французы заняли позиции неприятеля и укрепились около Коспеды, Лютцерода и Клозвица. Гогенлоэ осознал, что авангард его армии потеснён Ланном лишь в тот момент, когда беспорядочно отступающие остатки разбитого корпуса Тауэнцина пробегали мимо его Ставки. Это свидетельствует о том, насколько плохо в прусской армии была налажена связь и курьерская служба. Чтобы хоть как-то противостоять французским атакам, князь стал спешно выводить свои войска из лагерей с целью собрать их в одном месте, чтобы удержать свои позиции до прихода генерала Эрнста Рюхеля, которому была отправлена депеша с приказом немедленно выводить свой 15-тысячный корпус из Веймара на помощь князю. После сбора своей армии, Гогенлоэ повёл ей к деревне Фирценгейлиген, чтобы там встретить накатывающую массу французской армии.

Тем временем на подмогу войскам Ланна шли подкрепления:

• 4-й Корпус маршала Сульт поднимался к Клозвицу со стороны долины р. Заале. Во время своего марша Сульт натолкнулся на отряд генерала Гольцендорфа, прикрывавшим своей позицией в лесу левый фланг Гогенлоэ. Французы не могли выбить неприятеля из леса в течение двух часов, однако Гольцендорф, потеряв около 5000 солдат, всё же был вынужден отступить.
• 7-й Корпус маршала Ожеро двигался на Коспеду через Мюхтальское ущелье.

Движение прусской армии, идущей на Фирценгейлиген, было замечено маршалом Неем, который без колебаний выдвинулся к этой деревне и укрепился там с 3000 солдат из своего 6-го Корпуса. Будущий князь Москворецкий оправдал данное ему Наполеоном прозвище «храбрейшего из храбрых»: горстка французских войск под его началом в течение часа отражала атаки основных сил князя Гогенлоэ, которые тщетно пытались выбить Нея из Фирценгейлигена. Как заметил Клаузевиц в своём труде «1806 год» и Уртуль в «Триумфе Орла», одной из многочисленных причин поражения Пруссии в кампании против Наполеона стало то, что они по-прежнему использовали устаревшую линейную тактику, которая подразумевала подход к противнику на определённую дистанцию и ведение массированного огня без прицеливания. В то же время, французские ветераны, весьма преуспевшие в стрельбе из рассыпного строя, тактически были наголову выше противника. В результате безрезультатных и в каком-то смысле самоубийственных атак на позиции 6-го Корпуса, пруссаки и саксонцы понесли тяжёлые потери, что, впрочем, не умаляет героизма и упорства союзников.

Однако и силы Нея были не безграничны. Понимая это, Наполеон приказал маршалу Ланну оказать помощь 6-му Корпусу. Официальная французская сводка гласила:

…от двухсот пятидесяти до трехсот тысяч человек при поддержке семисот или восьмисот орудий сеяли смерть, являя собою одно из нечастых в истории зрелищ. Обе стороны непрестанно маневрировали, как на параде. В наших войсках ни на мгновение не возникло сомнение в победе…

Получив около 13:00 донесение о том, что резервная кавалерия Мюрата и две свежие дивизии 6-го Корпуса развернулись в боевой порядок и ждут приказов, Наполеон приказал дождаться завершения манёвра 4-го и 7-го корпусов Великой армии, после чего отдал приказ об атаке всеми силами, включая резервы. Одновременная фланговая атака Сульта и Ожеро, подкреплённая 5-м Корпусом Ланна и частями резерва, смяла пруссаков и саксонцев. Разгромленные союзники пустились в паническое бегство. Правильное отступление совершал только гренадерский батальон саксонцев, охранявший князя Гогенлоэ…

Около 14:00 к месту сражения прибыл 15-тысячный корпус Эрнста Рюхеля, который уже ничего не мог сделать, кроме как обеспечить прикрытие беспорядочно отступающих. Не разобравшись в ситуации и не осознавая, что сражение при Йене проиграно, Рюхель опрометчиво ринулся на французов, однако его сил хватило ненадолго. В течение получаса корпус Рюхеля был смят французами и обращён в бегство. Ошибка Рюхеля дорого обошлась пруссакам, так как его действия просто-напросто увеличили и так огромные потери.

Преследование бегущих союзников возглавил маршал Мюрат, бросивший вослед неприятелю свою кавалерию. Часть беглецов пыталась укрыться в Веймаре и бросилась было туда, но французские кавалеристы как говорится «на плечах» пруссаков ворвались в Веймар и устроили избиение противника, не щадя практически никого.

Другая группа отступающих союзников вместе с князем Гогенлоэ попыталась спастись в Наумбурге, чтобы там слиться с войсками герцога Брауншвейгского. Можно себе представить, каковы же были удивление, шок и растерянность союзников, когда под Буттельштадтом они натолкнулись на ещё одну толпу беглецов. То была разбитая маршалом Даву при Ауэрштедте армия герцога Брауншвейгского.

14 октября 1806 года стало чёрным днем для всей Пруссии. Армия короля Фридриха, которая без труда должна была справиться с армией «предводителя санкюлотов», была разгромлена в течение одного дня, практически прекратив своё существование в качестве организованного военного образования…

	Маршал Франции Жан Ланн, командующий 5-м Корпусом	Маршал Франции Мишель Ней, командующий 6-м Корпусом	Маршал Франции Иоахим Мюрат, командующий кавалерийским резервом

Битва при Ауэрштедте

Диспозиция сторон при Ауэрштедте

Примерно в то же самое время, когда Наполеон выводил корпусы Сульта, Ланна, Ожеро, Нея, Мюрата, а также свою Гвардию, из Йены, основная армия прусского короля, которую де-факто возглавлял герцог Брауншвейгский, направлялась из Веймара в Наумбург. Пруссаки переночевали в деревне Ауэрштедт, в непосредственной близости (а именно — в деревнях подле Наумбурга) от французов, которыми командовали маршалы Даву и Бернадотт.

Чтобы соединиться с войсками Наполеона со стороны Апольды, на равнинах позади Йены, маршалам необходимо было переправиться через Заале перед Наумбургом и пройти через узкую долину Козен. Получив от Наполеона приказ идти на соединение с ним, маршалы Даву и Бернадот начали своё движение по направлению к основным силам французов: Даву выбрал направление через Эккартсберг, Бернадот — через Дорнбург. Марш 3-го Корпуса Даву был преграждён основными силами пруссаков, с которыми находились король Фридрих и герцог Карл Брауншвейгский, а также фельдмаршалы Вихард фон Мёллендорф и Фридрих фон Калькройт.

По мнению командующего французскими корпусами — Даву — ему противостояли не основные силы короля Фридриха. Маршал был уверен, что прусский король с главными силами выступили против Бонапарта. Более того, Даву не был осведомлён и том, насколько пруссаки были близко от его сил в Ауэрштедте. Тем не менее, маршал принял правильное решение занять в ночное время позицию на крутых склонах Козена. Следует отметить, что ни герцог Брауншвейгский, ни король Фридрих не оценили должным образом обстановку и не заняли Козен, допустив практически аналогичную с князем Гогенлоэ ошибку, который оставил без охранения и должного внимания Ландграфенбергскую высоту близ Йены.

Силы сторон при Ауэрштедте

Армия герцога Брауншвейгского

Под началом герцога Брауншвейгского находились:

Силы	Состав	Численность
Главные силы под командованием герцога Брауншвейгского
Дивизия Виллема I, принца Оранского	11 батальонов пехоты 15 эскадронов кавалерии 2 пешие и 1 конная артиллерийская батарея	8000 2500 около 400
		Всего: около 10 900
Дивизия генерала фон Вартенслебена	11 батальонов пехоты 15 эскадронов кавалерии 3 пешие и 1 конная артиллерийская батарея	8000 2500 около 500
		Всего: около 11 000
Дивизия генерала фон Шметтау	12 батальонов пехоты 15 эскадронов кавалерии 2 пешие и 1 конная артиллерийская батарея	8500 2500 около 400
		Всего: около 11 400
Резерв главной армии под общим командованием фельдмаршала Фридриха фон Калькройта
Дивизия генерала фон Кунгейма	8 батальонов пехоты 15 эскадронов кавалерии 2 пешие и 1 конная артиллерийская батарея	6000 2500 около 400
		Всего: около 8900
дивизия генерала фон Арнима	10 батальонов пехоты 10 эскадронов кавалерии 2 пешие и 1 конная артиллерийская батарея	7400 1500 около 400
		Всего: около 9300

Позднее с этой армией соединился Гебхард Блюхер (в то время ещё генерал-лейтенант). Резервный корпус принца Вюртембергского, в составе которого находилось около 15 000 выдвинулся из Магдебурга на соединение с главными силами слишком поздно, и не принял участие в сражении.

ВСЕГО: около 36 500 пехотинцев, 11 500 кавалеристов и 16 артиллерийских батарей (без учёта войск под командованием Блюхера).

Армия маршала Даву

Под началом маршала Луи-Николя Даву находились:

Силы	Состав	Численность
3-й корпус маршала Даву	Пехота Кавалерия Артиллерия	24 000 1200 44 орудия
		Всего: около 27 000
1-й корпус маршала Бернадота	Пехота Кавалерия Артиллерия	18 500 1500 34 орудия
		Всего: около 20 000

ВСЕГО: 24 000 пехоты, 1200 кавалерии и 44 орудия 3-го Корпуса маршала Даву. Следует отметить, что в сражении принимал участие лишь его 3-й Корпус, в то время как войска, вверенные Императором Бернадоту, бездействовали.

Таким образом, соотношение сил при Ауэрштедте было 2:1 в пользу пруссаков.

Ход Ауэрштедтского сражения

Находившиеся на марше к Наумбургу французские войска, возглавляемые дивизионным генералом Гюденом, в 7 часов утра были остановлены близ Поппеля (нем.) прусскими кавалеристами, которых поддерживала артиллерия. Вот как описывает этот эпизод Чандлер:

Генерал во время марша своей дивизии в авангарде III корпуса Даву …внезапно наткнулся на 4 эскадрона и 1 батарею пруссаков. Гюден сразу принял меры предосторожности, построив свою пехоту в каре, прежде чем продолжить путь. Затем, когда поднялся туман, стала видна прусская кавалерия на расстоянии около 1000 ярдов. Гюден, не теряя времени, открыл огонь. Это заставило сразу же замолчать пушки пруссаков, а их кавалерия пустилась в бегство… Д. Чандлер. Военные кампании Наполеона

Как только Даву стало известно о пруссаках, он приказал Гюдену закрепиться в Хассенгаузене. На этом участке французам противостояла дивизия генерала фон Шметтау численностью около 11 400 человек. Задачей его сил было перекрыть продвижение корпуса Даву на Козен. Пока фон Шметтау готовился атаковать Хассенгаузен, к его левому флангу на подмогу прибыла кавалерия, возглавляемая Блюхером. Скоординированным ударом фон Шметтау и Блюхер оттеснили продвигавшиеся силы Гюдена назад к Хассенгаузену.

В 8:30 утра прибыла дивизия генерала фон Вартенслебена (около 11 000 человек). Его пехота получила приказ укрепить левый, а кавалерия — правый фланг прусских сил. К 9:00 утра на подмогу к Гюдену прибыла кавалерия, а в 9:30 его позиция была усилена дивизией генерала Фриана и 12-фунтовыми орудиями. Эти силы укрепились справа от Гюдена. Наступающие французы стали теснить кавалерию Блюхера назад. Не видя других вариантов развития сражения, Блюхер отдал своей кавалерии приказ атаковать войска Гюдена и Фриана. В этот же момент в атаку пошли два полка герцога Брауншвейгского, однако прусская атака захлебнулась: три эскадрона кавалерии и пехота были остановлены и отброшены назад.

Примерно в 10:00 герцог Брауншвейгский отдал приказ всем своим войскам идти на приступ Хассенгаузена. Вскоре после этого герцог был тяжело ранен (рана оказалась смертельной) и вывезен с места сражения. Генерал фон Шметтау также был тяжело ранен и увезён с поля боя. С потерей этих двух командиров, организованное командование прусскими силами практически прекратилось. Войска находились в тяжелейшем положении…

Пехота Освальда и Принца Оранского, будущего короля Нидерландов Виллема I, прибыла к месту боя в 10:30 утра. В этот момент король Фридрих принял своё единственное решение — разделить силы принца на два фланга. В это же время дивизия генерала Морана прибыла на помощь потрёпанному левому флангу Гюдена.

Теперь, когда Даву ясно увидел колебание прусской пехоты, в 11:00 он отдал приказ своей пехоте идти в контратаку. В результате общего наступления французов войска центра фон Шметтау были полностью разбиты и отброшены за Лиссбахский ручей, кавалерия Блюхера выдохлась и также отступила, а фон Вартенслебен пытался хоть как-то перегруппировать свои силы.

Прусский король осознал, что всё потеряно, и отдал приказ о всеобщем отступлении.

	Дивизионный генерал Этьен Гюден	Дивизионный генерал Луи Фриан	Дивизионный генерал Шарль Моран

Итоги и последствия

В результате ошеломившего всю Пруссию поражения при Йене и Ауэрштедте союзники потеряли более 20 000 человек убитыми и ранеными, а также 18 000 пленными. Большая часть прусской артиллерии оказались в руках французов. Было убито, ранено и пленено 20 генералов.

27 октября, то есть менее, чем через две недели после Йенской катастрофы, император французов с триумфом въехал в Берлин в окружении четырёх своих маршалов и нескольких элитных (преимущественно конных гренадерских и егерских) подразделений Великой армии. Моральное состояние пруссаков было столь сильно подавлено, что всего через месяц после начала войны (то есть 8 ноября) Наполеону сдался прекрасно укреплённый Магдебург. Кроме того, с 15 октября по 5 января 1807 года французам сдались следующие крепости: Эрфурт, Шпандау, Штеттин, Кюстрин, Ченстохова, Хамельн, форт Плассенбург, Глогау и Бреславль.

Пруссия пала. Победа французского оружия в кампании 1806 года была полной, сокрушительной и безоговорочной. Правительство, генералитет и народ Пруссии были подавлены и отказались от сопротивления Императору. По мнению самого Наполеона, Йена стала третьим самым счастливым днем в его жизни после победы при Маренго и под Аустерлицем.

Как отмечал Клаузевиц, Пруссия «погибла из-за своих форм государственного устройства». Феодальное королевство Фридриха Вильгельма III, законсервированное в своём развитии из-за упадка правительственного аппарата и опиравшиеся на одни лишь заслуги своих предков, не выдержало столкновения с революционно-новаторским подходом Франции, выраженным как в новой тактике ведения боевых действия, так и в более прагматичном подходе Наполеона при назначении на руководящие посты в армии.

После поражения при Йене руководящими кругами были сделаны соответствующие выводы, в результате которых была начата модернизация армии, одними из идеологов и претворителей в жизнь который были Карл фон Клаузевиц, Герхард фон Шарнхорст и Август фон Гнейзенау.

Картина Шарля Мейнира «Наполеон в Берлине»	Памятный знак на месте сражения при Йене

Литература

• Мячин А. Н. Сто великих битв. — М.: Вече, 2002. — ISBN 5-7838-0233-6
• Агапеев А. Война наверняка. Военно-психологический очерк Иенской операции 1806. — Варшава, 1897.
• Клаузевиц К. 1806 г. — 2-е изд. — М., 1938.
• Леер Г. А. Стратегические этюды. Йенская операция 1806. // Военный сборник. 1885. — № 1. — С. 5—31.
• Леттов-Форбек О. История войны 1806 и 1807. — T. 1—4. — Варшава, 1895—1998.
• Орлов H. A. Опыт трёхнедельного похода Наполеона против Пруссии в 1806. — СПб., 1856.
• Советская историческая энциклопедия. Т. 5. / Гл. ред. Е. М. Жуков. — М.: Советская энциклопедия, 1964. — С. 753.

См. также

• Наполеоновские войны
• Война четвёртой коалиции
• Наполеон I Бонапарт
• Фридрих Вильгельм III
• Первая Французская империя
• Королевство Пруссия

Ссылки

• [hrono.ru/sobyt/1800sob/1806yene.html Сражение при Йене] на сайте www.hrono.ru (Проверено 4 июля 2011)
• Уртуль Ф.-Г. [adjudant.ru/jena/01.htm Йена, Ауэрштедт. Триумф Орла]. на сайте www.adjudant.ru
• [www.1812panorama.ru/ Музей-панорама «Бородинская битва»]
• [history.scps.ru/jena/images/02-02m.jpg Карта германских государств. 1806 год]

Отрывок, характеризующий Битва при Йене и Ауэрштедте

К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.


Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.


Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.